У дверей в покои Елены он снял окровавленный плащ и кинул его Мерду. Выпустив гнев, он способен рассуждать здраво и принимать даже самые трудные решения. Его встретили радостные улыбки. — Кто? — вопрос прозвучал, как выстрел, а сердце сжалось в ожидании ответа. — Маленькая принцесса, мой повелитель. Геван споткнулся перед дверью и замер, не решаясь войти. Жрец тоже говорил о девочке. Неужели предсказание — правда? Нет, не может быть! Ещё никогда эти предсказания не сбывались точно. Чепуха! Правитель сделал шаг и снова замер: но и жрецы никогда не лишали себя жизни, чтобы доказать свою правоту. В опочивальне царило счастливое оживление. Все поздравляли правителя, но его голову переполняли тяжелые думы. Только что он стал свидетелем беспрецедентного случая, и теперь ему придётся принять сложное решение. Геван пошел к ложу жены. Признаки родов исчезли. Елена лежала на высоких подушках, укрытая шелковым одеялом, и слабо улыбалась ему. Она устала, почти двое суток мучаясь родовыми схватками. Правитель поцеловал ее влажный лоб и перевел взгляд на лежащую возле матери малышку. У дочки розовое личико, пухлые губки и огромные глаза, пока ещё непонятного цвета. Девочка смотрела на отца, и ему казалось, что она хотела что-то сказать. Мороз побежал по спине от пристального взгляда младенца, и Геван непроизвольно свел лопатки. — Мой повелитель, возьмите дочь на руки. Повитуха протянула новорожденную, завёрнутую в меховое одеяльце с вышитым гербом королевского дома. Геван сделал шаг назад. Он ещё был потрясён увиденным в храме и не готов просто так, без сомнений, принять дочь. «Никто не знает о предсказании, — появилась вдруг спасительная мысль. — Мы были одни. Сагон погиб. Если я никому не скажу, то дочь останется жива». Принятое решение облегчило сердце. И тут новая мысль ужасом охватила его голову. Он вспомнил о девушке на жертвенном камне. А если она все видела и слышала? — Мерд! — голос сорвался от напряжения. — Да, Ваше Величество, — командир вышел из тени. — Уничтожь Трилистник! — тихо, так, чтобы никто не услышал, приказал Геван, потом сделал шаг вперед и протянул руки. Малышку положили в его ладони. Девочка по-прежнему не сводила с него глаз. — Мой повелитель, посмотрите сюда. Видите? Повитуха отодвинула край одеяла, и показала шею малышки. На светлой коже темнело родимое пятно причудливой формы. Знак Богов? Но откуда? — Красавица, — шепнула повитуха. — Настоящая звездочка, — Да, красавица, — ответил Геван. — Я назову тебя Эстер — звезда. Малышка скривила ротик и тихонько пискнула, словно согласившись с отцом. Протяжный стон привлек внимание Гевана. Он посмотрел на жену: та сравнялась бледной кожей с цветом простыней, только в медовых глазах тускло светилась жизнь. Правитель передал дочь повитухам и сел на край ложа. Ему показалось, или постель влажная? Но поддержать Елену сейчас важнее. — Дорогая, любимая, как ты? — он взял прохладные пальцы в свою ладонь и нежно поцеловал. — Хорошо, — едва слышно ответила королева. В голосе жены не было жизни, наоборот, казалось, что ещё секунда, и она покинет этот бренный мир. — Что-то не так! Лекаря! Геван вскочил и отбросил в сторону покрывало: белоснежные простыни пропитала алая кровь. Правителя оттеснили в сторону, но он потрясённого глядел на дочь. — Ты… ты… Пальцы скрючились. Правитель вдруг выбросил вперед руки, словно захотел сомкнуть их на крохотной шейке. Мерд кинулся наперерез. — Уберите ребенка! — приказал он. Звериный протяжный вопль пронесся по опочивальне, вылетел в зал и заставил испуганно переглянуться ничего не понимающих лекарей и слуг. — Мой повелитель, — дрожащим голосом произнес придворный врач, — Ее Величество покидает нас. Геван бросился к кровати, растолкал слуг и упал на колени перед ложем жены. — Прости! Прости меня, дорогая! И столько боли слышалось в его словах, что повитухи тоже начали утирать слёзы. Все придворные знали, как любил свою Елену их правитель, как пылинки сдувал с ее