Осип Григорьевич отложил журнал и оглядел зал. За соседним столиком обедала княгиня Софья Алексеевна Волконская, бывшая фрейлина последней русской императрицы, а теперь шофер парижского такси. Клопп дождался, пока княгиня дойдет до дижестива, и когда Софья Алексеевна потребовала рюмку водки, подошел к ней и поклонился: — Здравствуйте, ваше сиятельство. Сегодня водка за счет заведения. — Мерси. Отчего такая щедрость? — Нуждаюсь в вашей помощи, — не стал юлить Осип Григорьевич. — Ну что ж, помогу, коли смогу. Если эта помощь, конечно, не сильно дороже рюмки водки. — Мне необходима всего лишь одна небольшая справка. — Хотите узнать, что подавали ее величеству на завтрак? — Нет, хочу узнать, далеко ли рю Клозель от авеню де л’Опера. — Проспект Оперы довольно велик, вас какой дом интересует? — Тот, в котором расположен «Банк де Пэи де Сюд». Номера я, к сожалению, не знаю. — А дом на рю Клозель? — Там, где почта. Княгиня на секунду подняла глаза вверх и сказала: — Почта через дорогу от банка, если выйти через задний двор. — Спасибо, мадам. Может быть, выпьете шампанского? — Благодарю, но нет, в это время дня я пью водку. «Формально большевики выдают этот банк за французский, — писал дальше анонимный автор. — Большинство служащих в нем — французы, и при том не коммунисты. Но, конечно, там все ведется по указке большевиков некоторыми их агентами, в руках которых сосредоточены все банковские связи. Много поработал на советскую власть один из директоров этого банка — Дмитрий Сергеевич Навахин. Он оказал и оказывал бы до сих пор огромные услуги ей и в банке, и вне его — среди французского общества. Это был один из деятельнейших помощников большевиков заграницей и в их больших и малых делах. Расследование дела об убийстве Навахина, без всякого сомнения, позволит познакомиться с закулисной стороной его сложной деятельности за последние годы и с его связями среди большевиков и иностранцев. Эти разоблачения представят, конечно, огромный интерес не для одних русских, но и для иностранцев и прежде всего для французского общественного мнения. Если расследование будет вестись удачно, можно будет ожидать сенсационных разоблачений. Будем с нетерпением ждать этих разоблачений!» Не спалось. Осип Григорьевич поднялся, накрыл жену сползшим одеялом, вышел на заднее крыльцо, закурил. «Нет, с ГПУ я бороться не стану, прошлый раз еле ноги унес. Ну его к лешему, этого д’Эврэ. Девочку жалко, конечно, но, как говорится, своя рубашка ближе к телу. Пусть ее убийцу ищут те, кто жалование за это получает. А мне надо завтра к Коркунову сходить, договориться о поставках огурцов. Не луховицкие они у него, конечно, но тоже весьма недурны. Все, хватит в сыщика играть, Ося». На следующий день он дождался, когда супруга отбудет в Париж ухаживать за своей красотой, и похромал в участок. Глава 4 По неведомым Клоппу причинам два совершенно разных парижских предместья в 1926 году объединили в одну коммуну: были Биянкур и Булонь, а стала Булонь-Биянкур, департамент Сена. При этом в Булони были шикарные виллы, а в Биянкуре — шестиэтажные дома без лифта, в Булони был знаменитый лес, в Биянкуре — старое кладбище и грязная речка. В Булони проводили скачки, на которые стекались сливки парижского общества, а в Биянкуре был завод «Рено», на котором работали плохо говорящие по-французски эмигранты. В Булонь люди переходили из Парижа по широкой зеленой аллее, в Биянкур — по пыльной некрасивой торговой улице. В Булони были дорогие рестораны, в Биянкуре — трактир «У хромого Жозефа» и ему подобные. Комиссариат коммуны и вовсе находился в Париже, на улице Шардон Лагаш, в четырех остановках от ближайшей к «Хромому Жозефу» станции метро «Биянкур». Поездка в один конец занимала полчаса, д’Эврэ должен было обернуться еще до обеда, но в этот день