— Маше стало плохо. В больницу привезли. Едва не потеряла ребенка. Только с капельниц слезла, — отрывисто отчеканил Осло. — Я все это знаю! — рявкнул, ненавидя себя за то, что не был рядом в этот момент, когда ей было плохо. Ненавидел, что дошло до такого, что в какой-то сраной глуши моя девочка так долго жила… — Вот и результат. Я в душе не ебу, что случилось, но теперь… — Теперь она тебя мужем считает?! — зарычал. — Да ебитесь вы со своими браками. Когда мы прятались в деревне, я придумал нам роли и имена. Теперь она ими живет. Все. — И какая же там роль тебе уготована, актер, блять… — Я назвался ее братом. Петром. Ее — Маланьей. У меня чуть кровь носом не хлынула. — Как ты… как ты ее назвал?! Ааааа… — завыл, закрыв свою изуродованную рожу ладонями. — Издеваешься?! — Специалист Машу еще не смотрел. Ее только перевели в обычную палату сегодня, и тут… на. — Значит, так… Ты Петр… недоделанный или… переделанный… Как только она поспит, расскажешь ей, что к чему. Ясно тебе?! — Сами разбирайтесь. Я уволился. Давно. Гонорар хочу! — потребовал. — Или я кого-нибудь убью. Мне этот детский сад остопиздел. Побеги эти дурацкие. Сопли по десять раз за день. Заскоки беременные. Я чем это все заслужил, а? Чем?! Да я вас видеть не могу, рыгать охота. Все. Хватит с меня. Мой гонорар, — потребовал Осло. — Или я кого-то убью, — посмотрел в сторону моей охраны. — Может быть, всех. — Шеф? — Молчите! — рявкнул я. — Ты должен… — Я ничего и никому давно не должен. Долг я закрыл. Даже с процентом, — нагло заявил Осло. — Сохранил жизнь Марии и вашему ребенку. Все. Теперь гоните мой гонорар и разбежимся. На вас я больше никогда работать не стану. Мой счет вы знаете. — Болтливый ты стал. Левый глаз Осло затикал нервно. — Тебе нужно остаться. — Нет. Отказываетесь платить по счетам, Тигран Эдуардович? — выдохнул Осло и едва заметно качнулся в мою сторону. Я вдруг понял, что он мне шею свернет, как птенцу. Сейчас силы не равны. Плюс охрана успеет вмешаться слишком поздно. Изрешетят его пулями, но вот незадача, сам я к этому моменту буду уже мертв… — Тебе заплатят. Сейчас же деньги переведут. Я кивнул в сторону, охрана принялась звонить моему бухгалтеру. В безмолвии прошло несколько минут. Потом Осло потянулся за телефоном. — Первая часть платежа, — прокомментировал я. — Остальные с интервалом в восемь часов. Сумма немаленькая. — Значит, задержусь немного. Но без контактов. — Что еще мне нужно знать? — насупился я. — О Маше. — Маша — это Маша. Только беременная. — И? Что это значит? — Вот и узнавайте. А я умываю руки. *** Маша — это Маша. Только беременная. Маша — это Маша. Только беременная. Маша — это Маша. Только беременная. Слова, произнесенные Осло, засели у меня в голове, кружили там постоянно, не давали покоя. Я разделял, дробил предложения на слова, а те — превращал в звуки, в образы, но не понимал ни хрена. — Маша — это Маша, — сказал вслух. — Только беременная. Нет, все равно ничего не понял! Посмотрел в сторону палаты, чувствуя, как все внутри бурлит от желания войти, потрогать, коснуться. Немного ненадолго хотя бы, пожалуйста! Но она спит и видеть меня не хочет. Еще и Осло свалил, никаких подсказок, а я не знаю, чем и как моя Малая жила в эти месяцы. Для ее семьи стряпали липовые фото и переписки, даже дипфейк голосом записать пытались, но я отмел: даже я не поверил ни капли. Уверен, что ее родные тоже бы не поверили. Поэтому я написал им простое текстовое, сам отправил. Извинился за будущее долгое отсутствие, сказал, якобы она решила пожить вдали от благ цивилизации, без связи. Чтобы просто отдохнуть некоторое время. Потом добавил пару строк о том, как сильно она будет скучать, что вернется с хорошими новостями. Время от времени я включал телефон и отправлял ее родным короткое: «У меня все хорошо. Скучаю, целую» Это сообщение давно стало своего рода мантрой, для меня самого, прежде всего. Успокоились ли родные Маши? Нет, разумеется. Заподозрили неладное, помчались в полицию с заявлениями о пропаже. Я держал ситуацию под контролем, не давал ход делу. Признаюсь, было непросто. Машина родня оказалась из числа правдорубов. В одном месте несколько раз отказали? Что ж… В прокуратуру заявление напишем! В прокуратуре нос воротят? А мы и повыше инстанции знаем! Они даже на ТВ хотели передачу запустить и у них получилось все — добиться передачи на главном экране страны, и мне пришлось тупо перекрыть кислород тому, кто дал добро, чтобы отснятый материал не вышел в эфир. Разумеется, о замужестве сведения всплыли, и начались запросы и попытки узнать обо мне. Если даже с Машей наладится, моя репутация в глазах ее семьи — ниже плинтуса. Но я это пережить готов. Я все пережить готов, лишь бы Малая меня вспомнила и простила за все, что ей пришлось пережить по моей вине... *** Всю ночь провел в больнице, на диване в коридоре. Уговаривали поехать к себе или переместиться в комфортную палату, я отказался. Привел себя в порядок утром в туалете и оказался у палаты перед завтраком Маши. Забрал столик, сам вкатил в ее палату. Малая вышла из душа, от нее пахло влагой и свежестью, внутри все заныло. Маша застыла, смотря на меня. — Снова вы? — Снова я. — Мне нужно поговорить с Петей. — Пети нет. Уехал. Возникли срочные дела… — Вот как… — протянула, отвернувшись. — Надолго? — Боюсь, что да. Я в курсе всех дел,— я с трудом сдерживался, чтобы не лезть к ней с прикосновениями. — Теперь я буду о тебе заботиться. Не дожидаясь ее согласия, подошел к столу, отодвинув для Маши стул. — Давай позавтракаем? Я составлю тебе компанию. Глава 53 Глава 53 Тигран — Кажется, неплохо? — спросил и попытался улыбнуться собственному отражению. Позитивного настроения хватило ненадолго, улыбка сползла вниз. Настроение испортилось. — Срань. За неделю опухоль сошла, но швы все равно смотрелись некрасиво, не рожа, а черт знает что! Когда пластику сделать можно будет? А пластика тоже штука не быстрая, нужен процесс реабилитации, в любом из случаев. Врач, делавший операции, заверил, что после большинства мелких швов шрамов не останется, но нужно запастись терпением. Лучший лекарь в этом случае — врач и понимание, что лезть не стоит. Но как же тяжело! Я был уверен: все дело в моей страшной роже! Маша пережила колоссальный стресс и ее организм решил «спрятаться» за беспамятством в безопасной и комфортной ситуации. Меня Маша не признавала, но и о семье говорить отказывалась. Мои попытки достучаться до нее заканчивались ничем. Но в то же время она легко приняла известия, что «Петя» уехал. Уехал и уехал… Я бы очень хотел верить, что это просто такая игра! Я бы дьяволу душу продал, если бы Маша таким изощренным методом меня наказать решила. Наказывай, милая, я же не против. Признаю, заслужил. Понимаю, было сложно. Чувствую, ты скучала…