Все. Смеяться сразу перехотелось. — Для тебя это так важно? — смотрю в черные сверкающие глаза. — Представь себе, да, — он предельно серьезен. — Я не думала, — признаюсь честно, — ты никогда не проявлял особой заинтересованности. — Видимой, ты хотела сказать? — он выжидательно смотрит, и меня затапливают непонятные, неизвестные и в то же время яркие чувства к этому мужчине. Он прав. Все это время я чувствовала его поддержку. Даже сейчас я позвонила, и он приехал, хотя мог отказать. Я почти не сомневаюсь, что он говорит правду о своих любовницах, при этом в приоритете у него семья, что бы он ни говорил. Это я, Майя и… Рустам. Судя по тому, что Айдаров уступил, хоть и проскрипел зубами, между ними действительно есть эта договоренность. И что бы ни говорил Демид, для него имеют значение чувства его брата. — Спасибо, Демид. Я правда очень рада, что у нас с Майюшей есть ты, — говорю искренне, тянусь на носочках и целую в небритую щеку. Его небритость тоже идеальна, как раз настолько, чтобы очертить границы. В его глазах мелькает растерянность, смешанная с признательностью. Значит, я права. Он слишком глубоко спрятал в себе мальчика, выросший в семье, которая так и осталась для него чужой. Но это не значит, что тот мальчик исчез без следа. Внезапно накатывает волна злости к Ясмин. Если Демид говорит правду и бывшая свекровь приложила руку к смерти его матери, разве она не знала, что муж приведет старшего сына в семью? Что ей придется мириться с его присутствием, лгать окружающим, лгать собственным детям? Когда Рустам с Русланом узнали, что Демид их брат, они были уже взрослые. А он всегда знал правду, но должен был притворяться. Я уже сто раз думала о том, смогла бы принять сына Лизы. Раньше мне казалось, я ненавижу этого ребенка, особенно когда моему собственному грозила опасность. А теперь, когда я сама мама, понимаю, что ненавидеть его не могу. Но и принять тоже не смогла бы. Идеальный расклад — он живет со своей матерью, моя дочь живет со мной. И мы никогда не пересекаемся. Но скажет ли она мне спасибо потом, когда узнает, что у нее есть двое братьев, о которых я никогда не говорила? — Не знаю, о чем ты думаешь, сестренка, но у тебя в распоряжении ровно час, — обрывает мои глубокие раздумья предмет этих раздумий. — Перелет был не настолько утомительный, чтобы тебе понадобилось больше времени. Так что через час жду тебя в ресторане. Спохватываюсь, уже когда передо мной оказывается широкая спина, обтянутая той же баснословно дорогой тканью, которую я спасла отсутствием тонального крема. — А как же твоя любовница? — кричу вслед спине. — Я позвонил ей и дал отгулы до выходных, — отвечает Демид, не оборачиваясь. — Разумеется, на условиях сохранения оклада. — Ты невозможный циник! Он оборачивается, когда подходит к лестнице. — Не поверишь, меня как раз за это и любят, — улыбается обезоруживающе и меняет тон, постучав по часам. — Пятьдесят пять минут, дорогая, поторопись. А то придется есть штрафной десерт. И я не могу перестать улыбаться даже когда захожу за душевое ограждение. Глава 27 Соня Я укладываюсь в сорок пять. Раздумываю, стоит ли оставшиеся десять минут, выделенные мне Демидом, досиживать в номере. Досиживать не хочется, поэтому спускаюсь по лестнице и совсем не удивляюсь, когда обнаруживаю в небольшом холле старого знакомого Андрея. Он сидит в кресле, заложив ногу за ногу, я приветливо здороваюсь. — Господин Ольшанский вас ждет, — Андрей в ответ поднимается и одергивает брюки. С удовольствием отмечаю, что безупречность охраны Демида как и прежде стремится к бесконечности. В точности как и у их босса. Мы выходим из коттеджа и направляемся к зданию ресторана, выполненного в виде пиратской шхуны, нависающей