– А? Что? Да. Хорошо. В смысле, я нормально. – Боже, я ведь не одна. Щеки становятся похожи на помидоры. Старейшина улыбается. – Не переживай. По сравнению со Сташей и Камиэлем это еще цветочки. Были моменты, когда мне казалось, что придется обливать их ледяной водой из шланга, чтобы они опомнились. Я корчу рожицу. Несмотря на то, что я никогда не видела свою мать и почти не знаю Камиэля, речь идет о моих родителях. Слушать об этих розовых соплях все еще противненько. – Но после случившегося сегодня утром я ни за что не позволю вам двоим спать в одной комнате. Возможно, даже буду спать в коридоре с ружьем, на всякий случай. Лицо становится ужасно горячим. Когда у тебя есть парень, это, конечно, клево, но я слишком стеснительная, чтобы показывать свои чувства на людях. Хотя Стил, похоже, совсем не против. Прочищаю горло, мне очень хочется уйти от этой неловкой темы. – А о чем говорил Ставрос? Какой несчастный случай? – Ах. Это… – Никиас тяжело вздыхает, готовясь к разговору, которого нам в любом случае не избежать. – Может, прогуляемся? – А ответы на вопросы будут? Он кивает. – Тогда я в деле. Когда мы проходим мимо местных жителей, они, как всегда, приветствуют Никиаса и желают ему хорошего дня. В Эдеме очень интересно объединена современность и античность. Здесь совсем нет машин, зато в бухте в форме полумесяца, окружающей деревню, стоят красивые реактивные катера. По пути нам встречаются люди, работающие в своих маленьких огородах лопатами или мотыгами, но стоит нам выйти на окраину, дома сменяются фермерскими участками, в которых стоят застекленные теплицы, а в полях работает автоматическая система орошения. Никиас начинает говорить только тогда, когда мы добираемся до апельсиновой рощи. Он срывает с одного из деревьев крупный плод и протягивает его мне. – В младенчестве, тебе тогда было всего несколько месяцев, тебя отравили. Я испуганно вздыхаю, такого я точно не ожидала. Хоть когда-нибудь меня вообще не пытались убить? – Вы думаете, я смогу есть здесь что-либо после подобных утверждений? – Я возвращаю фрукт старейшине. Почистив от кожуры, он разламывает его и подносит дольку к губам. Липкий сок стекает по его пальцам, когда он откусывает ее и начинает жевать. Оставшуюся часть ароматного цитруса тот снова возвращает мне. – Ты выжила, но Камиэль решил, что это было покушение, и убедил Сташу оставить Эдем вместе с ним. А когда он вернулся, год спустя, мы узнали, что твоей матери больше нет. – Вы имеете в виду то, что она стала Отрекшейся? – Об этом сказал мне Торн, как и о том, что о моем существовании он и его армия узнали благодаря ей. Но кто знает, были ли правдой его слова? – Возможно. Об этом тебе лучше спросить у отца лично. – Во взгляде Никиаса читается глубокая печаль. – Камиэль никому не рассказывает о случившемся. Неважно, умерла она или живет в новой ипостаси, для нас она точно потеряна навсегда. Между деревьями дует приятный ветерок, раскачивающий листву. Я кусаю апельсиновую дольку, вкус у нее еще прекраснее, чем запах. – Как вы можете быть так уверены, что ее больше нет? Словам Камиэля вообще можно верить? – спрашиваю я, проглотив кусочек апельсина. – Да, безусловно. Каждый мужчина, женщина и даже ребенок доверил бы ему свою жизнь. Уже доверили. Без него мы бы просто погибли несколько тысячелетий назад. Кроме того, я уверен, что твоей матери больше нет, потому что она ни за что в жизни не бросила бы тебя одну. Да, она очень любила Камиэля, но после твоего рождения она жила исключительно ради тебя одной. Сердце начинает болеть, а глаза щиплет. Я опускаю глаза, чтобы Никиас этого не увидел, но не потому, что стыжусь эмоций, а потому, что не готова делиться ими с кем-то еще. Снова беру себя в руки и задаю новый вопрос: – Вас не волнует, что она может рассказать о том, где находится Эдем, если стала Отрекшейся? Раз уж они узнали обо мне, что мешает ей привести эту нечисть сюда? Никиас отрицательно качает головой. – Эдем под защитой небожителей. Город виден только ангелам и тем, кого сами сюда сопроводили. Даже если Отрекшиеся будут знать о местонахождении нашей деревни, они не смогут в нее попасть. – Он делает глубокий вдох. – Я больше переживаю, что нас найдут чистокровные ангелы. Некоторые не прочь посмотреть, как нас стирают с лица земли. От Падших и Отрекшихся мы защищены. А от них – нет. Есть над чем подумать. Нефилимы, живущие за пределами этого места, относятся к ангелам с подозрением, а у местных очень укоренился страх перед теми, кого они даже не знают. Несколько минут мы шагаем вдоль апельсиновой рощи молча. Вероятно, Никиас не знает ответа, но я все равно хочу задать ему еще один вопрос. – Почему Камиэль отправил меня к людям? Быть отцом-одиночкой не входило в его планы? Никиас оглядывает меня краем глаза, а потом поднимает взгляд к небу; спектральное солнце отбрасывает на нас свои розовые лучи, мягко освещая его лицо. – Камиэль – Ангел Войны. Под его командованием находятся тысячи других, но лишь некоторым известно о существовании Эдема, а о тебе и Сташе знало и того меньше, если знало вообще. Звание для ангелов не просто работа, это часть их сущности. Камиэль не мог просто бросить свое призвание, без Сташи рядом защищать тебя не представлялось возможным. Он не мог воспитывать тебя среди своих, потому что в их кругу слишком много предрассудков о Нефилимах. Он понимал, что Эдем небезопасное место для тебя, и не доверял другим потомкам ангелов. Поэтому он спрятал тебя в единственном месте, где, как он думал, тебя не смогут найти. Может, я и не согласен с подобным решением, но знаю, что далось оно ему очень тяжело. Ну вот, наконец, я и знаю всю правду. С логической точки зрения, возможно, он поступил правильно. Хорошо это или не особо, но вот она я, жива и здорова. Но знает ли он, через что мне пришлось пройти, чтобы выжить? О боли, страданиях, издевательствах. Неужели нельзя было появиться хотя бы для того, чтобы объяснить мне, что я не совсем человек? Знай я это раньше, мне было бы намного легче жить. – Я хотела бы побыть одна, если вы не против. Никиас кивает и, грустно улыбаясь, кладет руку мне на плечо и легонько его сжимает. – Конечно. Нужно время, чтобы все это осознать и принять. Не торопись. Я жду, когда он исчезнет из виду, и бросаюсь бежать. 11. Эмберли Я перестаю бежать только тогда, когда сил совсем не остается. Согнувшись, я кладу руки на колени и делаю глубокие вдохи. По лицу стекает пот, футболка прилипла к телу. Пробежка по фруктовым рощам Эдема была не самой долгой или длинной в моей жизни, но, пожалуй, самой трудной. Это то, что мне было нужно. Сейчас мое тело на пределе, в хорошем смысле этого слова, и напряжение, которое могло вновь взять свое после разговора с Никиасом, как рукой сняло. Поворачиваюсь, чтобы отправиться назад, в деревню, как вдруг что-то падает с неба, присаживаясь передо мной на корточки. Пока Ставрос выпрямляется во весь рост, я отступаю на шаг назад: вид у него очень грозный, впрочем, как всегда. Он шагает в мою сторону, намереваясь сократить расстояние между нами. Испугавшись, я отступаю назад до тех пор, пока не запутываюсь в ветвях лимонного дерева. Их тоненькие концы путаются в волосах и больно врезаются в плечи. Я сердито отмахиваюсь от них и вырываюсь на свободу. – Ставрос. Что происходит? – Неважно, насколько пугающим он может выглядеть, я не собираюсь показывать этому идиоту свой страх. – Ты должна была сдохнуть еще в младенчестве и избавить нас всех от проблем. От шока все тело сковывает, так что своевременно увернуться от его удара я не успеваю. Кулак мужчины встречается с моей щекой, и я падаю на колени. Пытаюсь встать, но он продолжает нападать и пинает в живот, отбрасывая меня к стволу ближайшего дерева. От удара ветви вздрагивают, и на землю падает целый дождь из лимонов. Из горла вырывается хрип, из легких будто высосали весь кислород. Ставрос наступает снова. От его следующего удара я уклоняюсь и откатываюсь в сторону. Его кулак врезается в ствол, дерево заваливается назад, обнажая корни и разбрасывая вокруг комья земли. Что вообще происходит? Очередное «показушное» нападение, как с Широй? Или он реально хочет меня убить? Расправив плечи, старикан решительно наступает в мою сторону. – Ты – убожество. Я усиленно напрягаю мозг, пытаясь собрать то, что знаю, в одно целое. – Считаете меня убожеством, но при этом хотите женить на мне вашего сына? Странно, однако. Он сплевывает на землю. – Брак с моим сыном хоть что-то дал бы тебе в жизни, но Аэро слишком хорош для тебя. Теперь я не позволю этой свадьбе состояться. Несмотря на свое положение, я почти хохочу. Позволит? Ставрос продолжает опасное приближение. – Пора закончить начатое. В этот раз я не допущу той же ошибки, и в живых ты точно не останешься. Закончить начатое? В этот раз? У меня перехватывает дыхание. Это был он. Этот человек отравил меня в детстве. Из-за него Камиэль и Сташа покинули Эдем. События, в результате которых я осталась сиротой, произошли по его милости. Впервые в жизни меня охватывает настолько сильный прилив ярости, взрываясь внутри. Трансформация накрывает меня горячей волной, опаляя цитрусовые деревья вокруг. Ставрос, похоже, совсем не боится, но очень зря. Он виноват, и он заплатит за это своей кровью. Гнев, клокочущий внутри меня, подобен животному. Он заглушает мою совесть и стирает границы между «хорошо» и «плохо». Буквально приказывает мне поддаться и броситься в бой, и я подчиняюсь ему, проваливаясь в забытье. * * * Щурюсь от дневного света. Раздается протяжный стон, я смотрю вниз и вижу кровь. Она повсюду. Все ладони красные, с пальцев тоже капает. Вся рубашка и брюки забрызганы, под ногами тоже алая лужа. Я вся в ней. Я ранена? Ничего не болит. Честно говоря, не считая ужаса и непонимания ситуации, чувствую себя прекрасно. И даже более того. Полной сил.