Ответ был бы излишним — сваха знала, что нас обыскали. — Разговаривать вы можете по дворцовому телефону. С кем угодно, но… — Кларисса выдержала долгую паузу. — Строго ограниченное время. На всех девушек выделяется два часа телефонной связи в день. С этим временем вы вольны поступать как угодно — может потратить и одна из вас за раз, а можете по-честному разделить на всех. По истечении условленных минут телефон просто напросто выключается. По настоянию Его Высочества, вы можете быть уверены, что прослушиваться разговоры не будут. Раздались возмущенные крики — шутка ли сказать, всего два часа на 26 девушек, каждой из которых жизненно необходимо поделиться впечатлениями об Отборе с родными и подругами. Я так вообще похолодела — неизвестно, как теперь поддерживать связь с майором, и как узнать о продвижении расследования по Хопсвуду. У Ирека слишком много своих незакрытых дел, и если обойтись без регулярных напоминаний, к моему он может отнестись с недопустимой халатностью. Кларисса с затаенным злорадством осмотрела наши погрустневшие лица (что-то мне кажется, она та еще стерва) и продолжила: — Каждой из вас выдадут карточку с определенной, могу сказать, немаленькой суммой, чтобы вы приобрели необходимую одежду, — это было как раз кстати, ведь сумки нам брать запретили. — Никаких указаний на этот счет не будет — вы вольны одеваться в соответствии со своим вкусом и… воспитанием. Еще несколько слов о процедуре Отбора и перейдем к неприятной части нашего с вами знакомства. Неприятной? То есть до этого сплошь пряники раздавали? — Конкурс продлится ровно до того момента, как в Отборе не останется одна невеста, или же… ни одной. Да, да, дорогие мои, такой вариант развития событий тоже может быть, если никому из вас не удастся заинтересовать принца настолько, чтобы он выбрал императрицу, — мне это показалось маловероятным. Ведь тогда Максимилиан не сможет вступить на престол, и придется созывать новый Отбор. — Так как ваше пребывание здесь подразумевает состязание, у каждой будет возможность выделиться и показать ничтожность соперниц, что в принципе одно и то же. Разница только в моральном удовлетворении. Кларисса показала зубы, таким образом демонстрируя, что пошутила. Мы все вежливо улыбнулись. — А вот теперь, как я и обещала, неприятная часть. Девушка, которая упала на дорожке, выйдите вперед. Несчастная, со страхом отпустила мою руку и с трудом подошла к свахе, шатаясь и спотыкаясь. Было заметно, как плохо невеста себя чувствует, но, похоже, это волновало только меня. Кларисса безо всякого сочувствия осмотрела девушку, недовольно поморщилась и приказала: — Представьтесь. — Питта Варс. — Питта, вас предупредили об опасности прикосновений к тому, что протягивают зрители? — Я решила, что раз в руке ничего нет, это безопасно… — Мне плевать, какие мысли пришли в вашу прелестную головку. Вас предупредили? — Да, — Питта понуро опустила голову. — Некоторые из таких условных доброжелателей надевают на руки перчатки, которые пропитывают ядом гренадских собак. И когда вы так безрассудно «подумали» (не делайте этого больше, правда), яд через кожу и поры, попал в ваше тело, вызвав ужасное отравление. Доктор вколол противоядие и вы не умрете, но из Отбора, естественно, выбываете. Империи не нужна столь глупая императрица, не способная следовать советам охраны — она и до коронации не доживет. Насчет дальнейшей терапии обратись к врачу. Вы свободны, милочка. Питта залилась горькими слезами и, уже не стесняясь своей слабости, упала на колени. Большая часть нашей уменьшившейся компании смотрела на нее с жалостью, но Велания и подобные ей, не скрывали ликования. — Оставшиеся девушки, — Кларисса равнодушно отвернулась от Питты. — Преступник, который совершил преступление против государства — напал на невесту принца, будет допрошен. Независимо от исхода допроса будет проведено расследование, и если одна из вас замешана в том, что случилось, ей несдобровать. — Это могла сделать только очень неуверенная