в ресторане Клоппа инспектор так и не появился. Не пришел он и на следующий. Д’Эврэ переступил порог «Хромого Жозефа» только через два дня. — Начал я было Гийому рассказывать о ваших догадках, так он меня перебил, сказал, что не ему об этом надо докладывать. Оказывается, дела в комиссариате нет, его забрала Набережная[38], причем сразу, в день убийства, — сказал инспектор, сделав несколько глотков из кружки с пивом. — И из-за этого возникли некоторые затруднения. Инспектор умолк, ожидая вопросов, но Клопп тоже молчал, ибо понимал, о каких затруднениях идет речь. Д’Эврэ долго раскуривал сигарету, но вопроса так и не дождался, поэтому был вынужден продолжить: — Понимаете, Клопп, нашими инструкциями предписывается иметь агентов, но никак не допускается привлекать частное лицо к расследованию, поручать ему обыски, опрос свидетелей и выемку почтовой корреспонденции… Узнай про это наверху, мы с комиссаром получили бы нешуточную взбучку… Да и добытые вами доказательства в суде признали бы недопустимыми. В общем, в рапорте в управление мне пришлось присвоить все ваши успехи… Вы не в обиде, дружище? «С каких это пор я стал тебе другом»? — подумал Клопп, а вслух произнес: — Не в обиде. — Ну вот и чудесно! — в голосе инспектора слышалось явное облегчение. — А то я уже начал переживать. Кстати, можете меня поздравить — я прикомандирован к бригаде, расследующей дело Навахина, и уже два дня езжу на службу на набережную Орфевр, 36. Если покажу себя, есть все шансы там и остаться! — Поздравляю, — сказал Осип Григорьевич. — Мой начальник теперь — бригадир комиссар Рош. Я отрекомендовал вас как весьма способного агента, и он поручил вам одно весьма важное задание! — Стоп-стоп-стоп, месье инспектор! Я к вам на службу не нанимался, посильную помощь оказал и умываю руки. Больше никаких заданий, у меня в ресторане забот хватает. — Все-таки обиделись. — Давайте оставим этот пустой разговор, месье д’Эврэ. — Неужели вы бросите это дело, когда появились все шансы его раскрутить? Один жук всегда узнает другого[39], месье Клопп. За недолгое наше знакомство я успел понять, что вы — настоящий сыщик, а настоящие сыщики бывшими не бывают. Вы из породы тех ищеек, которые, почуяв след, ни за что его не бросят, не добравшись до дичи. Клопп горько усмехнулся: — Может, я и был когда-то таким, господин инспектор, но увы, — Осип Григорьевич тяжело вздохнул, — те времена минули безвозвратно. — Ой, не лукавьте месье Клопп, не лукавьте! Это «увы» выдало вас с головой. Давайте я все-таки расскажу о сущности задания месье Роша, вы меня внимательно выслушаете и тогда уж решите — браться вам за него или нет. — Рассказать-то вы можете, и я даже вас внимательно выслушаю — мне все равно сейчас нечем заняться, — только толку от этого не будет. — Я все-таки расскажу. Дело в том, что вы были абсолютно правы, связав убийство банкира и гибель мадемуазель Фурро! А знаете, почему я это так уверенно говорю? Осип Григорьевич пожал плечами: — Откуда мне знать. — Месье Фурро говорил вам, что его дочь работала в ресторане? — Да, говорил, что она была официанткой. — Не официанткой, а консуматоршей. Впрочем, отец мог об этом не знать. — Кем она была, простите? — Консуматоршей. В ее обязанности входило очаровывать гостей мужского пола и заставлять их тратиться на шампанское и дорогие яства. Сразу после обнаружения трупа Лауры я навестил этот кабачок, он называется «Джигит» и расположен на улице Лепик, на Монмартре. В первой свой визит я ничего путного узнать не смог — со мной попросту отказывались разговаривать. На все вопросы отвечали «нет, месье», «не помню, месье», «не могу знать». Ну а после того, как я рассказал ребятам с Набережной вашу версию, выдав ее по известным вам причинам за свою, мы поехали в «Джигит» вместе с инспекторами Кламаром