– А где они? – В Гринвич. Я подождала, пока он объяснит. Вместо этого, он съел огромный кусок курицы. Вспоминая предыдущую тему нашего разговора, я спросила. – Коннектикут? Он кивнул. После того, как проглотил, он сказал. – Я оставил инструменты там, в случае, если понадобится ремонт чего–либо до того, как подпишется договор. – Ты продаешь там дом? – Он на попечении у доверенного лица. Он не совсем добровольно выдавал информацию, но я была любопытна. Это не совсем обычно – переезжать на окраину по своей воле в двадцать лет, а затем неожиданно вернуться. – Почему ты решил вернуться? – Я скучал. Я скажу тебе, жизнь в городе довольно трудная, но, во всяком случае, бьющая ключом, не так как в Коннектикуте. Четыре года я мотался туда–сюда между Уолл–стрит и Гринвичем. Это было ужасно скучно. – Ты работаешь на Уолл–стрит?– я отложила вилку. Мужчины, работающие с финансами, не проводят утро понедельника в футболке и шортах, и они не проводят их в закусочных. Я совершенно уверена, что у них есть дела поважнее. – Итак, ты переехал, чтобы быть поближе к работе? – Нет. Я бросил работу. Я склонила голову набок. Если раньше я была заинтригована, теперь я наблюдала за ним с нескрываемым интересом. – Ты бросил работу? Так просто? Он откинулся на спинку стула и промокнул рот салфеткой. – В общем–то, да. – Я думала ты говорил, что снова переехал в город из–за работы. – Это действительно так, но не из–за той работы,– ответил он быстро и уверенно. – Я здесь чтобы предпринять некоторые изменения в карьере. Ты знала, что поездки на работу, которые я совершал, стоят недель моей жизни каждый год? Я удивленно подняла брови. Но он выглядел серьёзным. – Нет, не знала. Он кивнул. – Четыреста восемьдесят часов в год. А это практически три недели. Время – это наш самый ценный ресурс, не так ли? Что ты можешь сделать за эти три недели? Я сделала глоток вина. Я лучше представляла время, разделенное на отрезки. Восемнадцать лет под родительской крышей в Нью–Джерси. Четыре года учебы в Нью–Йорке. Восемь лет отработала в торговле и в области связей с общественностью. Семь лет с Натаном, пять из них официально. Два месяца как он стал отдаляться. Два месяца я крайне этим озабочена. Двенадцать часов я знаю этого мужчину, сидящего напротив меня. – Но ты можешь расслабиться в метро и читать газету по пути на работу,– отметила я. – Или, если ты едешь на машине, послушать радио. Может аудиокнигу. – Это был не риторический вопрос,– сказал он. – Что ты успела сделать за последние три недели? Было стыдно, что я никак не могла ничего придумать. Я почувствовала, как мой лоб прорезали морщины. Другой способ измерить время, появление морщин. – Я обеспечила одному моему клиенту важную статью в New York Magazine. Я закончила одну из книг Игры Престолов. Или посмотрела один из сезонов на канале HBO. Что угодно. Я ходила с племянницей выпрашивать конфеты на Хэллоуин. – Что еще? – Это все, что я могу придумать. – Должно же быть что–то еще. Необязательно что–то грандиозное. Я перекатывала морковку по тарелке. Я не сделала чего–то, стоившего упоминания за последние три недели. Я была счастлива провести Хэллоуин вместе с Эндрю и Белл. Не считая того, что когда я бывала с Белл, Натан всегда был рядом. Он обожал и баловал ее. Он хотел видеть ее намного чаще. Мне было болезненно осознавать его отсутствие в тот раз. И как я подвела Натана, не дав ему того, чего он хотел. И возможно, никогда не смогу. – О чем ты задумалась? – спросил он. – Ты выглядишь грустной. Я посмотрела на него. Его голос был мягким, хотя он не смягчил свои слова. Действительно ли я выгляжу грустной, или он почувствовал это во мне? Даже если бы я попыталась, я бы не смогла объяснить бушующие внутри эмоции. Я толком не знала, как их описать. Неполноценность. Безвыходность. Вот, что происходит, когда мысли заходят туда, куда не