Собачка на его толстовке замерла на полпути. Даже Джинджер притихла и перестала часто дышать. – Натан,– я обратилась к его профилю, когда он не ответил. – Что? – Нам нужно поговорить. – Я знаю, – он пропустил руку через влажные волосы и почесал кожу головы. Я прикусила щёку изнутри. Я не чувствовала, что он здесь прямо сейчас, и меня это пугало. Я хотела дотронуться до него, но если бы он отшатнулся, я бы не знала, что делать с тем противостоянием, которое росло внутри меня. Я не могла сейчас отступать. – Я готова. Прямо сейчас. – Не сейчас. – Почему нет. Работа может подождать. – Мне нужно время, чтобы собрать мысли воедино. – Какие мысли? – я ощутила боль в животе. Это было реальностью, чтобы не случилось, мы больше не могли это игнорировать. – Мне страшно. Он зажмурил глаза. Его челюсть сжалась, но не от злости, а как будто он сдерживал слёзы. Хотя он не плакал, никогда. Я знаю моего Натана, он проявляет свою любовь, пряча свою боль от меня, и иногда я даже забываю, что он страдает. – Я не уверен в том, чего хочу, и боюсь, если мы поговорим сейчас, я приду ещё в большее замешательство,– он сглотнул. – Мне нужно привести мысли в порядок. У меня пропал дар речи, его навернувшиеся слёзы ошеломили меня. Он на самом деле страдает, и это говорит о том, что ему ещё не всё равно. Но для меня этого было недостаточно, мне хотелось, чтобы он обо всём мне рассказал. – Так больше не может продолжаться, Натан. Ты даже на меня не смотришь. Наши взгляды встретились. – Помощь другим всегда помогает мне всё расставить на свои места. Поэтому я ухожу. Когда я буду готов, я поговорю с тобой. – Это не честно. Ты не можешь просто оставлять меня в неопределённости. Мы сможем всё решить поговорив друг с другом, а не пытаясь сделать всё в одиночку. – Думаешь, я об этом не знаю? Кто идёт на уступки в каждом нашем споре, в каждой проблеме, возникающей в нашем браке, даже до того, как ты можешь это осознать? Я. Да, это я, – его лицо теперь было красным, вся боль, которую он испытывал, теперь была очевидна. Он пальцем указал на меня. – А ты просто плывёшь по течению, не обращая ни на что внимания, кроме себя самой. Я на протяжении всего нашего брака вёл тебя за руку. Может хоть раз, один грёбаный раз, ты… – его лицо сникло, когда он понял, что его голос перешёл на крик. Моё сердце бешено забилось, а лицо кинуло в жар. Я не могла припомнить, чтобы Натан когда–либо повышал на меня голос. Сколько же он будет кипеть, прежде чем взорвётся? Он на самом деле так думает, или просто хочет побольнее ранить меня? Я не знала, накричать ли на него в ответ или разреветься, но выражение его лица остановило меня. Наконец, я увидела осознание и сожаление в его взгляде, которое исчезло два с половиной месяца назад. Я подумала, что он даже сможет сократить дистанцию между нами, крепко обнять меня и сказать, что всё будет хорошо, что всё наладиться. Это то, чего я хотела все эти месяцы, чтобы он разрушил стену между нами, которую воздвиг вокруг себя и открыл мне обратный путь к нему. – Что? Давай, продолжай. Я смогу это пережить, если это ознаменует конец этого ужасного молчания. Он взял ключи, которые лежали на комоде. – Прямо сейчас я на взводе, а это как раз то, чего я всегда пытаюсь избегать. Я уже говорил тебе, я не пытаюсь причинить тебе боль, а просто… Увидимся позже. – Ты думаешь, что будешь спать здесь сегодня ночью? – сарказм так и сочился из моего вопроса. В какой–то момент мои руки сжались в кулаки. Если бы я была уверена, что смогла бы преодолеть это без внезапной остановки сердца, я бы высказала ему в лицо всё о Жизель и Джоан. Даже если вероятность измены была минимальной, для него по крайней мере это было бы какой–никакой встряской. –Или ты найдёшь себе местечко получше? Может в Добрых Семьях есть свободное спальное место? Так ничего и не сказав, он сунул ноги в тенниски, не заморачиваясь со шнурками. Мне не хотелось, чтобы он никак не реагировал. Лучше бы он сказал, чтобы я от него отстала, чем безмолвствовал. Я бы смирилась даже с самым худшим, чем с полным отсутствием реакции. – Меня уже тошнит от этого дерьма. Я хочу обратно своего мужа. Он открыл дверь. – Я всё выясню, я обзвоню