Мама никогда не ходила на свидания, хотя она нравилась мужчинам и они часто провожали ее взглядами. Обычно она говорила им, что у нее нет времени на серьезные отношения. Что она постоянно пропадает на работе, а остальную часть дня тратит на общение с детьми. Мне казалось, она все еще любила папу. Но возможно, мама завела тайного поклонника, о котором и собиралась мне сейчас рассказать. Не удивлюсь, если через пару месяцев в розовом платье и с цветами в волосах буду смотреть, как она выходит замуж за мужчину, которого мне предстоит называть папой. Такое случалось с парочкой моих друзей. – Ты привела меня сюда, чтобы рассказать, что встретила мужчину, которого полюбила, и теперь собираешься выйти за него замуж или что-то в этом роде, – протараторила я, не глядя на нее, потому что мне не хотелось, чтобы она видела, как мне претит эта мысль. – Клара Гарднер. – Я за тебя рада, правда. – Это очень мило, но ты ошибаешься, – сказала она. – Я привела тебя сюда, потому что считаю тебя достаточно взрослой, чтобы рассказать тебе правду. – Ладно, – протянула я с тревогой в голосе, так как за этим явно скрывалось что-то значительное. – Какую правду? Мама сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, а затем склонилась ко мне. – Когда мне было столько же лет, сколько и тебе, я жила в Сан-Франциско с бабушкой, – начала она. Я уже знала об этом. Ее отец исчез еще до ее рождения, а мать умерла при родах. Мне всегда казалось, что это звучало, как волшебная сказка, словно мама была бедной сироткой из одной из моих книг. – Мы жили в большом доме на Мейсон-стрит. – Почему ты не возила меня туда? Мы бывали в Сан-Франциско два или три раза в год, но она никогда не упоминала об этом доме. – Он сгорел много лет назад, – сказала мама. – Кажется, там сейчас находится сувенирная лавка. Как бы там ни было, однажды утром я проснулась из-за того, что дом сильно трясся. Мне пришлось ухватиться за столбик кровати, чтобы не слететь на пол. – Это было землетрясение? – предположила я. Прожив почти всю свою жизнь в Калифорнии, я наблюдала несколько землетрясений, но ни одно из них не длилось больше нескольких секунд и не причинило никакого реального ущерба, хотя все равно было страшно. Мама кивнула. – Я слышала, как падали фарфоровые тарелки из буфета и разлетались оконные стекла. А затем раздался громкий треск. Стена в спальне обвалилась, и на меня посыпались кирпичи от дымохода. Я в ужасе уставилась на нее. – Не знаю, сколько я там пролежала, – через минуту продолжила мама. – Но когда вновь открыла глаза, то увидела, что надо мной стоит мужчина. Он наклонился ко мне и сказал: «Успокойся, дитя». А потом поднял меня на руки, и кирпичи соскользнули с моего тела, словно ничего не весили. Мужчина отнес меня к окну. Все стекла разбились, и я видела, как люди выбегали на улицу. Но тут случилось что-то странное – мы оказались в другом месте. Вернее, мы все еще находились в моей комнате, но она выглядела совершенно по-другому. Словно там жил другой человек. Словно землетрясения никогда не было. А за окном было так много света, и он казался таким ярким, что резало глаза. – И что случилось потом? – Мужчина опустил меня на пол. И я поразилась, что могу стоять. Моя ночнушка выглядела ужасно, а голова кружилась, но в остальном я чувствовала себя хорошо. Я поблагодарила мужчину и замолчала, не зная, что еще сказать. У него были золотистые волосы, которые невероятно сильно блестели на свету. А еще он был высоким, самым высоким мужчиной, которого я когда-либо видела. И при этом самым красивым. Она улыбнулась своим воспоминаниям. А я потерла руки, пытаясь успокоить мурашки, побежавшие по телу. Я попыталась представить себе высокого красивого парня с блестящими волосами, похожего на Бреда Питта, который пришел маме на помощь, и тут же нахмурилась. От этой картины мне почему-то стало не по себе. – Он ответил: «Не за что, Маргарет», – продолжила мама. – Откуда он знал твое имя? – Я тоже удивилась и спросила его об этом. Мужчина сказал мне, что дружил с моим отцом. Что они служили вместе. И добавил, что наблюдал за мной с самого рождения. – Ого. Он словно твой ангел-хранитель. – Точно. Словно мой ангел-хранитель, – кивнула мама. – Хотя он, конечно, себя так не называл. Я, затаив дыхание, ждала продолжения. – Но именно им он и был, Клара. Постарайся понять, он действительно был ангелом. – Хорошо, – сказала я. – Ангел. С