следовало. На секунду мне захотелось, чтобы Натан сидел напротив меня. Он знает нашу историю, кроме одной немаловажной детали. Но затем это желание прошло, потому что даже, если бы он был здесь, я все равно не смогла рассказать ему о недостающем паззле, о том, что я от него скрыла. Я снова попыталась вспомнить о чем–либо, стоящим упоминания, но не смогла. – Это грустно,– сказала я, – как много времени мы тратим зря. – Я не спрашивал, как много времени ты тратишь зря. Что сделало тебя счастливой за эти три недели? – Время, проведенное с моим братом и его дочкой. Он одинок, поэтому ему неоткуда ждать помощи, – Джинджер перевернулась на другой бок на моей ноге. – Мы с Джинджер качественно проводим время. Иногда мне кажется, что она единственная, кто меня понимает. – По этой причине, я думаю, люди и заводят собак. – Возможно, – его тарелка была пуста. – В казанке есть еще немного. Почему бы тебе не взять овощи с собой? – А как же твой муж? – Он поест в баре в боулинге. Возьми, не придётся идти в столовую на ужин. – Спасибо,– сказал он. – Приятно иметь дружелюбного соседа. – Главное с этим не слишком переусердствовать,– пошутила я и тут же об этом пожалела. Моя шутка не была смешной, она могла быть неверно истолкована. Зачем я тогда это сказала, наверное, я выпила слишком много вина. Несмотря на это он рассмеялся, взял свою тарелку. Я отвернулась, чтобы он не видел, как я покраснела. Частично от алкоголя, но в основном из–за моего комментария. Я встала и сложила овощи в пластиковый контейнер. Он стоял возле раковины, затем включил кран. – Даже не думай об этом, – сказала я. – Помыть посуду – это меньшее, что я могу сделать. – Категорически нет. Нат не мыл посуду. У нас так было заведено, и мне это нравилось. На кухне я забочусь о нем. В остальном, он заботится обо мне. Готовка, единственная вещь, которую он никогда не попросит прекратить, неважно насколько он расстроен. – Серьезно, я одна из тех редких птиц, которая любит мыть посуду. – Тогда, ладно. Он выключил воду и отошел от раковины, затем остановился прямо передо мной. Мне пришлось отклонить голову немного назад. – Может мы просто парочка редких птиц? Мы еще не находились так близко друг к другу. Я все еще ощущала игривость между нами, но я думала, что моя неудачная шутка привела нас на новую территорию. Я с трудом пыталась подобрать подходящий ответ, мне нравилась та легкость, которая была между нами. Я не хотела, чтобы у него сложилось неверное представление. – Предполагаю, что да. – Ты не выпрямила волосы. – Ты… – у меня стало липко во рту. Я облизнула нёбо. Я могла выпить еще бокал или два. Хотя было уже поздновато для гостей. – Тебе не нравится, когда они прямые? – Мне нравится и так, и так. Мне просто интересно. Давно ты их выпрямляешь? – С каждым годом все больше. Это ничем не отличается от нанесения макияжа или ношения каблуков. Большинство женщин красят волосы. Я же их просто выпрямляю. – Я ни в чем тебя не обвиняю. – Хорошо, потому что это было бы довольно странно. Ведь я даже не знаю твоего имени. – Ты хочешь его узнать? – Нет. Меня удивил мой ответ, быстрый и холодный. Это простое “нет” было как признание. Знать, как зовут твоего соседа – просто элемент культуры. Отрицать это – значит намного больше. Мне следовало хотеть узнать его имя, и я хотела. Мне хотелось познакомиться с ним поближе. Судя по поднятому уголку его губ, он тоже об этом знал. Какое–то время мы стояли в тишине. Мы находились близко друг к другу. Его тело излучало тепло, такое же тепло излучал и Натан. Шум из коридора заставил меня отойти. Я хотела услышать, как поворачивается ключ Натана в замке, хотя он еще не должен был вернуться домой. Я хотела, чтобы он пришел сейчас, но Джинджер не бросилась ко входной двери. – Финн,– произнёс он, и я уловила легкий запах пива в его дыхании.– Финн Коэн. – Понятно. – А какое у тебя?