все пункты бесплатного питания в городе, – я знала, что он бы не стал лгать по этому поводу. Но в данный момент я бы сказала всё что угодно, только бы он хоть как–то отреагировал. – Лучше бы ты был там. Если тебя там не окажется, я даже не дам тебе возможности что–либо объяснить. Он обернулся, в его взгляде отчётливо читалось замешательство. Затем его приподнятые брови сошлись на переносице, выражение лица помрачнело. Он покачал головой из стороны в сторону и так на меня посмотрел, будто я молила его дать мне ещё один шанс. Но я ведь не об этом его просила, почему же тогда я чувствовала себя такой жалкой? У него ушло несколько минут на то, чтобы решить, как поступить дальше. Я ожидала, он скажет, что я сошла с ума. Я хотела, чтобы он так сказал. Мне хотелось, чтобы он потерял контроль над собой и начал ругаться, и мы, наконец, смогли во всём разобраться. Он ушел, даже не позаботившись о том, чтобы захлопнуть дверь. 20 С каждым удаляющимся шагом Натана я ощущала растущее расстояние между нами. Непостижимая пропасть в наших отношениях была непроглядной, но она нас полностью поглотила. Будет ли эта пропасть расти ещё больше? Я даже не знаю, смогу ли возвести мост через океан, разделяющий нас, и захочет ли этого Натан. Его молчание оглушало сильнее, чем его слова. Джинджер растянулась на полу, как в любой другой обычный день. На тумбочке под телевизором лежали часы Натана, которые он в спешке забыл. Они громко тикали из–под разбросанных чеков. Фильмы стояли в ряд ниже на полке. Я никогда в жизни не покупала DVD, но все мои любимые фильмы были собраны здесь. Несколько лет назад, зимой, Натан купил еду и принёс диск с фильмом. Пока я в микроволновке готовила попкорн, он подошёл ко мне сзади, накинул мне на плечи одеяло и поцеловал в щёку. Я никогда не задумывалась, как он догадался, что мне было холодно. Я не помнила, что упоминала о фильме Принцесса–невеста. Натан просто знал о таких вещах. Я считала это в порядке вещей, что так и должно быть. Я была счастлива, не осознавая, что это было благодаря мелочам, которые он замечал. Я полагала, что это делает его счастливым, также, как и меня. Я глубоко вздохнула. Почему именно это незначительное воспоминание так сильно ранит? Ведь их так много: день нашей свадьбы, первый поцелуй, тот вечер, вначале наших отношений, когда он позволил мне испачкать тушью его рубашку и никогда не просил объяснить зачем. Но, нет, это какой–то один из вечеров перед микроволновкой. Я взяла в руки чек на пятьдесят семь долларов на сэндвичи из Subway [Subway–сеть ресторанов быстрого питания]. Раз в месяц он угощает своих коллег, хотя я просила его этого не делать. В его обязанности не входит быть героем. Я разорвала чек на мелкие кусочки, немного взбунтовавшись. Открытый ноутбук Натана на столе в углу привлёк моё внимание. Я приблизилась к нему и нажала на пробел, чтобы оживить экран. Его рабочий стол был совершенно пустым, в отличие от моего, загромождённого папками, фотографиями и файлами. Я не знала, что на самом деле искала. Я не присела, а просто склонилась над ним. Его главной страницей была папка Входящие. Я прочитал пару заголовков. Не смотря на то, что он был организованным человеком, у него не очень хорошо получалось разделять работу и личную жизнь. По правде говоря, у меня отсутствовало желание рыться в его вещах. Если Натан что–то скрывает от меня, то это прежде всего убивает его самого. Мне не нужно, да я и не хотела, обнаруживать что–то в его почте или чеках. Нахождение в этой квартире для меня было сравнимо с помещением головы в целлофановый пакет. Я немного прибралась. По природе своей я немного неряшлива, не считая мытья посуды после готовки еды, я не люблю работу по дому, ни стирку, ни уборку. Я всегда стараюсь убирать за собой, хотя, наверное, этого не достаточно. Я выбросила стаканчик с наполовину недопитым кофе и вернула одеяло на кровать. Натан должно быть очень торопился, потому что обычно он складывал своё одеяло и подушки на одну сторону дивана. Я добела вымыла раковину на кухне, ванну и туалет. Затем и сама приняла душ. Я хорошенько вымылась: волосы, подмышки, между ног, побрила ноги. Я одновременно смывала Финна