— Ну полно тебе, — мягко увещевала Нейя, поглаживая меня по плечу, — не стоит плакать. Все уже позади. Все закончилось. — Не закончилось, — еле выговорила я сквозь слезы, — ничего не закончилось. Я хочу уехать и забыть все, как страшный сон! И свадьбу эту, и… и все! — решительно закончила, вытирая ладонями залитое слезами лицо. — Не хочешь, — едва слышно сообщила мне женщина, — совсем не хочешь. Нейя была абсолютно не права, но спорить, на удивление, не хотелось. На смену слезам и полному раздраю пришло странное ощущение расслабленности. Шмыгнув носом, я окончательно притихла. — Он не должен узнать, — проговорила напоследок, — вообще не должен. — А ты думаешь, он не знает? — Хрупкая рука женщины нежно провела по моим волосам. — Он ведь не дурак, милая. — Не дурак, — покачала я головой. — Но ведь я спрашивала… про Бурелом. — Мало ли что ты спрашивала, — мягко улыбнулась наяда. И неожиданно предложила: — Знаешь, а иди-ка ты спать! Отдохнешь, успокоишься. Обещаю рано не будить, — озорно подмигнула она мне. Против такого соблазнительного предложения я устоять не смогла. Уже в комнате, обнаружив на комоде небольшое зеркало в медной оправе, я при свете керосиновой лампы изучила свое отражение. Да уж, раскрасавица хоть куда: глаза опухли, вместо носа — бесформенная картошка. Припухшие губы и всклокоченные волосы довершали картину. Нет уж, так дело не пойдет. Всхлипнув напоследок, я решительно потянулась к своей сумке. Большой деревянный гребень, который я с маниакальным упорством таскала с собой, нашелся в боковом кармане. Я не доставала его со времен Майкорса — с тех самых пор, как неосмотрительно решилась нагадить своей профессией в городе, где обрела дом и какое-то подобие семьи. Ладно, чего уж там. Приведя в порядок свою условно колосистую гриву, я посетила душевую комнату и, наклонившись, закопошилась в собственных вещах. Первую ночь в нормальных условиях я намеревалась провести, как и все порядочные люди, в кровати — желательно облачившись при этом в подобающее одеяние. Ночная рубашка, не пойми почему путешествующая со мной, обнаружилась на самом дне сумки, решительно зажатая сменными штанами с одной стороны и сменными же носками — с другой. Под всем этим великолепием лежали приснопамятные красные порты, так приглянувшиеся Керлу. Эх, Керл, Керл, как ты там? Небось пьешь пиво в уютном зале трактира и даже не подозреваешь, в какой ситуации находится твоя верная соратница. Издав особо жалостливый вздох, я потянула на себя рубашку… и замерла, нащупав под тонкой тканью что-то еще. Я никогда не страдала отсутствием любопытства. Скорее это был мой бич, благодаря которому мне удавалось регулярно влипать в неприятности. Да что там говорить — даже этим необычным путешествием я целиком и полностью была обязана своему любопытству. Наверное, именно поэтому, вместо того чтобы выпустить из рук что-то мелкое и твердое, я решительно извлекла его на свет божий. Серебристый ободок, украшенный небольшим зеленым камнем, торжественно сделал мне «привет» ручкой: на моей ладони, тускло посверкивая в слабом свете керосиновой лампы, лежало обручальное кольцо Орнессы. Я не знаю, сколько времени я безбожно потеряла, стоя и бездумно пялясь на неожиданную находку. Странно, что кольцо все это время было со мной — во время многочисленных ночевок и вытряхивания из сумки всего подряд оно рисковало быть потерянным, забытым и даже украденным. Но это коварное украшение выждало самый неподходящий для появления момент, чтобы все-таки попасться мне на глаза. Повертев кольцо в пальцах, я не удержалась — поднесла его ближе к