– Мне вот что любопытственно, кто же из Хардингов к Дикой Охоте присоединился, хоть их из столицы турнули? – Я так думаю, Густ, из девок кто-нибудь, – второй голос – молодой, звонкий. – Цельный год ждала, вот и не утерпела. Бес под юбкой защекотал. – Тьфу на тебя, Кир! Ты про другое что-нибудь думать можешь? – Где уж мне, горемыке! Только, помяни мое слово, девка это была – некому больше. – А я помню, Клайм говорил, что молодой король от колдовства сильно обжегся. А волк-то серый нынче хромал! – Закатай губу! Сидит твой король сейчас у магов на острове, в темном подвале, цепями железными прикованный. – Да нельзя ему в железных цепях! Жжет оно его, железо-то! – А уж это его беда. Льзя, нельзя – знай сиди! – Хватит языками-то молоть! – прикрикнул третий – судя по голосу, самый старший. – Говорили вчера: кольцо нужно рвать. Так рвать будем или лясы тут до рассвета точить? – Рвать, вестимо, Гис, рвать надо, – поспешно заговорил младший. – После указа королевского нам по крепостям жить нельзя, друзей опять же своих под топор подвести можно. Нельзя нам более кольцом стоять. Уходить надо. Взять каждому по куску силы да и разбежаться. – Как осенью дивы придут, крепостям без нашего кольца не выстоять будет, – возразил Гис. – А им так и так не выстоять, – буркнул Густ. – Сам видел небось, как дивы белого оленя у Хардинга отбили. Не будет Королевству удачи нынешней осенью. А как из войны выпутываться, это пусть у Рагнара да у пердунов с Острова голова болит. Сами нам огненной смертью грозят, а мы их от дивов спасай?! – Так ты тоже думаешь: рвать? – уточнил Гис. – Рвать, ясное дело. – А ты, Десс? Женщина молча пожала плечами. – Ладно, начнем благословясь. Шеламцы сели вокруг костра, вытянули перед собой раскрытые ладони и негромко запели. Кали подался вперед, чтобы уловить слова заклятия, но его ждало разочарование: это была всего лишь старая колыбельная, какую знала всякая баба в деревне: Все лисицы спят, и куницы спят. Все ласточки спят, и касаточки спят. И соколы спят, и соболи спят. Песня накатывалась ровно, как морской прибой, укачивала, затягивала, и на ладонях колдунов затеплилось, а потом стало разгораться, темнеть, наливаться силой кольцо бурого огня. По норочкам спят ласточки, По гнездышкам – касаточки, На дереве спят соколы, Под деревом спят соболи. Потом песня переменилась, и языки пламени послушно вытянулись, заиграли в полную силу. Говорит куна куне: Это кто там во гнезде? Это кто там во гнезде, Во глубоком во дупле? Во глубоком во дупле Сидит семеро птенцов. Сидит семеро птенцов, Серых семеро совят. Уж как трех-то мы съедим, Трех-то детям отдадим, У седьмого, у последнего, Только крылья объедим! То не семеро совят – Семеро бесенят. Семеро бесенят, Они тоже есть хотят. Они кун-то подождут Да на части разорвут! На последних словах шеламцы разом хлопнули в ладоши, огненное кольцо разорвалось на четыре части, зашипели, извиваясь, последние языки пламени и пропали в рукавах колдунов. – Вот и поделили Силу-то, – сказал довольный Кир. – Ты где хорониться надумал, Гис, ежели не тайна? – Да какая там тайна? Я и не думал толком. Неловко как-то. Будто на похоронах за вдовой ухлестывать. Можно к выкупным маркграфам податься. Они на своей земле хозяева, королевская воля им не указ. Опять же, не первый год с дивами воюют, знают, как шеламца приветить. – За… Забудь ты про маркграфов! Король им не указ, но против Островных Магов и они не попрут. Мы вот с Густом надумали за Шелам уйти. – Наскрозь? – не без ехидства поинтересовалась женщина. – А, бодай тебя! – огрызнулся Кир. – Закрайком, как все добрые люди. В Зашеламье, небось, королевствов-то много. А колдуны везде нужны. – Да помолчи ты, огрызок шеламский! – бросил Густ сердито. – Шуршит навроде что-то в кустах! Кали замер, но когда два колдуна, разводя руками подлесок, стали приближаться к нему, понял, что обнаружен, и бросился в бега. Не тут-то было! Они в момент догнали его, скрутили и потащили назад к костру. – Пацаненок какой-то подглядывал за нами! – закричал Кир. – Пацаненок, говоришь? – Гис усмехнулся. – Да у него, верно, у самого пацанята по двору бегают. Нет, таких гостей к нам еще не жаловало. Небось, сидел в кустах, да прикидывал, сколько за наши четыре головы солдаты дадут. – За шеламцев? Ты что, сдурел, Гис? – Это не я, это время сдурело. Королевский указ забыл? Что только делать с ним теперь? Лица наши он видел. – А то их без него мало народу видело? – спокойно возразила женщина. – Только метку ему на память о нынешней ночи я все же оставлю. Она размахнулась и ударила Кали по лицу. Он взвыл по-звериному. На его щеке ясно отпечатались четыре точеных пальчика – будто раскаленным железом приложило. – Отпустите его, ребята, – велел Гис, поморщившись. – Он ведь сейчас весь Шелам перебудит. Шеламцы разжали руки, и Кали с воем, не разбирая дороги, бросился в ночную темноту. – Зря ты так, Десс, – сказал Густ. – Теперь о нас еще хуже думать будут. – А тебе что за разница? – возразил Гис. – Худо, хорошо ли, а нынче тебя всякий ловить будет. Ты теперь – верный доход, кусок хлеба для детишек.