Этот найдет, я была уверена. А если не найдет, то все равно увяжется со мной — тяга Керла к приключениям во хмелю была притчей во языцех. А уж что он творил… Поэтому сомневаться не приходилось. Тем более что друг выложил на стол свой главный козырь, а именно грустно посмотрел на меня одним — второй был скрыт за челкой — глазом. — Рена, ты меня не любишь. Я поджала губы. — И как ты видишь наше мероприятие? — спросила лишь затем, чтобы потянуть время. Брать с собой Керла уже не хотелось, равно как и изводить на него настойку. С другой стороны, хотелось послушать его версию, хотя бы из любопытства. И поверьте, он меня не разочаровал. Опасно перегнувшись через стол, Керл полез в свою сумку и достал оттуда два полупрозрачных лоскута, один из которых бросил мне. Лоскут, разумеется, не долетел, элегантно осев на пол. — Что это? — Я наклонилась, чтобы подобрать странную вещь. — Это на голову, — проинформировал меня Керл. — Наденем — никто и не узнает. — Керл, это же чулок! — Я аккуратно подняла кружевной предмет туалета. Осторожно принюхалась. — Спасибо хоть, что новый. Думал-то долго? Мой нежеланный сообщник, похоже, вознамерился оскорбиться, потому что обиженно насупился и отвернулся. — На обиженных и пьяных воду возят, — сообщила я, откладывая чулок в сторону. — Рена, ты не понимаешь! Это… это безопасность! — Безопасность на другое место обычно надевают. И в других условиях. — Сдаваться я не собиралась, а вот решение в голову пришло. — Ладно, будет тебе настойка, — словно нехотя проговорила я. Керл просиял. Когда я закончила трамбовать друга в шкаф, уже почти стемнело. Мельком взглянув в окно, поняла, что стоит поторопиться — я хотела покинуть город до того, как закроют ворота. Если Керл прав и Рейгран знает, кто я, оставаться здесь еще на одну ночь будет непростительной ошибкой. Керл… Я виновато посмотрела на шкаф, поглотивший моего друга. Я бы все равно не смогла объяснить ему, почему иду на дело одна. Поэтому была настоечка — не моя, другая. Которая обеспечит парню крепкий и здоровый сон до утра, а то и до полудня — как пойдет. Сумку я, прицелившись, выбросила в окно — как раз в стойло, где жил своей лошадиной сытой жизнью Гори. Конь осуждающе взглянул на меня, но промолчал. Отлично. Спустившись вниз, я приветливо кивнула Биру и налегке вышла из трактира. Со стороны можно было подумать, что я просто отправилась подышать свежим воздухом. Хотя было бы чем дышать… Я с отвращением втянула носом запахи навоза и безысходности, смешанные в равной пропорции с ароматами импровизированной свалки на другой стороне улицы, и нырнула в конюшню. Мальчика, ухаживающего за лошадьми все эти дни, не было. Поэтому я спокойно вывела свое животное, оставив в предусмотрительно прибитой к коновязи плошке пару медных монет. Даже если конюх и придет, тревогу бить не будет — не оставляют конокрады деньги. Но мало ли… Уже через полчаса я, предварительно оставив Гори в городских конюшнях у западных ворот (и велев накормить овсом впрок), выходила из кареты извозчика у храма. Стены храма мягко светились, заставив меня на миг зависнуть, рассматривая сие великолепие. Уж не знаю, что способствовало такому эффекту — магия ли, сила божественной четы или просто лунный свет, но смотрелось внушительно. А вот калитка была приоткрыта. Странно. Я огляделась — никого. Ну потрясающая безалаберность со стороны храмовников! Двери общины в ночное время закрывались, дабы ни у кого не было соблазна посягнуть на святая святых — собственность божественной пары. Хотя в следующий миг я поморщилась, вспомнив увиденное днем, и абсолютно бескультурно хмыкнула: а что здесь брать-то? Уж не является ли это рекламным ходом со стороны служителей храма? Дескать, заходите, гости дорогие, посмотрите, как все обстоит, и заодно денег принесите побольше на ближайшую службу, нам нужнее. Сопровождаемая этими мыслями, я сама не заметила, как добралась до задней стены храма. Ну как не заметила — смотрела по сторонам, конечно. Тем более те же храмовники недавно опубликовали в официальной газете научный отчет, в котором торжественно сообщили, мол, дескать, доказано, что женщина может