Джанет кивает. — Без Сюзанны. Или Мелоди, как они тогда ее называли. Мелоди и Хэппи. Умоляющим взглядом Джанет просит мужа продолжить. Обоим явно нелегко обманывать доверие Дисы. А то, что Карен полицейская, делает ситуацию для стариков-хиппи еще более тяжкой. Она ободряюще кивает Брендону, и он продолжает, нехотя, но решительно: — Они не имели здесь разрешения на проживание, так что лучше всего было уехать домой, в Швецию. Вероятно, сначала рассчитывали вернуться сюда, как только девочке будет обеспечен уход и она окрепнет. — Но так и не вернулись? — В Швеции они, кажется, вступили в какую-то религиозную секту. Что-то квазииндуистское, по-моему. Тумас очень скоро порвал с этой дребеденью, а Ингела осталась. По словам Дисы, после родов у нее развился вроде как психоз, но я думаю, там были и другие проблемы. — Наркотики? Брендон смеется. — Ну, травку и гашиш мы все курили, только вот Ингела… как бы это сказать… была здорово не от мира сего. Впрочем, и мы тоже, в определенном смысле, по крайней мере делали вид. Для нас это была осознанная борьба с условностями, однако в ее случае. ну, то есть она как бы играла сама по себе. В общем, Ингела отправилась с этой сектой в Индию и мальчиков забрала с собой. Диса говорила, Тумас целый год потратил, пытаясь отыскать их, но в конце концов махнул рукой. Запер эту часть своей жизни на замок. Да он и прав-то никаких фактически не имел, дети были не его. — А чьи же? — Кто бы знал. В ранней юности Тумас с Ингелой несколько лет жили вместе, но после на несколько лет расстались. Вот тогда-то у нее родился сначала Орьян, а потом Лав. И о том, кто их отец, мы вообще не говорили. Тумас и Ингела, кстати, поженились аккурат перед тем, как мы перебрались в коммуну, а нам тогда в голову не приходило интересоваться, усыновил он мальчиков или нет. — Вы говорите, она взяла с собой мальчиков. А девочка? Хэппи? — Ее она оставила у Тумаса. Карен чувствует, как лицо вспыхивает от злости. Ингела бросила сперва одну девочку, а потом и вторую. Однако по сравнению с братьями обе, пожалуй, вытянули счастливый билет. Выжил ли кто-нибудь из мальчиков, подрастая в религиозной секте в Индии, с матерью, которая помешалась от наркоты? А девочки, о которых, конечно, заботились, никогда не знали материнской любви. Мелоди и Хэппи, думает Карен. Какая жуткая ирония. — В конце концов Тумас переименовал Хэппи в Энн, — говорит Джанет, будто читая мысли Карен. — После отъезда Ингелы он совершенно переменился. Взялся за дело и возглавил отцовскую фирму. На бумаге он считался отцом Энн, ведь они с Ингелой были женаты и девочка родилась в браке. Не знаю, расторг ли он этот брак и жива ли сейчас Ингела… во всяком случае, он никогда больше о ней не слышал. Энн, думает Карен. Наверняка это она. Карен сдерживается, хотя ей хочется поторопить рассказ, перейти к тому времени, когда Хэппи, выросшая под именем Энн Экман, сменила фамилию на Кросби. — Значит, Тумас второй раз не женился? — спрашивает она. — Нет, очевидно, нет. Они с Дисой в течение нескольких лет порой перезванивались и встречались, и она не раз уговаривала его рассказать Энн, что у нее есть единоутробные братья и сестра-близнец, но он ни в какую не соглашался. Все это, мол, законченная глава, а Энн он сказал, что ее мама умерла. Диса держала слово и молчала, вот такая она. — К тому же она понимала, что, если начнет копаться во всем этом, создаст проблемы Перу и Анне-Марии, — вставляет Джанет. Не копайся, думает Карен. Не раскачивай лодку. Пусть былое порастет быльем. Да уж, едва ли успешному бизнесмену Тумасу Экману пошло бы на пользу, если бы всплыла эта история. Вдобавок он рисковал остаться без Энн. Пожалуй, Перу и Анне-Марии Линдгрен это бы тоже на пользу не пошло. Репутация у них в Лангевике и так была не ахти, а если бы выяснилось, что Сюзанна — плод романа между Пером и одной из женщин в коммуне, они бы вряд ли смогли здесь остаться. — Значит, Диса все эти годы молчала? — Да, до смерти Тумаса. Тогда она решила рассказать правду обеим девочкам. Энн уехала в Штаты и вышла там замуж, но на похороны вернулась домой, и Диса ее навестила. — А Сюзанна? Как Диса связалась с нею? — Мы помогли ей выяснить, где работает Сюзанна, так что дальше все было просто. — Но почему? — спрашивает Карен. — Почему Дисе было