Ральф очень исхудал, и был того же цвета, что и его зелёная больничная пижама. Его внешний вид говорил о том, что ему действительно немного осталось. Он едва приоткрыл глаза и кивнул. Мне захотелось прижаться к груди Натана и заплакать. Нас с Ральфом ни в коей мере не связывали отношения как у отца с дочерью. Отец Натана был – на протяжении всей жизни таким же, как Натан в последние месяцы – холодным и отстранённым. Но, несмотря на всё это, он был его отцом. – У тебя что, нет родителей? – спросил меня однажды за ужином Ральф, пока Натан вышел в другую комнату. – Есть, – я почесала бровь. Мы с Ральфом не часто оставались наедине. – Они не очень хорошие люди? Натан всегда становится в стойку, когда я о них спрашиваю. – Он всегда готов меня защитить. – Может он думает, что я попытаюсь стать тебе отцом, так он ошибается. Я не из таких. – Всё нормально, у меня есть отец, может и не самый лучший, но отец. Мы с Натаном научились жить с тем, что имеем. – Ты хочешь сказать, что и я не очень хороший отец? – На самом деле так и есть, – и это была чистая правда. Этот человек не мог произнести вслух, что любит своего сына, но это было видно по тому, как Ральф смотрел на Натана. Натан всегда винил отца в том, что тот так долго игнорировал мать, что у неё не было другого выхода, только уйти. – Просто мне кажется, со временем многое позабылось. Ральф внимательно на меня посмотрел. – Он думает, что я не любил его мать, но я любил и очень сильно. Мне было больно наблюдать, как её любовь постепенно угасала. – Поэтому вы оттолкнули её. – Она бы осталась, несмотря на свои чувства, – сказал он, отведя взгляд. – Зато сейчас она счастлива, живёт в Калифорнии с богатым мужчиной, – я думала, что он закончил, но прежде чем Натан вернулся, Ральф добавил. – Если ты когда–нибудь увидишь, что его любовь начнёт угасать, предотврати это, пока не станет слишком поздно. Не думаю, что Натан сможет когда–либо понять, почему Ральф позволил себе так сильно отдалиться от своей жены, но думаю я смогу это понять.Ральф считал, что не сможет сделать её счастливой в той степени, в которой она этого заслуживала. Но, несмотря на то, что я это понимаю, я бы не хотела этого для нас. Нам с Натаном нужно усерднее работать над собой, чтобы в результате жить вместе и счастливо, пытаться найти общий язык, разговаривать друг с другом, всё обсуждать, особенно в тех случаях, когда это кажется невозможным. Сегодня Ральф был не в том состоянии, чтобы общаться. Натан крепко обнял отца, сказал ему, что любит его и присел у кровати, держа его за руку. Ральф снова погрузился в сон, хотя проснулся всего лишь пару минут назад. Натан сидел, понурив плечи, не отводя взгляда от отца. – Мне нужно позвонить матери, – сказал он. – Я позвоню ей, а ты на всякий случай останься здесь. Он обеспокоенно на меня посмотрел и похлопал рукой по своим коленям. – Посидишь со мной? Я откинула чёлку с его лица и поцеловала в лоб, его кожа была такой тёплой, такой родной. – Конечно, после того, как позвоню твоей маме. По дороге в кафетерий, я нашла номер телефона его мамы. Она ответила после первого же гудка. – Сэди, привет, ты немного неожиданно. Что–то случилось? – Да, то есть, нет. Ральф… – О,–какое–то время мы обе молчали. – Как жаль, что я не могу приехать. – Да. – Как Натан? Я наполнила три чашки кофе. – Старается держаться. – Сэди, – она глубоко вздохнула. – Позаботься о моём сыне. Он будет пытаться быть сильным. Я так рада, что ты там, рядом с ним. Мой взгляд упал на чёрный кофе в кружке. Меня могло здесь и не быть, но я была. Хорошо, что мне пришлось принять те трудные решения – сегодня, вчера, в прошлом. Я поступала так, чтобы оградить от этого Натана, но теперь я видела урон, который нанесли мои единоличные решения. Поступать так снова мне больше не хотелось, если и принимать какое–то решение, то только сообща. – Я о нём позабочусь. – Пусть Натан позвонит мне, я