и Лансело. С ними служащие ресторана были пооткровеннее. И выяснилось, что директор советского банка был частым гостем «Джигита». — Очевидно, там они с Лаурой и подружились. — Скорее всего да, причем так крепко, что примерно полгода назад она из ресторана ушла и появилась там снова только месяц назад. — Получается, полгода назад она поступила на содержание Навахина, а месяц назад рассталась со своим благодетелем. — Именно! А рассталась из-за чего? А из-за того, что забеременела и потребовала на ней жениться! — Навахин по объективным причинам сделать это отказался, так как по французским законам многоженство не допускается, но обещал всячески мадемуазель Фурро помогать, о чем свидетельствует содержание его письма. Но барышне этого показалось мало, и она от него ушла. А может быть, сделала вид, что ушла, рассчитывая, что, будучи отлученным от ее молодого тела, банкир станет сговорчивее. — Я думаю, все было так, как вы говорите. А теперь слушайте дальше. Примерно месяц назад беззаботный доселе Дмитрий Сергеевич вдруг стал беспокоиться о своей безопасности, обзавелся крепышом-шофером и охранником — отставным сержантом из Иностранного легиона. В половине девятого утра месье Навахин садился в автомобиль, приезжал в банк и не выходил оттуда до конца рабочего дня. Ему даже обед в кабинет приносили из соседнего ресторана. В пять вечера банкир уезжал домой и сидел там до самого утра. И так изо дня в день, не исключая воскресений и праздничных дней. — Боялся кого-то? — Определенно. — Как же он очутился на месте, где его убили? — А вот это самое интересное! В воскресенье у дочери месье Навахина был день рождения. Около шести вечера, когда праздник был в самом разгаре, у ворот позвонил уличный мальчишка. На звонок вышел отставной сержант и получил от паренька записку, адресованную его шефу. Прочитав послание, банкир велел шоферу отвезти его к лесной сторожке у Порт-де-Пренс. Жене месье Навахин сообщил, что отлучается по срочному делу и вернется не более чем через полчаса. На поляне, в пятидесяти примерно метрах от сторожки, стояла какая-то дама, лица которой водитель не разглядел. Увидев даму, банкир приказал остановить машину, вышел, подошел к женщине, поговорил с ней несколько минут, после чего они углубились в лес. Больше своего шефа живым водитель не видел. Подождав Навахина три четверти часа, шофер забеспокоился и решил поискать патрона. В это время уже начало темнеть, поиски не привели к успеху. Шофер вернулся в дом, полагая, что хозяин мог добраться туда пешком. Но дома Навахина не было. Мадам Навахина позвонила в комиссариат, но дежурный чиновник организовывать розыск отказался — не пятилетний же ребенок пропал. Остальное вы наверняка знаете из газет. Труп банкира на следующий день нашла дама, выгуливавшая собаку. Патологоанатом обнаружил у убитого только одно ранение — проникающее, в левой области грудной клетки. Удар был нанесен точно в сердце, что говорит о том, что убивал человек, не в первый раз державший в руках холодное оружие. Судя по раневому каналу, убили банкира длинным и тонким клинком, стилетом, скорее всего. По мнению эксперта, для такого удара необходимо обладать не только навыком, но и недюжинной силой, получается, что мадемуазель Фурро убить бывшего любовника не могла. Кстати, раневой канал в теле Фурро аналогичен обнаруженному на трупе Навахина! Вот вкратце и все. — А блондин в спортивной куртке, о котором рассказали все газеты? — Да, есть свидетель — некто Ле Фев, который проезжал на велосипеде в предполагаемое время убийства мимо места, где потом нашли труп Навахина, и видел неподалеку молодого мужчину в спортивной одежде. Но веских доказательств того, что именно этот мужчина и убил банкира, у нас нет. Это мог быть случайный прохожий. Осип Григорьевич задумался.