— За что? — За пожертвование. За деньги. Я поняла, что ни разу не поблагодарила тебя, что было грубо с моей стороны. Моя мама разозлилась бы на меня. Ты не представляешь себе, как много мы сможем сделать с этими деньгами. Это… — я замолкаю на мгновение, пытаясь взять свои эмоции под контроль. Потом невнятно шепчу: — Это — неожиданное счастье. Он останавливается, чтобы внимательно осмотреть меня. Его всегда прикрытые глаза лениво исследуют меня. Потом он угрожающе сощуривается: — Не стоит благодарностей. Стоя у офисной двери, чувствую себя неловко и уязвимо. Я хочу поцеловать его, затем он прищуривается: — Я мог бы показать тебе, как ты можешь отблагодарить меня. Улыбаясь, я опускаю подбородок: — Не сегодня, я здесь исключительно по профессиональным мотивам. Его брови вновь поднимаются: — Это правда, мисс Балентайн? Я киваю, и рассматриваю его мускулистое тело, когда он садится на край стола. О Боже, этот мужчина — наслаждение. Я не знаю, нравится ли он мне больше без рубашки или в гребаном костюме. Я не могу сделать выбор. И в том, и другом случае его хочется облизать. Скрестив свои длинные ноги перед собой, он спрашивает с любопытством: — И какова здесь сегодня твоя цель, Алекса? Способ, которым он произносит мое имя, это не просто слово или название, это — ласка. Облокотившись на стену, я отвечаю тихо, немного нервно: — Я хочу узнать, как ты работаешь. Как работает твоя компания. Я хочу узнать, чем ты занимаешь здесь. Его лицо становится суровым. Я понятия не имею, что я такого сказала, но мои ладони начинают потеть. Проводя языком по своим зубам, он фыркает, затем кивает в сторону стула около себя: — Сядь. Когда я не двигаюсь, его глаза находят мои, и он говорит увереннее: — Сядь, Лекси. Делая маленькие шажочки на трясущихся ногах, пытаюсь не упасть. Он выдвигает стул ногой, и я сажусь. Смотрю в его мягкие карие глаза, он также долго прищуренным взглядом пристально всматривается в мои, прежде, чем говорит: — Это компания — прикрытие. Мои глаза округляются, а он продолжает: — Да, мы — компания по производству пластика. Успешная. Очень успешная. Но есть только одна причина, почему парень, как я, покупает место, как это, — говорит он спокойно. — И я думаю, ты знаешь, почему. Ты умная девочка, Лекси. Что ты думаешь, мы производим, и продаем отсюда? Одна мысль внезапно появляется в моей голове, но я отталкиваю ее, пытаюсь игнорировать кровь, которая шумит в моих ушах. Я вспоминаю тот день, когда Хэппи убеждал меня выйти из машины. Ты сидишь в своей машине в промышленном районе, и выглядишь, как наркоманка, которая уже полчаса ждет свою дозу. Так что-либо ты здесь за наркотиками, либо…. Наркотики. Они изготавливают и продают наркотики. Кривая ухмылка появляется на его лице: — Дошло. Мой желудок сжимается. Разочарование и сожаление вращаются в моем неподвижном теле. Мне нужно уехать. Встаю, и пытаюсь избежать зрительного контакта. Я произношу с дрожью в голосе: — Это было глупо, приезжать сюда. Извини за назойливость, Твитч. Этого больше не произойдет. Рука на моем предплечье останавливает меня: — Стой. И я стою, но когда он замечает мою панику, он шепчет: — Дыши. Садясь обратно, я минуту борюсь с дрожью, прежде чем гнев начинает струиться по моим венам. Я шепчу: — Зачем ты рассказал мне это? Ты едва меня знаешь. Он не отвечает. Когда я смотрю на него, его лицо выражает его ответ. Что он знает меня лучше, чем я думаю. Я все еще не могу поверить. — Что, черт побери, с тобой не так? Он щурится, и медленно рассматривает мое лицо, говоря, как бы со скукой: — Я задаю себе этот вопрос каждый день моей жалкой жизни. Я позволяю его ответу соскользнуть с меня. Сейчас не время для сочувствия. Чувствуя себя дерзко, я заявляю: — Я могу позвонить в полицию. Наклонившись, он пальцами пробегает по моей щеке. И глубоко вдохнув, на выдохе отвечает: — Да можешь. Но не будешь. Закрыв глаза, я прислоняюсь к его прикосновениям, которые сейчас на моей челюсти. — Ты не сделаешь этого, потому что понимаешь, что с тобой случится то же, что происходит со стукачами, не так ли, Лекси? Мое тело напрягается. Я отстраняюсь от его излишне приятных прикосновений: — Это угроза? Медленно качая головой, его глаза не покидают моих, когда он отвечает: — Нет. Просто факты. Уставившись на него, я сдерживаюсь и не говорю ему, что знаю о наркотиках все. И нет, эти знания пришли ко мне не из-за этого, что я работаю социальным работником, а из-за необходимости удалять иглу из руки моего брата, когда он был под кайфом и не замечал, что не вытащил ее. Вот, что делало с человеком проживание в нашем доме. Мои родители никогда не получили бы премию «Лучшие родители года». Скорее всего, получили бы — «Ура, ваши дети все еще живы». Отец был алкоголиком и просто подонком. Мама притворялась, что все хорошо и очень много работала. В целом, у меня было двое родителей, которые вообще не были родителями. Мой брат нашел свой путь избегать того факта, что мы никогда не покинем эту адскую бездну. Воспоминания о моем брате всегда наводят меня на строчку из песни «Я, ты и мое лечение» группы «Boys and Gils». Мы все зависимы от того, что прогоняет нашу боль. В этой фразе так много правды. В моем сердце появилась тупая боль, которая внезапно вернула так давно забытые времена, и подняла давно подавленные воспоминания… Я вернулась в реальность, когда Твитч потянул меня вверх, чтобы я встала перед ним. Расставив свои ноги, он тянет меня за руку, пока я не оказываюсь между ними. Разглядывая меня с замешательством в глазах, он говорит: — Думаю сейчас, я готов для этих губ. Его глаза опускаются к моему приоткрытому рту, и я трепещу. Его рука обнимает меня за талию, крепко удерживая меня напротив него. Всем телом я прижимаюсь к нему, мой язык выскальзывает, чтобы увлажнить нижнюю губу. Я хочу этого поцелуя так сильно, что мой голос звучит неубедительно даже для меня: — Ты манипулируешь мной. Вытягивая свободную руку, он пальцами перебирает прядь моих волос, и открыто признает: — Да, — наклонившись, его губы на мгновение касаются моих, прежде чем он шепчет у моей щеки: — Ты понятия не имеешь, насколько большим подарком являются эти мои слова. Но поймешь. Я не понимаю, что это значит. Прежде, чем у меня появляется время задуматься об этом, он приказывает: — Теперь, поцелуй меня, Лекси. Я не буду просить еще раз.