Я опустилась на кровать рядом с сюрпризом и осторожно провела пальцем по дорогой материи. Подарок, вынутый из объятий бумаги, лежал на кровати, пригласительно раскинув рукава. Нет, ничего особенного — узкие манжеты, скромный вырез, украшенный узорчатой кромкой явно ручной работы, струящаяся тонкая ткань. Но дело было не в этом. Он подарил мне платье. Небесно-синее, до одури красивое платье. Не в силах оторвать взгляд от изящной вышивки, я прикусила губу. Поступок мужчины действительно обезоружил меня — кто же знал, что он на такое способен? И кто знает, чем это мне аукнется в дальнейшем. Платье — это серьезно. Скрип двери прервал мои сумбурные мысли. Бабушка Нейя, возникшая на пороге, не спеша оглядела открывшуюся ей картину и только затем сделала беззвучный шаг в комнату. — А я тебе — вот, — она встряхнула другим свертком, поменьше, — платье принесла. Думала, надеть нечего. Меня с кровати словно ветром сдуло. — Надеть нечего, — подтвердила я, забирая у нее легкую ношу, — спасибо большое. Женщина с сомнением оглядела подарок Майлса и покачала головой. Комментировать ничего она, к счастью, не стала, за что заслужила мою горячую мысленную благодарность. Как только дверь за хозяйкой закрылась, я распотрошила принесенный ею сверток. В нем действительно оказалось платье. Простое, домашнее, сшитое из грубой, но теплой ткани. Светло-голубая материя не струилась, предпочитая немного топорщиться, но мне и этого было достаточно. Прихватив полотенца, я посетила небольшую душевую, а затем, вернувшись назад, первым делом запаковала подарок архимага обратно в бумагу, таким образом убрав его с глаз долой. Затем, не желая долго сидеть на месте, облачилась в другое платье, подпоясавшись найденным там же, в свертке, поясом, и по скрипучей лестнице спустилась вниз. Бабушка Нейя все еще хлопотала на кухне. К ощипанной и опаленной тушке, лежащей на столе, прибавились клубни картофеля и зеленые перья молодого лука. — Быстро ты, — оглянулась она на меня, прежде чем наклониться к печи. — Отдохнула хоть? — Да, — улыбнулась я, скромно присаживаясь на край лавки. Правила приличия прямо-таки вопили о том, что я должна предложить свою помощь, но здравый смысл резонно возражал, что без работы я в любом случае не останусь. Так и получилось. — На столе картошка, почисти, — кивнула на клубни Нейя. Я мысленно застонала, но спорить не стала, вооружившись лежащим здесь же ножом. На этот раз процесс пошел лучше — сказалась практика в походных условиях. Сосредоточившись на том, чтобы шкурки были потоньше, я почти пропустила вопрос хозяйки этого уютного дома. — А что слыхать, Локкурс женится? Пристроившись на другом конце стола, бабушка Нейя шустро шинковала морковь. Кончики седых кос согласно подпрыгивали в такт движению ножа. — Женится, — кивнула я, — только там заминка возникла. — Вот как, — словно не удивилась она, — небось опять шарады выдумывают? То чудище страшное принеси, то цветок папоротника из лап василиска вырви… Что на этот раз? — Почти цветок папоротника, — усмехнулась я, проницательность женщины мне нравилась. — Цветочек аленький просит. — Ах, э-это, — протянула моя собеседница, стряхивая нарубленную морковь в неизвестно откуда взявшийся казанок. — А крайний, как всегда, Майлиус. Локкурс сам небось в жизни бы не доехал, все норовит гонца послать. — Майлс не гонец, — невесть с чего обиделась я, — он просто добрый. — Добрый, добрый, — кивнула женщина, — даже спорить не буду. Но балует он их. Им бы своим умом жить — так нет, все норовят архимагов подключить. Что Майлиуса, что друга его, как там его… — Элькара, — подсказала я, беря последний клубень. — Элькара, да. Вот и бегают оба, проблемы решают. Вот и сейчас поехал муженек твой, проблемы там… Нейя не договорила, прервавшись на полуслове. — Какие проблемы? — тихо спросила я. Тревога маленьким червячком закопошилась где-то в районе солнечного сплетения. — Да не бери в голову, — женщина смело махнула рукой с зажатым в ней ножом, — лес не поделили, теперь ругаются. Парламентера требуют. Вот Майлиус и поехал — поговорит, решит… Не волнуйся, не стоит это того. — А чего вы его Майлиусом называете? — спросила я. — Так не любит он сокращений. Его Майлсом только Лоен называет и еще человека три. Да еще вот ты… Ох, — внезапно переключилась она на плоды моей работы, — ну ты и начистила! Глазки-то выковыривай! Миску вон на подоконнике возьми. Я поджала губы, внезапно