обуви, прислушивался к каждому слову. Смерть любимой королевы переживала вся страна. Над дворцом реяли чёрные флаги, придворные облачились в траурные одежды. Государство замерло в ожидании. На лицах даже простых людей был написан вопрос: «Что дальше?» *** Геван три дня сидел в святилище рядом с лежащей на похоронном ложе Еленой. Ее тело облачили в белоснежный саван, длинные светлые волосы переплели золочеными лентами, на лице застыл покой и умиротворение, словно она знала какую-то тайну, но не успела рассказать. Правитель, сжимая руками голову, раскачивался и стонал: — Дорогая, что мне делать? Дай совет! Я не могу убить нашу единственную дочь, но и оставить в стране тоже не могу. Сагон сказал, что принцесса уничтожит Бустерию и весь наш род, и я уже потерял тебя! Будь проклято это дитя! По полу потянуло сквозняком. Геван поднял голову: в дверях стоял верный Мерд. Его лицо превратилось в камень. Ни один мускул не шевелился, только плотно сжатый рот и круги под глазами указывали на то, что он тяжело переживал гибель любимой сестры. — Убирайся! Геван вскочил и толкнул друга в грудь, но тот не сдвинулся с места. — Мой повелитель, пришло время для церемонии. Король толкнул еще раз, потом выхватил из ножен меч и закричал: — Убирайся, я сказал! Ты… ты… человек с каменным сердцем… Это же Елена! Слышишь! Е-ле-на, твоя сестра! Как ты можешь говорить о церемонии? Мерд шумно вздохнул. — Мой повелитель, народ Бустерии стоит у стен замка и ждёт ритуал прощания. Воспаленное сознание Гевана пронзила абсурдность ситуации. Кто смеет приказывать ему, правителю с абсолютной властью? — Чт-о-о-о? Геван выхватил из ножен меч и, шатаясь и спотыкаясь на каждом шагу, помчался к двери. Он не увидел, как Мерд подал сигнал стражникам, появившимся из тайного хода. Те вдруг окружили правителя, отобрали оружие, спеленали его, как ребёнка, и исчезли в проходе. *** Мерд остался один. Он приблизился к ложу королевы, опустился на колено и поцеловал прядь волос. — Прости своего мужа, сестра. Он вне себя от гнева и боли. Он сильный человек, справится с горем, а твою малышку я не дам в обиду. Вот увидишь! Глава 6. Обряд жертвоприношения Голова вдруг прояснилась. Линда почувствовала страшный холод. Дрожало все тело. Девушка приподняла ресницы: напротив неё стоял старик в белых одеждах и что-то бормотал. Потом он поднёс нож к ее лицу, она хотела закричать, дернулась, но тело не повиновалось, словно было парализовано. «Это конец! Мама, папа, простите меня!» — ударила в голову последняя мысль. Но ничего страшного не произошло. — Не бойся, — проскрипел рядом голос. — Все быстро закончится. Линда скосила глаза и сфокусировала взгляд: старик в белой одежде стоял, наклонившись к ее левой руке. — Отпустите меня, — прошелестела она. — Молчи! Тебе доверена великая честь — быть Трилистником предсказания для страны. На твоем теле есть метка Богов. «Что? Какой Трилистник? Это моя родинка — Трилистник? Или есть ещё что-то?» — мысли вяло текли в голове, не трогая душу. Старик внимательно посмотрел на нее, развел два пальца, и между ними закачалась белая бумажка. Она плавно опустилась на лицо девушки, и Линда внезапно перестала дрожать и расслабилась. Сознание затуманилось, и она провалились в темноту. Второй раз Линда пришла в себя неожиданно, словно вынырнула из воды и увидела солнце. Радость волной поднялась в груди. Она свободна! Линда рванулась и… осталась на месте. Она по-прежнему была обнажена и лежала на холодном камне. Камень? Сознание вдруг взорвалось радужными искрами. Точно, теперь она чувствовала гладкую поверхность ложа, его ледяной холод, а также тёплую влагу, которая текла из ее руки, а ещё слышала голоса. Она напряглась. Теперь в комнате стояли двое мужчин и громко разговаривали о каком-то младенце, которого надо убить. Вдруг старик с размаху ткнул себя в горло ножом. Кровь хлынула прямо на Линду. Она дернулась, хотела закричать, но ни звука не вырвалось из сведённого ужасом горла.