истории.— А вас как-то беспокоит его история?— Ни на дух. Так что…Я не дал ему закончить:— Я потому спрашиваю, что вид у вас уж больно какой-то обеспокоенный. Неважный, прямо сказать. Как будто вас что-то гложет или преследует. Я б даже сказал, вы сейчас прямо-таки напуганы.Попал в яблочко. Правда моих слов читалась уже в реакции Казвелла. Трещины в нем делались все шире, вон уж и винтовка чуть поникла к земле. Я ощущал, как Луис рядом готовится к прыжку.— Не надо, — шепнул я, на что он машинально расслабился.Казвелл, сообразив, какое впечатление на нас производит, подобрался, вскинул оружие к плечу и прицелился; рифленая риска прицела на «браунинге» напоминала вздыбленную спину какого-нибудь животного. Луис рядом досадливо цыкнул. Меня, впрочем, Казвелл уже не страшил: я понял, что все это голимое позерство.— Я вас не боюсь, — сказал я. — Смотрите, не сделайте промах.— А кого ж вы тогда боитесь? — Казвелл дернул головой, стряхивая с волос капельки влаги. — Давайте-ка идите обратно к машине, и вы, и эти ваши коллеги. И руки из-за головы не убирайте, и чтоб духу вашего больше тут не было. Первый и последний раз предупреждаю.Он дождался, когда мы тронемся, и начал пятиться обратно в заросли.— Мистер Казвелл, — окликнул я, приостановившись и обернувшись через плечо, — а вы никогда не слышали о такой Люси Меррик?Рук из-за головы я при этом не убирал.— Нет, — отозвался он не сразу, а после некоторой паузы, словно пытался себе внушить: имя это ему действительно неизвестно. — Впервые о такой слышу.— А о Дэниеле Клэе?— Давайте-давайте, топайте, — вместо ответа прикрикнул он. — А то я с вами тут заболтался.— Мы вернемся, мистер Казвелл. Вы же знаете.Казвелл не ответил. Он продолжал пятиться все глубже и глубже в лес, толком уже и не глядя, уходим мы или нет; по всей видимости, его заботило лишь то, чтобы нас разделяло как можно большее расстояние. Интересно, кому он позвонит из тиши и безопасности своего дома. Хотя какая теперь разница. Мы близки, а Казвелл по какой-то причине разваливается на части. Что может быть желаннее, чем ускорить этот процесс.В тот день под вечер я разговорился за барной стойкой с парнем, который оказался невольным свидетелем перепалки между Энджелом и теми двумя из Джерси. Звали парня Скип (что ж, ну назвали так назвали), было ему двадцать четыре года, и подавал он на степень магистра по общественному планированию и развитию в университете Южного Мэна.Отец Скипа был совладельцем этой гостиницы, а сам он работал здесь летом и но возможности в охотничий сезон. Работу Скип после магистратуры планировал найти в округе Сомерсет. В отличие от однокашников уезжать он не собирался, а надеялся, напротив, обустроить эти места и сделать их более удобными для проживания, хотя в силу своей образованности понимал, что ближайшие перспективы у округа не ахти какие.Скип рассказал мне, что семейство Казвеллов в здешних краях живет уже три или четыре поколения; в родне у них сплошь бедняк на бедняке. В пик сезона Казвелл подрабатывал у туристов проводником, в остальное время подвизался разнорабочим. С годами в проводниках его видели все реже, но подремонтировать иной раз дом по-прежнему звали охотно. Участок Галаада он выкупил без всякой ипотеки. Земля, вопреки словам самого Казвелла, оказалась не такой уж и дешевой, хотя история этого места в самом деле сказалась на его цене. Сумма, которую Отис Казвелл выложил за приобретение, изумила всех — деньги у него никогда не водились; он же при покупке даже не попытался что-либо выгадать по цене или поторговаться с риелтором, который выставил участок на продажу от имени потомков покойного Беннетта Ламли. Стоило сделке состояться, как Казвелл тут же огородил свое приобретение заградительными знаками и канул в глубине территории, как рыба в пруду. Никто к нему туда не совался. А зачем?