Я сам себе места не находил, грыз кулаки, прятал пальцы поглубже в карманы, чтобы не звонить, не высовываться. Говорят, перебдеть лучше, чем недобдеть. Вот я и перебдел… Моя девочка меня совсем не помнит. Но хотя бы во встречах не отказывает. Я прикрылся благой ложью, что «Петя» взял с меня обещание проведывать ее ежедневно. Мол, данное слово нужно держать! — Нужно, конечно, — согласилась Маша с огоньком в глазах. *** Прошло полторы недели. Мы виделись ежедневно. Я с трудом заставлял себя не начинать каждую нашу встречу со фразы: «Ты вспомнила что-нибудь? Меня вспомнила?» По опыту знал, что если я так буду наседать, выпытывать или вообще буду пытаться достучаться до нее, Маша станет вредничать, кукситься, откажется разговаривать и даже смотреть в мою сторону не будет. Зато она любила, когда мы гуляли по зимнему парку, разговаривали о постороннем, об отстраненном. Маша любила слушать мои рассказы о себе, но издалека. Стоило затронуть тему, касающуюся нашего общего прошлого, она уходила глубже и не шла на контакт, но обо мне слушала с охотой. Даже о себе кое-что рассказывала, о раннем детстве, о впечатлениях, но так вскользь, без упоминания в ее жизни «старшего брата Пети» Я хотел бы свозить ее к семье, но не знал, стоит ли? Она только начала улыбаться и смеяться над моими шутками, и вдруг такое потрясение. Вдруг вспомнит? А вдруг не вспомнит? Маше рожать скоро, не хочу тревожить… Главное, что опасность миновала, враги повержены. Даже самые мелкие, что решили возникать, устранены. Венера, в том числе. Когда она поняла, что ее участие во всем раскрыто, она поспешила быть поближе к Самвелу. Закономерно, когда избавились от него и большинства его прихвостней, зацепило и ее, до больницы не дотянула, скончалась… Да и хер с ними. Хер на все. Мне вообще как-то на все похер, одного хочу — любви ответной. Вспоминаю, как много Машенька мне давала тогда, когда я не заслуживал этого, в особенности, когда не заслуживал, рыдать хочется, побитой сучкой на землю упасть, в эмбрион скрутиться и просто выть от бессилия что-то изменить. Но опускать руки нельзя. У нас скоро сын родится. Сынишка… Поэтому я прихватил очередной букет цветов и отправился к Маше. *** На этот раз, показалось, будто она меня даже ждала. Нет, не показалось! При моем появлении она поднялась и, придерживая рукой живот, пошла навстречу. — Добрый день, Тигран. — Привет… Я жадно впился взглядом в ее посвежевшее личико, на щеках взволнованный румянец. Хотел отыскать во взгляде что-то, но Маша отвела взгляд в сторону. — Ко мне приходил врач, — сообщила она. — Петя не говорил, что будут дополнительные врачи. Зачем они? С моей беременностью все хорошо! — Привет, Маша. Давай прогуляемся, пообедаем… Объясню, что к чему. — Я не хочу объяснений. Просто не хочу врачей и их обследований, тошнит от клиники. Вот и все. Если ты и этого не можешь, зачем таскаешься ко мне постоянно и врешь, как будто любишь! — обиделась. Я проглотил ком обиды. Запомнила мои объяснения и все то, что я пытался до нее донести в первый день. Запомнила, но озвучила таким голосом, будто ни капельки не верила. Да и с чего бы ей верить, если не помнит? Это лабиринт! Я был готов биться головой о стены. — Не злись, прошу. Врачи поспешили. Сначала они должны были обсудить это со мной… Маша посмотрела на меня так остро, что в груди заполыхал жар надежды, будто она все помнила! — С тобой? — усмехнулась. — А я прежде хотел увидеть тебя и спросить твоего мнения. Но как видишь, поспешили. Коновалы. Эскулапы херовы… — на миг придержал гнев. Задержал его внутри вместе с дыханием, которое рвалось из грудины. Нет, не помогало! Не помогало. Мне срочно надо было выпустить это… Рожу набить кому-нибудь. Сломать… Агрессия от понимания своей бессильной позиции взяла верх. — Маша, иди… К себе. А я… — Как же наша прогулка? Мне одной гулять? Тигран… Пальцы Маши коснулись моих пальцев, сжатых в кулак. Меня шибануло, как от удара током. Прожгло насквозь невинным касанием. Все прочие мысли вылетели на хрен из головы. Я уставился на ее пальцы, на свои… Чуть в штаны не спустил — это впервые, когда ОНА меня САМА коснулась. До этого я сам лез к ней под предлогом поддержать под руку или подать предмет, чтобы хоть на мгновение коснуться. Но сейчас… она… сама… Я резко развернулся схватил ее руку и зажал в своей ладони. Надо бы деликатнее, но куда там, меня на клочки рвало от жажды. Второй рукой я обхватил Машу за талию, ставшую шире из-за беременности, притянул к себе. В меня уткнулся беременный животик. — Гулять, говоришь? А еще что хочешь? Что хочешь, Малая? — погладил по щеке. Она порозовела, приоткрыла губки и меня туда потянуло магнитом. Все предохранители к чертям слетели. Забылся. Едва не ткнулся своими губами в ее, но натолкнулся на ладошку и застыл. Да. Конечно. У меня рожа… без слез не взглянешь… — Тебе противно на меня смотреть? — и сам же ответил. — Конечно, противно. — Дело не в лице, послушай… Маша попыталась сказать еще что-то, глаза растерянные, в них даже сомнение промелькнуло. Но я быстро отстранился, взял букет, который до этого небрежно бросил на диван в холле, всучил в руки Маше. — Извини. — Тигран! — Потом… — выдавил из себя и быстро удалился, выбежал из больницы, забыв про пальто. Холод куснул лицо, щеки, обжег нос. Глаза защипало. От снежинок, наверное. Осточертело. Все. Я так не могу больше! Ноги задрожали. Обессиленно сполз, рухнул на ступени. Укусил свой кулак, чтобы не скулить. Второй рукой провел по лицу, нащупал узелок от специальной нити, которой сшивали. Кое-где уже рассосалась, но в некоторых местах… Захотелось содрать. Содрать все. До мяса! Рожу, года, опыт… Дерьмо все… Собственную жизнь содрать, выстирать и, может быть, тогда… Может быть, потом… — Ты забыл пальто. И шапку тоже. Я не нашла шейный платок. Ты больше не носишь шейные платки, Тигран? Что?! Я застыл. Потом медленно-медленно повернулся. Маша стояла одетая на прогулку, держала в охапке мое пальто и меховую шапку, часто дышала, роняя слезы. — Прости! — заревела. — Я больше так не могу… Прости!