так важно все рассказать? Ведь куда проще было бы молчать. — Мы тоже об этом думали, — говорит Брендон. — Но Диса твердо верила, что близнец, лишенный второго близнеца, всегда живет с ощущением нехватки. А в этом случае их еще и разделили по ее совету. В довершение всего Энн всю жизнь думала, что ее мама умерла. Мне кажется, Диса жила с чувством вины, которую хотела сбросить с плеч, прежде чем умрет. — Прежде чем умрет? — скептически повторяет Карен. Во всяком случае, ей вполне хватает сил участвовать в испанских паломничествах, думает она. — Полгода назад Дисе диагностировали рак груди. В агрессивной форме, к сожалению. Ничего уже сделать нельзя. 72 Карен включает запись, монотонно называет дату и время, кто находится в комнате и почему. Она догадывается, что сейчас будет: некое признание, отчаянная попытка пойти на сотрудничество, когда отпираться уже невозможно. Скорей всего, Линус Кванне признает, что в ночь Устричного фестиваля действительно был в Лангевике, но будет настаивать, что не имеет касательства к убийству Сюзанны Смеед. Никто ему не поверит. Вопрос в том, верит ли ему сама Карен. И запретный внутренний голос говорит, что ей плевать. Бегло глянув в свои бумаги, она тщетно пытается поймать взгляд Линуса Кванне. Он сидит с опущенной головой и словно бы сосредоточенно пытается оторвать заусенец на пальце правой руки. Она со вздохом оборачивается к адвокату Кванне, Гэри Братосу: — Что ж, допрос проводится по вашей инициативе. Вашему клиенту, очевидно, есть что рассказать. Гэри Братос быстро смотрит на Линуса Кванне, кладет руку ему на плечо и обращается к Карен: — Мой клиент вспомнил определенные обстоятельства, которые, возможно, полезны расследованию. Однако хочу подчеркнуть, что эти обстоятельства никоим образом не меняют его позицию касательно виновности. То есть Линус абсолютно невиновен в убийстве Сюзанны Смеед. — Абсолютно невиновен? — Карен поднимает брови. Да чтоб вас всех, добавляет она про себя. Оказывается, не вполне про себя, понимает она, когда Гэри Братос открывает рот, собираясь выразить протест. Карен опережает его: — Ладно, Линус, выкладывай. Не отрывая взгляда от пальца, Линус Кванне что-то невнятно бормочет. — Говори громче, а то мы не слышим. — Я был в Лангевике. Короче, в тот самый вечер. — Ага. Но для нас это не новость. Как тебе известно, мы установили, что именно там находился твой мобильник. А поскольку ты не заявил, что он украден или потерян, мы уже сделали вывод, что ты тоже был там. Хотя ранее это отрицал. Кстати, почему? — А вы как думаете? Кванне наконец-то поднимает голову. Вызывающе смотрит на Карен, которая спокойно встречает его взгляд. — Вы ведь пытаетесь засадить меня за убийство. А я, черт побери, никого не убивал. — Ну как же, Линус, убивал. На Новый год шесть лет назад, если точно. Кванне быстро откидывает голову, таращит глаза: — Но это же была самозащита. Голос полон негодования, как у школьника, который пытается объяснить, что на самом деле драку в коридоре начал дылда из 5-го “б”. — Так ты утверждал. Пять ножевых, если не ошибаюсь. Причем последние четыре, когда он уже был обезврежен. Кванне резко перегибается через стол. Его лицо теперь настолько близко, что Карен чует кислый запах жевательного табака. — Ах ты, падла… — Спокойно, Линус. — Братос кладет руку на плечо Кванне. — Нет никаких причин провоцировать моего клиента, когда он готов сотрудничать, — добавляет он, обращаясь к Карен. Так же быстро, как вспылил, Линус Кванне успокаивается. Из него словно выпустили воздух, он снова откидывается на спинку стула и со злостью смотрит на Карен. — Тот хмырь пытался пырнуть меня, когда я спасал свою девушку от изнасилования, — бурчит он. — Это что, не в счет? Да какой смысл, нет у меня ни единого шанса. Он безнадежно разводит руками и умолкает. Карен молча ждет, слышит, как Гэри Братос откашливается. — Как и говорит мой клиент, это дело не имеет касательства к данному. — Так что же ты, собственно, хочешь сказать, Линус? Потратим впустую еще уйму времени, или ты готов рассказать, что на самом деле произошло в Лангевике утром после Устричного фестиваля? 73 — И что вы думаете? Динеке Веген ставит кружку с кофе на письменный стол, откладывает в сторону распечатку допроса. — Не знаю, — говорит Карен. — Надо отвечать?