В итоге напрашивались два варианта, и в обоих из них Казвелл представал в невыгодном свете. Первое: кто-то снабдил его деньгами для покупки, чтобы интерес истинных владельцев к этой земле оставался в тайне, а сам Казвелл попросту закрывал глаза на то, для чего использовался восстановленный на участке дом. Второе: он был активным участником того, что там происходило. При любом из раскладов он знал достаточно, чтобы его держали на прицеле. Номер Казвелла я разыскал в местном телефоном справочнике и позвонил из своего номера. Трубку взяли со второго гудка.— Ждали звонка, мистер Казвелл? — спросил я.— Кто это?— Так мы уже знакомы. Я Паркер.Трубку повесили. Я набрал снова. На этот раз ее подняли лишь с четвертого или пятого гудка.— Чего вам надо? — спросил Казвелл. — Я же вам сказал: я все сказал.— Мне кажется, вы знаете, что мне нужно, мистер Казвелл. Мне нужно, чтобы вы рассказали о том, что происходило в том пустом доме с окнами из оргстекла и укрепленной дверью. Чтобы вы рассказали мне об Энди Келлоге и Люси Меррик. И тогда, может статься, я смогу вас спасти.— Спасти? Меня? От чего? Вы о чем?— Не о чем, а о ком. И не от чего, а от кого. От Фрэнка Меррика.На том конце возникла пауза.— Не звоните сюда больше, — сказал наконец Казвелл. — Не знаю я никакого Фрэнка Меррика, а равно и всех тех, кого вы мне упомянули.— Он идет к вам, Отис. Поверьте. Он хочет знать, что произошло с его дочерью. И в отличие от меня и моих друзей, он с вами цацкаться не станет. Мне кажется, Отис, ваши друзья-покровители вас попросту кинут и оставят с ним один на один. Точнее, вас ему сдадут. Или, как вариант, решат, что вы у них слабое звено, и сделают с вами то, что проделали с Дэниелом Клэем.— Мы не дел… — Казвелл на полуслове осекся.— Не делали что, Отис? Не делали ничего с Дэниелом Клэем? Не убивали его? Ну? Да скажите ж вы обо всем открыто, Отис.— А ну вас на х…! — рявкнул Казвелл. — По всей длине и обратно!И брякнул трубку. На третий раз ее там уже никто не поднимал. Гудок за гудком. Я представил себе Отиса Казвелла в его лачуге «для белых»; как он затыкает себе уши, а затем, не выдержав, выдергивает из стенки шнур, и гудки в трубке из длинных становятся короткими.Опустилась ночь. Стычка с Казвеллом знаменовала начало конца. Эмиссары направлялись на северо-восток — в их числе и Меррик, жизнь которого истекала, подобно песку, плавной струей, но не как в каких-нибудь старомодных песочных часах, а из собственной его руки; из притиснутых к ладони пальцев, сквозь которые через вмятинку у мизинца безжалостно ускользают сухие песчинки. Расспросами о Дэниеле Клэе он сам укоротил себе жизненный срок. Песок он принял раскрытой пригоршней, зная, что не сможет удержать его там надолго, и теперь, как кулак ни сжимай, песчинки будут неизбежно сеяться, убывать с удвоенной быстротой. Меррику оставалось лишь надеяться, что отпущенного времени ему хватит на то, чтобы обнаружить место упокоения дочери.И вот, когда темнота сгустилась, Меррик оказался в гостинице «Олд Мус». Название звучало на манер какого-нибудь старинного постоялого двора, вызывая ассоциацию с деревянными полами, удобными креслами и радушными хозяевами, на свой местный манер привечающими гостей; с гудящим от тяги дровяным камином в холле; с номерами — опрятными, современными и в то же время отражающими слегка кондовый местный колорит; с завтраками с кленовым сиропом, беконом и блинчиками, которые улыбчивые женщины подают на столы с видом на тихие озера и пики, нескончаемые пики хвойных лесов.В гостинице «Олд Мус», надо сказать, никто не оставался на ночь, по крайней мере в постели. В старину люд здесь по большей части отсыпался после выпитого в задней комнате, хотя делал это исключительно на полу, в таком ступоре от выпитого, что единственным пожеланием комфорта у сих постояльцев было место, где можно рухнуть мертвецки и проваляться ночь в смурном бесчувствии. Нынче же даже это небольшое послабление было под вопросом — из страха, что гостиничная лицензия на спиртное, ежегодные дебаты о продлении которой были лакомой костью для обмусоливания местной прессой и плебсом, могла в итоге быть отозвана, стоило лишь просочиться слуху, что гостиница представляет собой хмельную ночлежку для пьяниц. Впрочем, ассоциация от названия гостиницы ошибочной на все сто процентов все-таки не была.