над водой. Ольшанский ждет меня на верхней палубе прямо там, где развевается черный флаг с черепом и костями. Он сидит за столиком, смотрит на воду, подперев рукой подбородок, и я останавливаюсь в нескольких шагах. — Если ты планировала подкрасться незаметно, то у тебя ничего не вышло, — говорит Демид, не меняя позы. — Забавный интерьер, — выдаю вместо ответа, оценивающе оглядываясь по сторонам, — тебе очень идет. Демид разворачивается всем телом и прищуривается. — Хочешь сказать, из меня получился бы неплохой пират? — Не Дейви Джонс, конечно, — смеюсь я, — для него ты слишком красивый. Скорее Джек Воробей. Или Уилл Тернер. — Пойдет, — удовлетворенно кивает Демид, — лишь бы не мартышка капитана Барбоссы.[1] Он улыбается и поднимается из-за стола. Подхожу ближе, он делает шаг навстречу. Прижимаюсь щекой к небритой щеке, с удовольствием ощущая приятное покалывание. Мужчина отодвигает стул, ждет пока я сяду, а я ловлю себя на том, что во-первых ужасно рада его видеть. Во-вторых, чувствую себя в его обществе свободно и непринужденно. А ведь он ничуть не изменился. Это все тот же Ольшанский с повадками матерого волка, от одного взгляда которого раньше у меня тряслись коленки. Сейчас я чувствую себя с ним на равных. Это потому что я изменилась? Или он просто стал мне больше позволять? Пока делаем заказ, шутим и болтаем о всякой ерунде. — Демид, почему ты не женат? — спрашиваю, поддразнивая «родственника». — Ты такой красивый мужчина! Я говорю искренне, Демид это чувствует. И все равно на его холеном лице отражается неподдельное изумление. — Ты сейчас серьезно? — Как будто ты не знаешь, — снисходительно хмыкаю. — Знаю, конечно, — согласно кивает Ольшанский, — но от тебя это слышать приятно. — Это почему же? — Потому что для начала, ты не умеешь врать. Ну и ко всему прочему, тебе не нужно ко мне подлизываться. Я сразу улавливаю смену в настроении и настораживаюсь. Демид это Демид. С ним не может быть просто и легко. Нет, не так. С ним не может быть просто и легко постоянно. Теперь желательно дождаться, когда он начнет говорить, и я принимаюсь за еду. Демид тоже берет в руки приборы. Некоторое время мы уделяем местной кухне в полном молчании, но я уверена, что надолго парня напротив не хватит. — Я общался с Каменецким, — он не обманывает мои ожидания, — Глеб дал мне расклад по их договоренностям. — И? — поднимаю глаза. Не вижу необходимости уточнять, по чьим именно. Дураку ясно, по чьим. — Айдарову вся эта мудотня вообще не интересна. Но он всерьез нацелился на переезд в твой город. Молчу. Я все это знаю и без Демида. Ольшанский берет со стола свой телефон, неторопливо пролистывает и разворачивает экраном ко мне. — Узнаешь? Я ожидала что-то подобное, и все равно вздрагиваю. Если бы не незнакомые детские одежки, я бы с уверенностью ответила, что это моя дочь в годовалом возрасте. Но это не она. — Да, — стараюсь держать себя в руках, и у меня явно ничего не получается. — Не молчи, Соня. Отвечай. Вот теперь мне снова хочется его убить, но я изо всех сил держусь. — Это сын Рустама. — Неправильный ответ, Соня. Это брат твоей дочери. — Что ты хочешь от меня, Демид? — смотрю прямо в его глаза и с отчаянием понимаю, что проигрываю по всем фронтам. Потому что это глаза моей малышки. — А вот это Дамир, — свайпает влево Ольшанский. — Он конечно не так похож на брата с сестрой, но он тоже родной для твоей Майи. — Да, я знаю, — получается нервно, потому что я как раз об этом думала, стоя под струями воды в душе отеля. — Зачем ты мне это показываешь? — Сколько времени пройдет прежде чем Рустам увидит Майю, Соня? — не обращает внимания Демид. — Сколько ты сможешь ее прятать? Ну пусть месяц, два, полгода. Или ты снова сорвешься в бега?