с моего тела и тот негатив, который оставил Натан. Натану нужно время, чтобы привести мысли в порядок. Что это может значить? Судя по его тираде, он находит наш брак односторонним. Я не отдаю взамен столько, сколько получаю. Как я могу доказать ему обратное, если на его стороне все те мелочи, которые он замечал годами? Я открыла колпачки шампуня, бальзама, геля для душа, чтобы хорошенько вымыться и поменяла лезвие на бритве. Я могу пойти в Добрые Семьи и доказать ему, что я сдержу своё слово, что я пытаюсь всё наладить. Даже если он не хочет видеть меня там, мои старания будут по крайней мере замечены. Я вышла из душа, вытерлась полотенцем и начала с причёски. Ему нравится, когда я выпрямляю волосы и наношу естественный макияж. Я надела джинсы, сильно облегающие попу, они сводят его с ума и розовый свитер из ангоровой шерсти, в котором моя грудь выглядит на размер больше. Не то, чтобы Натан когда–нибудь на это жаловался. Я извлекла пару сапог на десятисантиметровых каблуках из пыльной коробки. От них у меня будут болеть ноги, но это окупится с лихвой. Выйдя из квартиры, я направилась к лифту. Пройти мимо квартиры 6А было, как увидеть пробившийся сквозь облака солнечный луч в пасмурный день. И не потому, что обогреватель Финна такой мощный, что может обогреть весь коридор, а потому, что моё тело помнит, как я там себя ощущала. Его квартира манила меня, её мягкое освещение, чувство безопасности, которое она дарит. Планировка такая же, как и у нас, но трудно было представить эту квартиру моим домом. Решение спать раздельно с Натаном не решало нашу проблему. Да, конечно, это я сказала Натану уйти, но я не ожидала, что он не будет сопротивляться. Я стояла возле лифта уже несколько минут, но только сейчас поняла, что не нажала на кнопку. Я не смогу пойти в Добрые Семьи. У Натана не такое чёрствое сердце, чтобы он мог отвернуться от меня на глазах у всех. Он будет терпеть меня, сжав зубы. Но сегодня я не хочу снова быть отвергнутой, обиженной, шокированной. Я развернулась и пошла обратно в свою квартиру. Я выглядела красивой и счастливой лишь снаружи. Мне снова пришлось пройти мимо двери Финна, но на этот раз я остановилась. Мне не следовало покупаться на его возвышенные идеи, но мне многое не следовало делать, как например, стучаться к нему прямо сейчас. Он открыл не сразу. В конечном счёте, я почувствовала, что он сомневался. Это был не совсем тот восторженный приём, которого я ожидала. Когда он открыл дверь, его губы были сжаты в тонкую линию. – Каждый раз, когда ты стучишься ко мне, мне приходится одеваться. Ещё чуть–чуть, и я перестану париться. Мои щёки запылали просто потому, что он смотрел на меня. Несмотря на то, что он всё ещё был одет в те же откровенные треники, его кожа и волосы были влажными. Ему больше не был присущ запах мускуса, он пах свежестью, как и я. – Извини, – я не знала, чего хотела, но я не хотела над ним издеваться. – Я просто подумала… я… Его вздох был заглушён чем–то вне поля моего зрения. Он открыл дверь шире. – Тебе не нужно объяснять. Я рад, что ты пришла. Песни группы Black Sabbath играли в фоновом режиме. У входа я увидела новую полку для обуви и держатель для зонтов. Я кивком указала на кучу сваленных коробок. – Ты делаешь успехи. – Да. Нужно куда–то направлять всю эту… ну, ты знаешь, – он пожал плечами, – нервную энергию. – Я делаю тебя нервным? – я прикусила нижнюю губу изнутри. – Нервным? Нет. Не таким ты меня делаешь. – А каким? – я сложила руки в задние карманы джинсов. Он окинул меня неторопливым взглядом. – Розовый цвет на тебе хорошо смотрится. Этот свитер выглядит таким… – его ленивый взгляд остановился на моей груди, –мягким. Я попыталась скрыть изумление. Эту одежду я выбирала не для него, но мне было приятно, что она ему понравилась. – Спасибо. Он поднял подбородок и посмотрел мне в глаза. – Ну? Так ты войдёшь? Ещё пару минут назад, если бы я на кого–то натолкнулась, я бы развалилась на части. Но прямо сейчас мои внутренности походили на желе, только от одной мысли быть рядом с ним. Несмотря на это у меня было и более сильное желание: поскорее убраться из этого удушающего здания. – Я хочу побыть одна,– сказала я.