мятущемуся огоньку лампы и все же решилась хорошенько рассмотреть. В храме мне казалось, что камень был больше. Хотя с похмелья и не такое привидится. Аккуратный одинокий кристалл был заточен в серебряную темницу в суровой защите четырех лапок-зажимов. Внутри камня клубился непонятный дымок. Что это такое? А хрен поймешь этих архимагов! У них вон даже багаж с приветом — что уж тут говорить об украшениях? Я с неприязнью покосилась на сваленные в кучу седельные сумки архимага. И ведь уехал же налегке — где ночевать будет? Воображение тут же подключилось к процессу, в красках нарисовав бескрайнее поле, одинокий огонек костра и архимага, сиротливо жмущегося к оному в тщетных попытках согреться. Нет, лесом, все лесом! Пусть живет как знает! И кольцо свое пусть заберет! С непонятной злобой я засунула ободок в боковой карман одной из герцогских сумок и с особым злорадством застегнула серебристую пуговицу. А затем, больше не отвлекаясь на одолевающие меня странные мысли, залезла под тяжелое мягкое одеяло и решительно закрыла глаза. В сон я провалилась почти сразу — и овец считать не понадобилось. Утро застало меня на грядке с большой корзиной в руках. Воистину сбор моркови — это не то, чем хочется заняться спозаранку. Нейя выполнила свое обещание — проснулась я действительно в полной тишине, сама. Часы мрачно показывали полшестого утра. Спать, как назло, не хотелось. Вот и пришлось натягивать платье и, содрогаясь от холода, спускаться вниз — на кухню, где проснувшаяся и, как всегда, румяная хозяйка уже суетилась за растопкой печи. Не успела я пристроиться в уголке, как тут же была нагружена корзиной и… дальше вы знаете. Хохлатая курица, кося желтым глазом, неподкупно следила за мной с плетня. Опустошив грядку, я с чистой совестью вернулась в дом, торжественно вручив плоды своей работы наяде. Та одобрительно кивнула и, не тратясь на слова, указала на стол, где уже лежали вымытые и готовые к нарезке… клубни картофеля. — Что, не нравится? — верно истолковала мой взгляд хозяйка. — Да уже как-то и не знаю, — честно призналась я, смело беря нож. Мне даже не пришлось кривить душой — я начала находить особую прелесть в занятии этим однообразным делом. Наверное, сказывалось присутствие Нейи, да и атмосфера располагала к неспешному праведному труду. — Вот и занимайся, — улыбнулась женщина, — когда еще спокойная жизнь выпадет? Майлиус-то и не живет на одном месте вовсе — то здесь, то там. Как блоха скачет. — Прям как блоха? — не удержалась я от улыбки. — Не совсем, — хмыкнула хозяйка, — но в целом так и есть. Да, по сути, и Лоен тоже на одном месте сидеть не приучен — вижу его от силы день-два в неделю. — И не скучно вам одной? — Оторвавшись от рабочего процесса, я мельком взглянула на женщину. — А здесь разве можно скучать? — с неожиданным лукавством взглянула она на меня. — Да дня не хватает, чтобы все успеть! Глаз да глаз нужен — и за хозяйством, и за пчелами. А нечисть… То лешие с кикиморами опять переругаются, то жабью свадьбу на болотах устроят, то зимой медведя из спячки погонят, чтобы, значит, муравейник перевезти подальше. От неожиданных откровений женщины я уронила нож. — Как… муравейник? — Да вот так, — пожала она плечами, — повадились бобры плотину строить — аккурат у Бурелома, рядом с дальней пасекой. А там территория деревянников. Знаешь таких? Я кивнула. — Ну вот, — согласилась Нейя, не отвлекаясь от нарезки моркови. — Раз отвоевали, два отвоевали… Майлиус, кстати, приезжал тогда, штрафов навыписывал. А затем, значит, чтоб зубастым неповадно было, муравейник откуда-то из-за топей приволокли. И