Полы здесь и в самом деле деревянные.Меррик сидел в тылу бара, спиной к двери, но со стенным зеркалом перед глазами, позволяющим замечать мгновенно всех входящих, пока те еще не успели засечь его самого. В баре было жарко натоплено. Фрэнк вспотел, даже взмок, но при этом не снимал с себя дубленку — отчасти потому, что так сподручнее держать в кармане пистолет под рукой. А еще потому, что так не видно перебинтованной раны в боку, если та начнет вдруг опять кровоточить сквозь рубашку.С русскими он разделался под самым Бингемом, где Стрим-роуд отходит от Двести первой магистрали и вдоль речки Остин ветвится в сторону поселка Мэйфилд. Меррик знал, что они придут. Для этого было достаточно уже самого убийства Демаркьяна. Хотя были с их стороны и еще кое-какие застарелые обиды, когда Меррик в начале девяностых выполнил пару «заказов» — один в Малой Одессе, другой в Бостоне. Удивительно, что бандиты не наехали на него в тюрьме, но, видимо, тогда его защитил своими стенами сам «строгач», а остальное довершила репутация Меррика. С убийством Рики наверняка поползли слухи. Пошли звонки, заявки на «заказы», взаимозачеты. Может, убивать Демаркьяна было и не обязательно, но этот гнусняк с сухой рукой вызывал омерзение, да к тому же был звеном в цепочке событий, отнявших у Меррика родное существо. При всяком прочем в одном юрист Элдрич прав. Если смерть Демаркьяна обернется чередой дальнейших убийств, то он, Меррик, на них безусловно пойдет. Перед достижением Галаада его не остановит ничто. А уж там наверняка отыщутся ответы на все бередящие душу вопросы.Интересно, как его так быстро умудрились разыскать русские? Ведь он же вроде и машину поменял, а они, гляди-ка, тут как тут, те двое в полноприводном «шеви». Быть может, не стоило оставлять в живых бывшего мужа Ребекки Клэй? Но убивать попусту Меррик не имел привычки, да и тот тип, похоже, ничегошеньки не знал. Даже родная жена, пусть и бывшая, не доверяла ему настолько, чтоб выдать хоть что-нибудь о своем отце.Чувствовал Меррик и то, что едва ли не с самого начала его поисков за ним кто-то неотступно следует, отслеживает каждый шаг. Подумалось о старике-юристе в замшелой конторе, а также о его незримом благодетеле — том загадочном «некто», что дал Элдричу указание помогать Меррику, — где деньгами, где пристанищем, где сведениями. О причинах такой услужливости старик никогда не распространялся, увиливал, отчего Фрэнк вскоре проникся недоверием и, как только появилась возможность, стал от старого прощелыги дистанцироваться (не будем брать в учет то недавнее задержание, тем более что оно оказалось мимолетным). Но даже когда Меррик с особой тщательностью стал скрадывать свои следы, он и тогда иной раз чувствовал, что за ним исподволь наблюдают, будь то в людской толчее где-нибудь в супермаркете или баре, а то и тогда, когда он был вполне один. Ему казалось, что однажды, всего один раз, он уловил смутный облик некоего человека — не облик, а скорее образину, в заношенном черном пальто. Незнакомец с вдумчивой проницательностью разглядывал Меррика сквозь пелену табачного дыма, а с приближением Фрэнка тут же исчез, и с той поры его нигде не было видно.А еще были ночные кошмары. Начались они в том доме-хранилище, вскоре после того как Меррик получил от Элдрича машину и деньги: тусклые бесплотные фигуры с провалами вместо глаз, безгубыми ввалившимися ртами, все в каком-то засаленном порыжелом тряпье — не то пальто, не то допотопные макинтоши с отпавшими пуговицами и ржавыми пятнами на вороте и рукавах. Просыпаясь средь темноты, в зыбкий миг между забвением и явью он словно успевал различить, как они изникают, словно, пока он спал, они склонялись над ним не дыша, но при этом откуда-то изнутри вея вредоносной затхлостью. После того как Меррик то укрывище покинул, сны стали донимать реже, но все равно бывали ночи, когда из пучины сна он выныривал с ощущением, что кожу зудит от какого-то паучьего ползанья, а вокруг тонко отдает гнилостью, чего перед сном явно не ощущалось.