в себе особа, — заявила Велания, красноречиво сверля взглядом девушку из Поганки. — Кто-то, у кого подвязки среди отбросов. — Судя по твоей речи, такие связи здесь только у тебя, — фыркнула одна из девушек, с неприязнью взглянув на богатую выскочку. — Ха, — Велания одним движением отбросила волосы за спину. — Будущей императрице такие грязные способы избавления от соперниц ни к чему. — В таком случае в покушении точно виновата ты, — не уступила девушка. Надо выяснить ее имя — она мне, вне сомнения, нравится. — Невесты! — рявкнула Кларисса, мигом погасив начинающийся конфликт. — Вы же не в курятнике! Завтра вам предстоит знакомство с принцем, и спешу напомнить, что подходящих, да и каких-либо других нарядов нет ни у кого. Неужели время до девяти часов вы потратите на распри, а не на походы по магазинам? Всем сравнение с курицами не понравилось, но надо признать, данное Клариссой определение лучше всего выражало степень накала отношений между невестами. Сваха, посчитав, что вопрос исчерпан, развернулась и направилась вверх по витой увитой цветами лестнице, приглашая нас идти следом. Ступени были поистине огромны — на каждой умещалось восемь конкурсанток, правда во избежание подлого тычка или подножки, все старались держаться обособленно. Нас провели в левое крыло дворца. Чтобы до него дойти, пришлось преодолеть множество проходных комнат Центрального павильона, но нам объяснили, что существует и отдельный вход, чтобы невестам не приходилось нарушать запреты при каждой прогулке в сад. В небольшой галерее, по обе стороны которой располагались двери в спальни, Кларисса остановилась. — Это спальная галерея, в которой вы будете проживать во время Отбора. На каждой из дверей спален есть табличка с именем невесты, которая будет в ней проживать. На тумбочке вы найдете карточку с деньгами и телефон. Не успели девушки оживиться, как Кларисса уточнила. — По такому телефону вы сможете соединиться только с аппаратами внутри дворца. Например, с прислугой, или же с шофером. Но вынуждена уточнить, без повода дворец покинуть не удастся — сегодня исключительный случай, но уже с завтрашнего дня для этого вам потребуется отдельное разрешение. Все понятно? Мы вразнобой кивнули, некоторые вслух подтвердили, что вопросов нет, и сваха удовлетворенно улыбнувшись, нас покинула. Моя дверь оказалась третьей справа. Рядом были комнаты Велании и девушки по имени Кризан Арборах. Напротив моей спальни висела табличка с именем Питты Варс, но этой комнате предстояло оставаться пустой. Предназначенная для меня спальня была очень уютной и комфортной. Двуспальная кровать под тонким почти воздушным балдахином; большой, во всю стену шкаф, тумбочка и туалетный столик с зеркалом. Справа у окна едва поместилось кресло. В интерьере в основном использовался голубой цвет, различные оттенки которого изумительно сочетались между собой. Не тратя время, я взяла карточку, вызвала по телефону шофера и отправилась за покупками. Все девушки поступили точно также и в большинстве своем выглядели вполне довольными жизнью. Кроме, пожалуй, Велании. Она шла рядом с симпатичной русоволосой девушкой с немного крупными чертами лица и громко жаловалась ей на организаторов Отбора. Причиной ее возмущения стал тот факт, что невестам приходится суетиться, разыскивать за столь малое время подходящую одежду. Как оказалось, Велании хотелось, чтобы для нее пригласили гарнизон швей. Я, стараясь не засмеяться в голос, ускорила шаг и обогнала бесцеремонную девицу, которая уже обзавелась прихлебательницей. Наверное, грустно быть человеком, настолько недовольным жизнью. Для шопинга батальона невест, на один день остановили работу крупного торгового центра, наводнили его охраной и досконально обыскали продавцов. Бедные кассиры, пробивая товары, опасались лишний раз моргнуть, настолько грозно выглядели мужчины, сопровождающие каждую невесту. Не обошлось и без перепалок. Две девушки (к сожалению, не успела выяснить их имен) сошлись врукопашную, пытаясь