муравьи, главное, рыжие, большие — дровяными у нас зовутся, в деревьях живут. Вот и повадились они плотины подтачивать. Я фыркнула, оценив идею на высший балл. — Так зимой речка замерзла, плотина как стояла, так и стоит. Думали, муравьи в спячку залягут до весны, ан нет — точат и точат. Уже и на ульи перебрались. Так Лоен условие поставил: чтобы в неделю муравейника не было. Кто же знал, что они такие шальные? Я вытерла влажные от смеха глаза. — И что медведь? — Да что медведь? — развела руками хозяйка. — Перетащил муравейник и вновь спать залег. Правда, перед этим дня три по огороду шатался, чеснок весь вытоптал, собака! — в сердцах посетовала она, подвигая к себе очищенную луковицу. — А потом все, спать пошел. До весны. — Беру свои слова о скучной жизни назад, — улыбнулась я, поднимая руки. Оживленный разговор прервал хлопок входной двери и тяжелый топот в сенях. — Мама, я пришел! — сообщил Лоен, появляясь на пороге. Перевел взгляд на меня и улыбнулся: — Привет, Райена! — Привет, — улыбнулась в ответ я, стряхивая нарезанную картошку в казанок. — Что Майлс, не вернулся еще? Я покачала головой. — Жаль, жаль… — с искренней грустью констатировал лесничий, присаживаясь за стол и вытягивая ноги в тяжелых кожаных сапогах. — Я там пчел новых привез. Думал, посмотрим… — Он обещал вечером быть, — сообщила я. — Вечером так вечером, — философски произнес русал и стащил из казанка кусок вареного мяса, тут же, впрочем, получив по рукам полотенцем. — Не кусочничай! — скомандовала Нейя, забрасывая оружие обратно на плечо. — Мой руки давай и садись за стол. Покормлю тебя. И ты садись, — кивнула она мне. От раннего завтрака я отказалась, отговорившись желанием подышать воздухом, и, наскоро узнав у лесничего, где конюшня, отправилась навестить Гори. На самом деле это стоило сделать еще вчера, но неожиданный поворот разговора напрочь вымел из моей головы все заботы. Да что говорить — вообще все мысли. Проходя мимо морковной грядки, я прихватизировала последний корнеплод и, проигнорировав протестующее кудахтанье хохлатой курицы, вышла за ворота. Узкая тропинка, вьющаяся между деревьями, вела куда-то вглубь леса. Фруктовые деревья сменились невысоким подлеском и зарослями акации, а затем расступились в стороны, являя мне еще одну небольшую пасеку. И деревянный дом за ней. Точнее, конюшню. Гори моему появлению был счастлив. Правда, вначале все равно немного воротил нос и от моркови, и от не особо заботливой хозяйки. Посыпая голову пеплом, мне долго пришлось уговаривать друга помириться, гладить ему шею, подсовывать морковь с разных сторон верткой лошадиной морды. Наконец конь соизволил сменить гнев на милость, принял оранжевый дар и даже соизволил пройти пару кругов вокруг конюшни. Кажется, ему здесь нравилось. Гнедые лошадиные бока округлились, да и конь выглядел вполне довольным жизнью, — не успела я вкратце пересказать ему все мытарства последних дней, как он, не желая слушать, потянул меня обратно в конюшню. — Предатель, — прервавшись на полуслове, печально констатировала я, заводя его в стойло. Гори издевательски фыркнул и потянулся к свежескошенному клеверу, огромная охапка которого появилась здесь во время нашей кратковременной отлучки. Мне ничего не оставалось, как пожелать другу приятного аппетита и, подивившись невидимому, но высококлассному сервису, покинуть гостеприимную конюшню. Обратный путь не занял много времени. Не успела я полюбоваться окружающим меня пейзажем, как внезапно раздавшееся тихое пыхтение заставило сменить фокус внимания и оглядеться вокруг в поисках странного источника звука.