заниматься двумя делами одновременно — козу там доить и за детьми следить. Ну или подметать и присматривать за готовящимся обедом. Или как я сейчас — идти и думать. Помнится, с этой статьей я с интересом ознакомилась в покосившейся кабинке на заднем дворе таверны в Майкорсе, после чего использовала по прямому назначению — иначе зачем ее туда положили? Два дела заодно сделала одновременно — совесть облегчила и желудок. Скобы я нашла сразу. Покосившиеся, проржавевшие по самое не могу, они начинались на уровне моей головы. Я с сомнением потрогала пальцем самую нижнюю. Словно отзываясь на мои мрачные мысли, та внезапно заскрипела. Здравый смысл от скрипа проснулся и злорадно напомнил мне, что некоторые приключения, как правило, несовместимы с жизнью. Хотя что мне оставалось делать — моя жизнь и так несовместима. С Рейграном. А посему я примерилась, подпрыгнула и, упершись ногами в стену, а затем в нижнюю скобу, ступила на шаткий (во всех смыслах этого слова) путь взломщика. С физической подготовкой у меня проблем почти нет. Бегаю, прыгаю, по деревьям опять-таки лазаю. Правда, плавать умею только вертикально вниз, но это ведь пустяки. Главное, чтобы под ногами было дно. К середине пути я успокоилась и даже стала мурлыкать себе под нос нечто жизнерадостное. Это меня и подвело, когда очередная скоба отделилась от стены и ржавым росчерком полетела к земле. Ноги соскользнули с поддержки и повисли в воздухе. Твою мать… Я с ужасом покосилась вниз — туда, где в слабом освещении храмового сада виднелись злополучные кусты. Растущие слишком далеко от стены, чтобы быть уверенной в том, что я останусь цела. Я попыталась подтянуться на единственной руке, благодаря которой еще не спикировала вниз с высоты шестого этажа. Словно предупреждая меня, скоба заскрипела. Я похолодела. Быть такого не может, чтобы я закончила свою жизнь подобным образом! А поэтому во мне взыграло то единственное женское, что еще оставалось. — Помогите! — почему-то шепотом известила я отсутствующую общественность. — Да-да, я тебя слышу, дорогая моя, — новым скрипом ответила мне верхняя скоба и плавно поползла одним концом вниз. — Звездец! — ответствовала я. Зажмурилась, чувствуя, как толчками выдергивается из моей руки железная опора. И полетела вниз. Реальность дала знать о себе мощным пинком под вестимо что. Удивительно, как еще ударилась я только мягким местом — ведь, по идее, при таком падении я не собрала бы костей. А еще… почему у меня ощущение, что я еще жива? Поерзав, я ощутила под пятой точкой нечто твердое. Ощупав это твердое руками, я предположила, что подо мной деревянный пол — так, по крайней мере, сообщило осязание. А вот интуиция… Интуиция во все горло вопила, что в этом странном помещении я не одна. Наполовину приоткрыв правый глаз, я увидела сияющий силуэт напротив. — Это тот свет? — Любопытство оказалось сильнее вежливости. — Это грешная земля, — ответил мне полный яда мужской голос. — Это что-то новенькое, — не растерялась я и приоткрыла и левый глаз. И так и застыла. С приоткрытыми глазами, ржавыми ладонями, сидящая на холодном полу большой комнаты с книжными стеллажами. Перед чертовски злым Майлиусом Рейграном, его высочеством герцогом Оорским. Глава 5 НА ЛОВЦА И ЗВЕРЬ Я уже говорила, что не питаю к Рейграну никаких нежных чувств? Кажется, говорила. Но это не мешает мне повторить еще раз. Никаких. Нежных. Чувств. Напротив, этот человек никогда не вызывал во мне иных чувств, кроме отторжения. И данный случай не был исключением. Особенно в те мгновения, когда герцог стоял напротив, сверля меня взглядом. — Значит, Райена, — протянул он, а я прикусила губу. Глупо было надеяться, что мой маскарад сойдет незамеченным для архимага такого уровня. Возможно, визуально, в городе, но здесь… Да и кому придет в голову лезть ночью в хранилище? Разве что тем, кому приспичит. А приспиченных в Оорске было ровно двое. — Раз пошли на дело я и… кгм, — убито недоцитировала я известную песню про юшских торговцев. Герцог неопределенно хмыкнул — видимо, тоже был знаком с народным творчеством. И вновь уставился на меня, на сей раз основательно. И время остановилось.