Быть может, Элдрич, сочтя его, Меррика, за обузу, навел на него русских с подачи того своего клиента или незнакомца в черном пальто? Может, клиент Элдрича и тот оборванец — одно и то же лицо? Неизвестно. Да и какая теперь разница. Все близится к концу, и недалеко уже желанное спокойствие.Русские проявили беспечность. В зеркало машины он видел, как они держатся сзади, машинах в трех или четырех от него, иногда слегка убыстряясь, чтобы удерживать его в поле зрения. Один раз Меррик съехал на обочину, проверить, проедут ли они мимо. Они проехали, демонстративно на него не глядя, в то время как он расстелил на руле карту и водил по ней пальцем, якобы выверяя маршрут. Обилие грузовиков вокруг не давало им воспользоваться этой его остановкой. Он их пропустил, а сам через несколько минут тронулся следом. Их «Шевроле» маячил впереди на правой полосе (они рассчитывали, что он их обгонит: что ж, извольте). Километров через пять Фрэнк свернул на Стрим-роуд, а оттуда на удачно подвернувшуюся окольную грунтовку. По ней он проехал еще около двух километров, мимо каких-то брошенных хибар и жилого трейлера с притулившимися рядом машинами без колес. Наконец сошли на нет и эти скудеющие признаки человеческого жилья. Дорога сделалась еще ухабистей (машину подкидывало так, что немела спина). Когда вокруг бескрайней стеной потянулся лесной массив, Меррик заглушил мотор. Слышно было, как сзади постепенно приближается «шеви». Выйдя из авто, водительскую дверцу Меррик оставил открытой, а сам подлеском двинулся обратным курсом к подъезжающим русским. Завидев брошенный автомобиль, они остановились. Можно было почти угадать, о чем они там меж собой совещаются. Они уже поняли, что он завел их в ловушку; вопрос сейчас лишь в том, как из нее выбраться в целости, убрав при этом негодяя. Из подлеска Фрэнк видел, как один из них, рыжий, нервозно озирается на пассажирском сиденье. Вариантов у них немного: можно дать задний ход и уехать в надежде повторно настичь гада на дороге, на машине или пешего; можно выйти из машины и с двух сторон подбираться к нему. Правда, при открывании дверец оба они будут крайне уязвимы, ну да двум смертям не бывать; к тому же выстрелом он себя раскроет.Дожидаться этого момента Меррик не стал. Едва рыжий отвернулся, как он метнулся из кустов и стал палить через заднее окно — бах, бах, бах, — замечая сквозь дырья, как на лобовое стекло брызнула кровь, а водитель на сиденье кулем завалился на бок. Его товарищ распахнул свою дверцу, поспешно отстреливаясь: пути к отступлению у него теперь не было. Бок Меррику прошила палящая боль, но он, невзирая на нее, сделал еще один выстрел, с мстительным удовлетворением заметив, как второй русский дернулся и упал, а стрельба, соответственно, прекратилась.Меррик медленно подошел к сгорбленной на земле фигуре; кровь жарко стекала по боку, пропитывая штаны и рубашку. Пинком выбив из руки лежачего пистолет, он встал сверху. Рыжий, с раной в области шеи и еще одной прямехонько по центру груди, лежал на боку возле правого заднего колеса. Глаза были прикрыты, но он дышал. Фрэнк нагнулся, подобрал его «кольт», а в карманах, пошарив, нашел бумажник и запасной магазин для пистолета. «Yev-ge-ny U-ta-rov», — прочел Меррик в водительском удостоверении. Ну, Утаров так Утаров.Из бумажника Меррик вынул триста двадцать шесть долларов и сунул их себе в карман, а порожний кошель кинул на грудь умирающему. Плюнув на землю, Фрэнк удовлетворенно убедился, что слюна белая, без признаков крови. Тем не менее сам факт ранения вызывал у него злость, прежде всего на себя. Вот так, чуть ли не с первого выстрела в него никто не попадал уже много-много лет. Значит, стареем с годами, теряем подвижность, а вместе с тем и время, отпущенное на бессмертие. Меррик чуть качнулся на ногах. Движение привлекло внимание этого самого Евгения, отвлекая его от мыслей о собственной скорой кончине. Глаза у него приоткрылись, чуть шевельнулись губы.