поделить понравившееся платье. До нанесения серьезных увечий не дошло — вовремя вмешалась охрана, но платье было безвозвратно испорчено. Во дворец я вернулась в половину девятого и надо сказать успела одной из первых. Шофер принес кучу пакетов в мою комнату и ожидавшие меня служанки принялись скоро разбирать покупки. В этот день ужин для меня принесли в спальню, предупредив, что с завтрашнего дня приемы пищи будут коллективными и в строго обозначенное время. Каждое мое движение горничные сопровождали настороженными взглядами, будто бы подозревали меня в воровстве. Непонятно только, что я должна была украсть в первую очередь — кровать или туалетный столик, от шкафа-то они в настоящий момент не отходили. Не стоит и говорить, что ужин в меня не влез, в такой-то атмосфере. Я вышла в ванную, надела легкое бирюзовое платье и сандалии на плоской подошве, и отправилась прогуляться. Горничные моему уходу искренне обрадовались. Похоже, мы обоюдно в присутствии друг друга чувствовали себя не очень уютно. О предупреждении Клариссы не заходить в Центральный павильон и правое крыло я помнила, и запрет нарушать не собиралась. Мне пришло в голову осмотреть открытую для прогулок территорию, ведь галерея спален невест была практически в начале огромной территории крыла. Другие девушки, по-видимому, примеряли наряды, потому что, проходя по коридору, я периодически слышала восторженные вскрики. Галерея спален сменилась небольшим цветущим садом, который было удивительно видеть не только из-за времени года, но и из-за того, что здания я не покидала. На улице уже стемнело, сквозь стеклянную крышу свет не поступал, но небольшие светильники, скрытые в зарослях и маленькие фонарики по границам аллеи создавали ощущение естественных сумерек. В изумлении я прикоснулась к розовым лепесткам иделльской гортензии, которую раньше видела только на картинках, но вдыхать ее аромат побоялась, зная, что иногда он может вызывать галлюцинации. По роду своей деятельности обо всех растениях, так или иначе вызывающих одурманивание сознания, я была наслышана. Слева, касаясь меня своими колючими розовыми ветвями, склонилась ангарская пихта, взгляд притягивали рваные кусты пиколий, а состоящие из тонких плетеных прутиков кресла, прямо-таки упрашивали присесть. Я выбрала кресло, стоящее в зарослях Межмирской брусники, кусты которой были даже выше меня. Ни одной птицы видно не было, но если прислушаться, можно было различить их пение, равно как и шум ручья. Скорее всего, где-то в стенах, умело сокрытая под плетущимися растениями, располагалась аудиосистема. Меня настигло какое-то светлое чувство, схожее с истинным восторгом, которое всегда наступало, когда я играла на флейте, либо же… В моем детстве, полностью контролируемом мамой, было еще кое-что, доставляющее мне невообразимое удовольствие. Когда мне было десять лет, весь наш класс сбежал с последнего урока. Большая часть детей разбрелись по домам, единицы завернули в кафе, проедать карманные деньги, мне же податься было некуда — мама не работала и нарушение дисциплины сразу бы засекла, а вместо денег мне выдавали вкусные (это не мое мнение) и питательные завтраки. Тогда один одноклассник предложил пойти с ним на тренировку. Разумеется, я согласилась. Полутемное подвальное помещение с разложенными на полу матами меня немного напугало, а когда взгляд поймал существ мужского пола разного возраста, комплекции и даже вида, я и вовсе забилась в истерике. С трудом успокоив, мне объяснили, что в этом подвале занимаются борьбой, и тренер, вроде бы в шутку, предложил попробовать. В этот день домой я пришла с синяками (хотя в пару со мной поставили семилетнего мальчика), но, неожиданно даже для самой себя, одухотворенная. Гнетущее состояние и страх перед матерью не исчезли, но притупились, и я в кои-то веки почувствовала себя свободной. На следующий день я опять пришла в тот подвал, теперь уже прогуливая курсы театрального мастерства. А потом еще и еще, попеременно пренебрегая