осознав, что картофельные критерии Майлса были на порядок проще. Упомянутая посудина действительно нашлась там, где было указано. Набрав в нее воды, я без особого энтузиазма занялась поистине медитативным занятием — выколупыванием глазков у очищенных клубней. Спустя час все было закончено. На печи исходил паром припорошенный зеленью суп, в углу, накрытая подушками и для верности еще и одеялом, доходила каша с овощами. Вкусно пахло чесноком. Желудок сам по себе выдал кульбит и протяжно заворчал. — Все! — Нейя быстро развязала передник и по-девичьи беспечно отбросила его в сторону, где он и завис на спинке стула. — Садимся! — А Лоен? — спросила я, вспоминая, что вроде бы лесничий куда-то собирался. Женщина тут же подтвердила мою догадку. — Уехал. Территория у него большая, без надзора не обходится. Только уедет — сразу что-то приключается: то болотники с кикиморами из-за ягоды дерутся, то лешие медведя посередь зимы будят, чтобы, дескать, деревянников урезонить. Я тихо фыркнула, представив себе внезапную медвежью побудку. Этот смешок не прошел не замеченным хозяйкой. — Вот и я о чем! — Она жестом остановила встающую меня и сама принялась наполнять глубокие глиняные тарелки. — А Лоен здесь один. Вот и мечется, как между молотом и наковальней. Хорошо что хоть Майлиус приехал, поможет немного. — Этот поможет, — хмыкнула я, вспоминая уже усвоенную привычку архимага приходить на помощь сирым и убогим. — Нет, ты не подумай, что он какой-то альтруист, — словно прочла мои мысли женщина, — он справедливый. Но в помощи не откажет. «Особенно сирым и убогим», — мысленно закончила я фразу, захватывая в плен деревянную ложку. После обеда я безо всякого энтузиазма поскребла песком и щеткой торжественно врученный мне огромный котел и, повинуясь суровым указаниям хозяйки здешних мест, набросала туда какой-то неизвестной мне травы из запасов лесничего. — Лоен попросил, пчел брызгать будет, — пояснила Нейя, высыпая в котел серо-бурый порошок из глиняной кринки. — Чтобы размножались лучше и мед слаще был. Любит он пчел своих больше жизни… Лучше бы женился! — торжественно закончила она, беря в руки самую большую ступку из виденных мною. — А чего не женится? — Я по-быстрому сполоснула руки под медным рукомойником. — Да понимаешь, не найдет себе по душе-то, — просто сказала женщина, разминая траву с порошком в однородную кашу. — Чтоб и красивая, и хозяйственная, и пчел любила… Уж подумываю на землю подняться, — она кивнула на потолок, — в храм. Богов попросить, чтоб уже решили все в лучшем виде. — На землю, вы имеете в виду Валигур? — спросила я, не совсем понимая, о чем речь. — Его, родимого, — кивнула Нейя. — Лет десять там не была. Почитай, с конфликта-то самого. Много хоть изменилось, не скажешь? — Много, — кивнула я и, уразумев, что моей помощи не требуется, по старинке присела на подоконник. — Дома новые построили, многоэтажные. В портовых городах причалы новые оборудовали. Женщина на мгновение оторвалась от работы и неожиданно остро взглянула на меня. — А люди? — Тихий вопрос не сразу дошел до моих ушей. — Люди… — Я задумалась. Вопрос был сложным и к быстрому ответу не располагал. — Люди, пожалуй, не изменились. Те же проблемы, те же вопросы. — Ясно, — понурилась Нейя. — Я в принципе и не ожидала. Но надеялась. Следующий вопрос назрел сам собой. — А почему вы интересуетесь? — Да… — Женщина махнула рукой. — Считай, прошлое тянет спросить. Сколько на свете живу, людей насквозь, почитай, вижу — мысли, желания. Оттого и не поднималась в Валигур. Думала, изменится что-то после войны-то. Да где там… Я вздохнула. Это не укрылось от внимательной хозяйки. — Знаю, знаю, что тебя терзает. — Разве? — Я потрясенно уставилась на женщину. Но та лишь улыбнулась и развела руками. — А что делать-то? Дар у меня такой — людей видеть. Недаром почти полсотни лет на королевской службе состояла. Не при короле, конечно, так — но насмотрелась… — Разве русалки служат короне? — Вопрос вырвался у меня прежде, чем успела задуматься о его целесообразности. — Русалки — нет, — покачала головой Нейя, — а вот наяды служили. До определенного момента. Неожиданное откровение меня поразило. Отринув мешавшие мысли, я впервые посмотрела на женщину внимательно. — Что, не похожа? — усмехнулась она. — Уж не обессудь. Люди всегда хотят видеть или крылья, или рога. — Я уже видела, — проигнорировала я отсылку к чертям. — Просто впервые вижу наяду.