— Назови мне имя, — глядя сверху, сказал Меррик. — У тебя на этом свете еще есть чуток времени. Иначе оставлю тебя здесь подыхать. Смерть будет медленная, а муки станут чем дальше, тем невыносимей. Назовешь имя — я сделаю так, чтоб тебе было легче, в смысле умирать.Утаров, или как его там, что-то прошептал.— Давай говори, — велел Меррик. — Нагибаться я больше не буду.Раненый сделал еще одну попытку. На этот раз из горла сухим шелестом клинка о брусок выдавилось слово:— Дубус.Двумя выстрелами в грудь Меррик добил русского, после чего шаткой поступью побрел, кропя за собой след, похожий на давленые ягоды. У своей машины он остановился и, обнажившись до пояса, оглядел рану. Нет, не навылет. Причем пуля вошла глубоко. Когда-то у Меррика имелись люди, к которым можно было обратиться за соответствующей помощью, да только где они теперь. Пришлось обвязаться рубашкой, чтобы как-то унять кровотечение. Накинув затем на голый торс пиджак и дубленку, Меррик уселся в машину. «Смит-вессон», в котором оставалось всего три патрона, он пристроил обратно под водительское сиденье, а «кольт» сунул в карман дубленки. Выезд обратно на шоссе дался с трудом: от тряски на ухабах Фрэнк, чтобы не закричать, скрежетал зубами, но все-таки выдержал. На шестом километре очень кстати оказалась ветеринария; там он под дулом пистолета заставил старика, чье имя значилось на вывеске, вынуть ему пулю (удивительно, как при этом Меррик сам от боли не лишился чувств).Кто такой Дубус, Меррику было известно. Некоторым образом все началось именно с него; с того первого раза, как Дубус набросился на дитя. Эти свои аппетиты он принес в Галаад, а оттуда вся эта парша пошла расползаться. Подставив к голове ветеринара «кольт», Фрэнк потребовал указать, где живет Мейсон Дубус; старик рассказал, поскольку Дубус в этих краях был личностью известной. Тогда Меррик запер ветеринара в подвале, снабдив его для поддержания духа в теле двумя бутылками воды и хлебом с куском сыра. При этом он обещал, что в пределах суток вызовет к нему копов, а до той поры пусть старый сидит здесь и развлекается чем может. В аптечке Меррик разжился тюбиком с тайленолом, а также запасом свежих бинтов и чистыми штанами у старика в шкафу, после чего снова отправился в путь, очень даже нелегкий. Впрочем, тайленол хоть немного, но все же притуплял боль, а потому до Каратунка Фрэнк докатил в более-менее сносной кондиции. Там он свернул с Двести первой, как сказал ему старикан, и добрался наконец до жилища Мейсона Дубуса.Дубус заметил Меррика на подходе к дому. Он его, можно сказать, даже ждал. Дубус не успел еще окончить разговор, когда Меррик выстрелом выбил дверной замок и вошел в дом, оставляя на безукоризненном полу упорно капающую кровь. Нажав на трубке красную кнопку отключения, Дубус бросил трубку на соседний стул.— Я знаю, кто вы, — сказал он.— Это хорошо, — похвалил Меррик.— Ваша девочка мертва.— Я знаю.— И вы тоже скоро умрете.— Может быть, но ты умрешь скорее.Трясущимся пальцем Мейсон ткнул в сторону Меррика:— Думаете, я буду молить о пощаде? Чем-то вам помогать?— Нет, не думаю.Фрэнк поднял ствол «кольта» и выстрелил, дважды.В то время как старик исходил на полу судорогами, Меррик взял его сотовый и перенабрал последний номер. Трубку взяли со второго гудка. Голоса на том конце не слышалось; слышалось лишь чье-то дыхание. Затем связь оборвалась. Меррик кинул мобильник на пол и вышел из дома, слыша, как Дубус сзади тяжело, прерывисто дышит. Пусть сдыхает.Мейсон слышал, как Меррик уходит, а затем отъезжает машина. На грудь давила страшная тяжесть, да еще с пронзающими грудь гвоздями, как в том старинном орудии пыток. Дубус лежал, уставясь лицом в перевернутый потолок. Изо рта сочилась кровь. Было ясно, что жизнь угасает, что осталось ее чуть-чуть. Он начал молиться, упрашивать Бога отпустить ему грехи. Губы беззвучно шевелились в попытке вспомнить нужные слова, но от молитвы отвлекала память, а еще гнев на то, что он умирает вот так, от рук убийцы, покусившегося на беззащитного старика.