теми занятиями, которые мама позволяла мне посещать без сопровождения. Удивительно, преподаватели на мои редкие, но систематические прогулы закрывали глаза, наверное, посчитав, что такая старательная и ответственная девочка без уважительной причины уроки бы не пропустила. К четырнадцати годам я достигла довольно высокого уровня владения боевым самбо и межмирской борьбы, но ни в каких соревнованиях не участвовала, ограничиваясь ставшим уже родным подвальчиком. В глубине моей души всегда сидел страх, что мама узнает о моем увлечении. Если уж она флейту считала неинтеллигентной, то, что она могла подумать о борьбе? Раскрылось все абсолютно неожиданно. Я уже училась в колледже, но дополнительные уроки естественно посещала. Преподаватель по ораторскому искусству позвонил маме, предупредил, что урок отменяется. Родительница, занятая своими делами, мне передать эту информацию забыла, и именно в этот день я прогуляла уже отмененный урок и отправилась на борьбу. Удивленная мама выслушала мой рассказ о том, что я хорошо провела день, и нет, раньше не освободилась. Она молчала, но с этой минуты, часы, оставшиеся до моего разоблачения, начали тикать. За мной проследили, обнаружили «этот жуткий разврат» и закатили скандал, который описывать нет никакого желания. Отстоять свое увлечение мне не хватило ни моральных сил, ни опыта манипулирования, поэтому на целый год мне пришлось забыть о любимом подвальчике и друзьях, оставшихся там. Зато, когда уж мне исполнилось 18 лет, я сбежала из дома, и обратилась за помощью к своему тренеру. Во многом благодаря ему, Оррах и принял меня на службу, хотя не имел на то права. И полностью его заслугой является то, что я удержалась на довольно сложной службе в СИБ так долго. Борьба мне пригодилась гораздо больше, чем скрипка. Когда помимо приятных звуков природы послышался звонкий стук каблучков по плиточной дорожке, я подумала, что гортензию все-таки трогать не стоило, но на случай, если идущая ко мне девица реальна, затаилась. Поддерживать с кем-то бессмысленный разговор не хотелось. Сквозь густую листву брусники мне было видно, как девушка, одетая в обтягивающее белое, длиной до колена платье, остановилась рядом с моим укрытием, сняла с себя туфли, и, помедлив (по-видимому, огляделась, лицо от меня было сокрыто), двинулась дальше. Несколько секунд я сомневалась — стоит ли обращать на девушку внимание, ведь вполне может быть, что просто горничная возвращаясь в свою комнату, решила сойти с неудобных ходулей, на которые по случайности поднялась, но чувство эйфории уже исчезло, а любопытство острой иглой жгло небезызвестное место, вынуждая встать. Я осторожно выглянула из зарослей — девушка уже была в конце аллеи, хотя шла очень осторожно, беспрестанно посматривая по сторонам. Такое поведение было более чем странно — вряд ли прислуге запрещено появляться в какой-то из открытых галерей дворца. Большие стеклянные двери, ведущие из сада, девушка открыла с трудом, нечаянно задев стекло туфельками, которые держала в руке. Раздался звон. Негромкий, но девушка вздрогнула и оглянулась, так что я еле успела спрятаться. Лицо ее разглядеть не удалось — приходилось довольствоваться знанием того, что преследуемая мной особа блондинка, а выдающаяся пятая точка и немаленький рост навевали мысли о том, что передо мной одна из невест принца. Дверь и впрямь оказалась тяжелой. Я аккуратно проскользнула в небольшую щелку в тот момент, когда девушка уже пересекла следующую за садом картинную галерею. Помещение было почти не освещено — тусклые светильники на столах только лишь создавали причудливые тени, но если девица вдруг обернется, то не заметить меня не сможет. Приходилось уповать на удачу, и она меня не оставила. Я двигалась, прижимаясь к стене, и старалась приноровиться к чужому шагу, чтобы не приблизиться слишком близко, но и не потерять цель из вида. Удивительно, но девушка будто бы знала куда идти — все быстрее мы проходили через многочисленные коридоры, галереи и