помогу с организацией похорон. – Я вам позвоню. Мы с вами обсудим… – Сэди… – Да? – Передай Ральфу…что я его люблю, скажи, что я всегда его любила и до сих пор люблю. Я облокотилась о стойку. Она говорила это искренне, только я не могла определить, какие чувства её обуревали, было ли это сожаление, скорбь, печаль. – Правда? – Какая–то часть меня, никогда не переставала любить его. Даже несмотря на то, что всё это дело давно минувших дней, но это так. Полагаю, сегодня старые раны снова начнут кровоточить. –Я обязательно ему передам. День Благодарения будет уже на следующей неделе, поэтому я купила сэндвичи с индейкой, клюквенный сок и шоколадный пудинг. Мы вчетвером насладились этим скромным и, возможно, последним обедом Ральфа, но, несмотря на безрадостное настроение, мы поделились тем, за что мы испытывали благодарность. Я была благодарна за то, что у меня есть Натан, за его понимание и прощение, за его неослабевающую любовь ко мне, и силы бороться за меня, за то, что я позволю ему это сделать. И, наконец, я была благодарна, что снова ощутила в себе силы желать того, что, как я уже знала, может причинить мне много боли. 37 Мы с Натаном сели в машину, солнечные лучи пробивались сквозь небоскрёбы. Он оперся локтями на колени. – Мне нужно сделать несколько звонков. – Я об этом позабочусь, – я погладила его по спине. – У него был план похорон. – Я его уже просмотрела, – сказала я. Пока Натан со своей тётей оставались с Ральфом, я изучила этот вопрос, что нужно делать в случае смерти члена семьи. Там было много нюансов, но я всячески хотела взять на себя как можно больше, и освободить от этого Натана. Натан ссутулился, прикрыл лицо руками и вдохнул со всхлипом. Натан мало плакал в моём присутствии. Всё, что приходило на ум, это тот день, когда кручёный мяч попал ему в промежность во время игры в пляжный волейбол. Я стремглав бросилась к нему, чтобы крепко обнять его. Он раскрыл свои объятия для меня и прижал к мокрой щеке. Это был мой Натан. Мой Натан не сдерживается и не удаляется. Он любит и сожалеет, боится и надеется всем своим сердцем. Я была счастлива, что мы воссоединились, последние месяцы были сложными, но мы это преодолеем и станем сильнее. Но в данный момент для меня не было ничего хуже, чем наблюдать, как ему было больно. Я зарылась лицом в его плечо и рыдала вместе с ним. Джинджер встречала нас у двери. Вчера вечером я забегала домой, чтобы проверить как она, и сейчас мне нужно было снова обработать её раны. – Я выведу её на улицу, – сказал Натан, схватив поводок даже до того, как мы прошли через дверь квартиры. – Нет, – я выхватила у него поводок. Он поднял ладони вверх, будто был пойман с поличным. – Что это было? – Я выведу её,– Натан снова заботился обо всём и обо всех. Он мерил свою любовь по тому, сколько он мог на себя взвалить, нужно было это менять. – Затем я покормлю её. И проверю раны. Тебе нужен отдых. Позволь мне помочь тебе. Он опустил свои руки. – Хорошо, блин. Но не нужно так выхватывать. – Нет, нужно, Натан,–я шагнула в прихожую. Джинджер наблюдала за мной. – Я хочу, чтобы ты выслушал меня, потому что это необходимо сказать. Впредь нужно обо всём говорить, а не откладывать на потом. – Да,– произнёс он медленно. – Думаю, мы в этом уже убедились. – Я люблю то, как ты заботишься обо мне. Я и не хочу, чтобы это прекращалось. Но ты должен позволить мне заботиться о тебе в ответ. – Хорошо. – Я ещё не закончила, – я посмотрела на него. – Ты вошёл в мою жизнь, выбил почву у меня из–под ног, и никогда не возвращал меня обратно на землю. Всем этим ты создал прецедент. Иногда, тебе нужно позволять мне заботиться о тебе. Когда тебе будет слишком трудно, просто скажи мне. Попроси помощи. Тебе нужно, прежде всего, надеть маску себе. – Маску? – он склонил голову. – И пьедесталы, – продолжила я, – с этим покончено. Всё. Мы теперь на земле, и это лучшее место, потому что она прочная.