Он ощутил приток холодного воздуха, а следом услышал негромкий звук. Кто-то приближался; быть может, это Меррик вернулся его прикончить. Шевельнув из последних сил головой, Дубус, впрочем, увидел не Меррика, а полу грязно-рыжего пальто и заскорузлые от грязи старые башмаки. В воздухе завоняло, да так, что Дубус поперхнулся; таким образом оказался испоганен даже момент умирания. Вот отпечатки ног появились и слева, а число незримых присутствий выросло, теперь уже у Дубуса за спиной. Чувствовалось, что они смотрят на его поверженную фигуру. Дубус, накренив голову, увидал мертвенно-бледные черты и дыры мрака в увядшей коже. Он открыл было рот, но уже не оставалось ни слов, ни запаса дыхания.Так Дубус и умер за лицезрением Полых Людей.Фрэнк все ехал, но в глазах у него начинало мутиться, к тому же сказывались боль и потеря крови. От них наступала слабость. Так он доехал до гостиницы «Олд Мус» и, подобно многим до него, поведясь на манящие посулы приюта и возможности прилечь, остановился.Сейчас он сидел здесь в баре, стаканчиком «Джека Дэниелса» полируя проглоченный тайленол, и подремывал в надежде немного набраться сил перед предстоящим броском на Галаад. Никто его здесь не тормошил, не беспокоил. Подобная отключка постояльцев здесь, в гостинице, вполне приветствовалась, лишь бы, очухавшись, гость не преминул снова набраться. Джук-бокс играл салунную музыку, со стен на охотников таращилось стеклянными глазами убитое зверье, в то время Как Меррик дремотно дрейфовал, не зная толком, спит он или бодрствует. Пару раз подходила официантка и интересовалась, в порядке ли гость, на что Меррик осоловело кивал и указывал на стаканчик — дескать, неси еще, — хотя сам пока не справился с первым. Опасался Меррик лишь того, что его отсюда попросят, а он к этому еще не готов.Пробуждение. Дрема. Музыка, затишье, снова музыка. Голоса. Перешептывание.«Папа».Меррик открыл глаза. Напротив него сидела девочка. У нее были темные волосы, а кожа в тех местах, откуда вырывался газ, была порвана. По лбу у нее полз жучок. Фрэнку хотелось его смахнуть, но руки не двигались.— Привет, золотинка моя, — сказал он. — Ты где была?На руках у девочки была грязь, два ногтя сломаны.«Ждала».— Ждала чего, золотко?«Тебя».Фрэнк кивнул.— Ты же видишь, я раньше никак не мог. Я был… Меня заперли на замок, но я про тебя все время думал. Никогда не забывал.«Я знаю, ты был далеко, а теперь ты близко. Теперь я могу к тебе прийти».— Что с тобой случилось, лапка? Почему ты ушла?«Я заснула. Заснула и проснуться не могла».Голос у нее звучал ровно, без эмоций. Глаза не моргали. Меррик заметил, что слева лицо девочки покрыто малиново-бурыми пятнами.— Теперь уже недолго, лапка, — сказал он ей и, найдя в себе силы, протянул руку, коснувшись пальцами чего-то холодного и твердого. Стаканчик с виски опрокинулся на стол и на секунду отвлек, а девочка в этот момент взяла и исчезла. Виски струйкой потекло на пол. Появилась официантка.— Вам, наверное, уже хватит, — сдержанно намекнула она. — Домой пора.Меррик в ответ кивнул и сказал:— Да, пожалуй, ты права. Пора домой.Он шатко встал, чувствуя, как в ботинке хлюпает кровь. Помещение вскружилось; пришлось даже ухватиться за стол, чтобы устоять. Кружение прошло, но вернулась боль в боку. Фрэнк глянул вниз. Штанина сбоку вся как есть пропиталась красным. Не укрылось это и от официантки.— Эй, — сказала она. — Вы че…Поглядев Меррику в глаза, она вовремя спохватилась, что вопрос лучше оставить при себе. Меррик полез в карман и вынул оттуда какие-то купюры. Среди них оказались двадцатка и десятка, которые он кинул официантке на поднос.— Спасибо тебе, золотинка, — произнес он с такой блаженной кротостью во взоре, что официантка недоуменно подумала, кому эти слова предназначаются: ей или кому-то другому, кто ему сейчас видится. — Я уже готов.Меррик, миновав скопище танцующих — льнущих друг к другу пар, шумных пьяниц, любовников и