лестницы, не теряя времени на раздумья. Несколько раз девушка останавливалась у очередного коридора, прислушиваясь, пережидая патрули и проходящую по своим делам прислугу, и, естественно, такая скрытность возбуждала мое любопытство еще сильнее. Я не сразу поняла, что мы вернулись к Центральному павильону. Немного изменилась отделка коридоров — левое крыло строилось позже всех остальных и его стены в полной мере претерпели влияния новомодных дизайнерских тенденций. Об этом мне говорила мать — ей нравились классические мотивы в оформлении, и надругательство (именно это слово она применяла, хотя я в полосатых стенах ничего плохого не вижу) над важной частью дворцовых построек ее очень возмущало. Разумеется, в материнских мечтах присутствовал момент перестройки дворца, когда я стану его хозяйкой. И, конечно же, происходило бы это под чутким маминым руководством. В общем, факт нарушения запрета свахи мне был известен, но сомнений насчет правильности такого поступка не возникало — преследуемая мной девушка уверенно двигалась вверх по витой лестнице, замирая на пролетах и опасливо оглядываясь, и упустить ее я не имела права. В последний раз девушка оглянулась в полутемном коридоре, находящемся почти под скатной кровлей Центрального павильона, и не заметила меня по чистой случайности — как раз перед этим я слишком рьяно выглянула над перилами лестницы, ударилась носом и инстинктивно пригнулась, потирая пострадавшую часть тела и проклиная и собственное любопытство и задание руководства. Опять не удалось рассмотреть ее лицо, к тому же, пока я поднялась на этаж, девушка нырнула в одну из дверей. Теперь прятаться не имело смысла — коридор был абсолютно пуст, и я медленно двинулась по нему, прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за закрытых дверей. Тихо, опять тихо, и вдруг…злой шепот. — Ты зачем пришла? Я припала ухом к двери. Если бы девица решила выйти, уверена, избежать падения, как морального, так и физического, мне бы не удалось. Что ответили мужчине (а шепот был явно мужской) слышно не было, но мне хватало и одностороннего участия в разговоре. — Допрос неизбежен. Исполнитель это отлично понимал. Почему ты так волнуешься?! О чем это они? Неужели о преступнике, задержанном сегодня на церемонии? Если бы была возможность, я бы еще глубже впечаталась в дверь, дабы выяснить подробности разговора, но увы. — Все хорошо, твоя паника бес-по-лез-на. Думай о главном. Главном? Что для этой парочки главное? Победа в Отборе? Может быть, смерть принца? Или я зря приписываю им заговор, возможно, устранение конкурентки единственное их злодеяние. — Принца здесь нет! — увлеченная догадками и репликами из-за двери, я не сразу поняла, что мужской голос не шепчет, а достаточно громко доносится…из-за моей спины. Резко обернувшись, я увидела мужчину, одетого в темно-зеленый мундир и раздраженно взирающего на меня сверху вниз. Именно сверху вниз. Хотя с моим ростом я уже и забыла, когда это могла позволить себе такую роскошь, как смотреть на чистокровного человеческого мужчину, задрав голову вверх. Лицо мужчины показалось мне странно знакомым и пришлось даже встать на цыпочки, чтобы в тусклом свете настенных светильников рассмотреть его поближе. Темные глаза, нахмуренные брови, прямой нос, твердые губы, сжатые в упрямую полоску, и легкая седина на висках, удивительная оттого, что старым мужчина не выглядел… Вроде бы задерживать не приходилось, и тут меня словно током ударило, даже ноги подкосились. Этого человека я видела каждый день — на плакатах, в выпусках новостей, даже на портрете в кабинете Орраха. Передо мной стоял регент престола Ригарийской империи — Виктор Ригарин. Я запоздало поклонилась, да так и застыла, боясь поднять глаза. Вопрос об изгнании меня с Отбора думаю был решенным, но существовал еще риск того, что меня в какой-нибудь разновидности шпионажа обвинят. — Добрый вечер, — пискнула я, судорожно выискивая достойные поводы появиться в Центральном павильоне. — Я не принца искала.