Прошло три дня, и каждый день на этой неделе походил на другой. Я не против, потому что в предсказуемости есть постоянство. Я стала чувствовать себя в большей безопасности и меньше нервничать. Мои дни проходили по одному расписанию, нечто вроде этого: 1. Проснулась в одиночестве. 2. Чувствую, Твитч наблюдает за мной на ланче. Иногда ловлю его. Иногда нет. 3. Иду домой, и немного паникую на парковке. 4. Ложусь спать одна. Просыпаюсь посреди ночи, прижимаясь к Твитчу. И вот я здесь. Прижимаюсь к Твитчу. Хотя сегодня ночью все немного по-другому. Сегодня он отважился лечь под одеяло и снял футболку. Головой лежу на его обнаженной груди, рукой обнимаю него, как будто обнимаю плюшевого мишку, ногой также обнимаю его. Чувствуя, что я проснулась, он осторожно проводит рукой по моей спине. Потом начинает водить пальцами по моему плечу. — Ты в порядке? — тихо спрашивает он. С минуту я раздумываю над ответом. В порядке ли я? Если принять во внимание, что в моем самом интимном месте покалывает, а соски так напряжены, что могут пробить стекло, то я бы сказала — «да». Прижимаясь щекой к его груди, я вдыхаю его запах. — Да, — на выдохе говорю я. Его пальцы все еще на моем плече. Он ослабляет хватку и сонно произносит: — Спи. С секунду я крепко прижимаю его к себе, а затем расслабляюсь и выдыхаю. Твитч много не говорит. Ему нет надобности. Вы знаете это выражение, что поступки убедительнее слов? Так вот его поступки говорят за него. И мне нравится то, о чем они говорят. Интересно, позволит ли он мне удержать его. Сегодняшний день официально становится днем перемотки. Вы знаете, бывают дни, которые так утомляют и выматывают; дни, когда всё раздражает, и никто не может сказать тебе правильных слов? Мой сегодняшний день был одним из этих дней. Почему именно день перемотки? Потому, что вы хотели бы нажать на перемотку и начать его по-другому. Всё это началось вчера вечером. Я потратила немного больше времени, чем обычно, готовясь ко сну. Я побрила и увлажнила ноги и одела простую, но короткую ночную рубашку, вместо моих пижамных Элмо-штанов. Я освежила себя дезодорантом и духами, удостоверилась, что мои волосы выглядели опрятными. Как только я сочла, что теперь меня не стыдно целовать, я посмотрела на себя в зеркало в последний раз и нырнула под одеяло, удостоверившись, что оставила открытой достаточно обнаженной кожи, чтобы выглядеть соблазнительно для кое-кого определенного, к кому я стала испытывать очень сильное влечение. Точнее, влечение появилось сразу же, как только он опустил свой капюшон, но за последние несколько дней оно возросло в четыре раза. И я решила принять кое-какие меры в этом отношении. Я ложилась спать, воображая, что этой ночью мы, наконец, соединимся. Эмоционально и физически. И я с нетерпением ждала этого момента. Было только одно небольшое упущение в моём плане. Твитч так и не пришёл. Утром я проснулась одна. Я подняла голову и увидела, что противоположная сторона моей кровати была нетронутой. Я почувствовала укол боли. Испытывать боль в данном случае было глупо. У меня щемило в груди, и где-то в глубине души я понимала, что наше совместное время закончилось. Вот так я дожила до сегодняшнего дня. Я уверена, что мои губы выглядят постоянно надутыми, а брови постоянно нахмурены. Я, должно быть, выгляжу, как десятилетняя девочка, которой сказали, что конфет больше не будет. Это раздражает, потому что я хочу конфетку. Я бы сделала что угодно, чтобы получить конфетку. Я хочу, чтобы моя конфетка заставила меня выкрикивать его имя, когда наши тела сольются воедино. Я хочу эту гребаную конфету. Я хочу зафиксировать и упорядочить по алфавиту все красивые татуировки, которые видела на его теле и те, которых еще не видела. Я чувствую, что между нами существует некая связь, которую не могу объяснить. Он заставляет меня чувствовать себя в безопасности от всего. Ото всех. В глубине души я знаю, что он никому не позволит причинить мне боль. Он просто не позволит. И вот теперь конфетки нет. Как раз в то самое время, когда у меня появилась повышенная потребность в сладком. Как обычно. Со вздохом откинувшись на спинку моего офисного кресла, я надеюсь, что время смилуется надо мной и у меня это быстро пройдет. В противном случае, я, возможно, просто сойду с ума. Почувствовав покалывание в затылке, я просыпаюсь. Подняв голову с подушки, сажусь и смотрю на удаляющуюся от меня огромную тень. Мое сердце сжимается. — Твитч? Остановившись на половине пути, он поворачивается и медленно идет обратно к двери моей спальни. Мои глаза свыклись с темнотой, и я наблюдаю, как он смотрит на меня. — Ты не приходил, — шепчу я. Полностью проснувшись, осознаю, как жалко, должно быть, я звучу: почти умоляю моего сталкера-защитника, чтобы он до конца своей жизни со мной спал. Он пристально всматривается в моё лицо в тусклом свете. — Тебе нужна моя помощь, чтобы уснуть? — неожиданно спрашивает он. Чёрт. То, как он это произносит, говорит о том, что если я скажу «да», то спать мы точно не будем. — Да, — мой голос звучит натянуто. Мои соски напрягаются под его зорким взглядом, и он почти решается сделать шаг вперед, но в последний момент удерживает себя на месте. Порывшись в кармане, он достает конфетки и забрасывает их в рот. Посасывая их, он мягко, но в то же время, решительно говорит: — Я трахаюсь только одним способом. Его слова настолько неожиданны, что мои губы приоткрываются и я начинаю тяжело дышать. Он делает шаг вперёд, его глаза неотрывно смотрят в мои. — Грязно, — наблюдая за моей реакцией, он добавляет: — И этот вид грязного секса… — он глубоко вздыхает и на выдохе продолжает: —…который не смывается. Пожелай ему доброй ночи и забудь, что это вообще когда-то происходило. — По-покажи м-мне, — заикаясь, лепечу я. Ты потеряла свой чёртов рассудок. Его карие глаза щурятся, а брови сходятся на переносице. Он явно не ожидал такого ответа. — Я не совсем уверен, что ты понимаешь, о чем говоришь. Я с трудом сглатываю, а он опирается бедром на мой туалетный столик и принимается объяснять: — Ты решишься на это, а потом изменишь свое решение, но я не остановлюсь. Я останавливаюсь, когда трахаюсь, только в самый ответственный момент. Последнее, чего я хочу — это женщина, кричащая, что ее насилуют. Закрыв глаза, я надеюсь, что моя дрожь не заметна. Через силу открыв их снова, я тихо произношу: — Я хочу этого. Выпрямившись, он принимает равнодушное выражение лица: — Умоляй. О, Господи, что? Серьёзно? Попроси его уйти! — Пожалуйста, — говорю я так тихо, что ветер снаружи слышно больше, чем мой голос.