крыльями и всем прочим. Я поняла. – Я увидела его крылья позже, но в целом ты права. – Она выглядела невероятно серьезной. – Ага, – буркнула я. И представила ангела, каким видела его на витражах в церкви – с нимбом, в пурпурном одеянии и с огромными золотистыми крыльями за спиной. – А что случилось потом? – спросила я, подумав при этом, что не слышала ничего страннее. И тогда это произошло. – Мужчина сказал мне, что я особенная, – объявила мама. – Что значит – особенная? – Он сказал, что мой отец – ангел, а мать была человеком. Поэтому я – Димидиус, полукровка. Я не сдержалась и залилась смехом. – Да ладно. Ты же шутишь, правда? – Нет. – Она пристально посмотрела на меня. – Это не шутка, Клара. Это правда. Я уставилась на нее. Я всегда верила ей. Больше, чем кому-либо. Насколько я знала, она никогда не лгала мне раньше. Не было даже невинной лжи о зубных феях и прочих существах, о которых рассказывают родители, чтобы заставить детей вести себя хорошо. Конечно, она была моей мамой, но при этом еще была и моей близкой подругой. И как бы слащаво это ни звучало, но так оно и было. А теперь она просила меня поверить во что-то невероятное, что даже не укладывалось в голове. И смотрела на меня так, будто от моей реакции зависело многое. – Так ты утверждаешь… ты утверждаешь, что наполовину ангел, – медленно произнесла я. – Да. – Мама, ну правда, перестань. Мне хотелось, чтобы она рассмеялась, чтобы сказала, что ей приснился сон про ангела, как в «Волшебнике страны Оз», когда Дороти проснулась и поняла, что все приключения оказались реалистичной галлюцинацией после удара по голове. – И чем все закончилось? – Он вернул меня на землю. И помог мне найти бабушку, которая уже билась в истерике, решив, что меня придавило. А когда огонь охватил наш район, он помог нам добраться до парка «Золотые ворота», где собирали всех выживших. Он провел с нами три дня, а затем исчез на много лет. Я молча обдумывала подробности ее истории. Примерно за год до того разговора мы с классом ездили в музей Сан-Франциско, где открыли новую выставку о том сильном землетрясении. Мы рассматривали фотографии разрушенных зданий, канатных дорог, изогнутых рельсов, почерневших от копоти руин домов. Слушали старые записи, на которых люди дрожащими голосами эмоционально рассказывали об ужасной катастрофе. В тот год много вспоминали о ней, потому что была столетняя годовщина землетрясения. – Там еще начался пожар? – спросила я. – Ужасный пожар. Дом бабушки сгорел дотла. – И когда это случилось? – В апреле тысяча девятьсот шестого года, – ответила мама. Я почувствовала, как тошнота подкатила к горлу. – Значит, тебе сто десять лет? – В этом году мне исполнится сто шестнадцать. – Не верю – пробормотала я. – Да, в это трудно поверить. Я встала. Мама потянулась к моей руке, но я отшатнулась в сторону. В ее глазах мелькнула боль. Она тоже поднялась на ноги и сделала шаг назад, давая мне немного пространства. А затем кивнула, словно прекрасно понимала, что я испытываю. Словно знала, как мир рушился вокруг меня. Легкие загорелись от нехватки кислорода. Она сошла с ума. Это было единственное разумное объяснение. Мама – которая до этого момента казалась мне лучшей матерью на свете, моей личной версией «Девочек Гилмор»[14], предметом зависти моих друзей с этими красивыми каштановыми волосами, фантастически молодой кожей и причудливым чувством юмора, – оказалась сумасшедшей. – Зачем? Зачем ты мне это рассказала? – смаргивая слезы ярости, спросила я. – Потому что тебе пора узнать, что ты тоже особенная. – Особенная, – недоверчиво уставившись на нее, повторила я. – Потому что раз в тебе течет ангельская кровь, то и во мне тоже? – Таких, как ты, называют Квартариусами. – Я хочу вернуться домой, – отрешенно сказала я. Мне хотелось позвонить папе. Он должен знать, что делать. Мне нужно было найти того, кто поможет маме. – Я бы тоже не поверила, – сказала она. – Если бы не увидела доказательств. Сначала я решила, что солнце вышло из-за облаков и внезапно осветило выступ, на котором мы стояли, но потом медленно осознала, что это свечение было сильнее. Обернувшись, я заслонила глаза рукой от света, источаемого мамой. Казалось, она превратилась в солнце и сияла так ярко, что мои глаза наполнились слезами. Но через мгновение свет потускнел, и я увидела, что у нее есть крылья – огромные белоснежные крылья, которые раскрылись за ее спиной.