— Не понадобится отмываться, потому что никто ничего не узнает. Для разговора я подошел к купцу слишком близко, так что теперь пришлось сделать два шага назад. — Эй, ты что творишь? По зако… Вопль не вовремя вспомнившего о законе купца оборвал выстрел. Удар в грудь припечатал его к печке. Второй выстрел был контрольным, в голову. Для принятия окончательного решения мне хватило воображения и предчувствия того, что увижу в отдельной комнатенке пятистенка. Может, в родном двадцать первом веке я и не счел бы равноценным размен загубленной репутации девушки на чужую жизнь, но в этом мире другие правила игры. Хриплое бульканье за спиной заставило меня вздрогнуть и резко развернуться. Тревога оказалась ложной — это Евсей дорезал лежавшего у окна бандита. Судя по относительно бодрому виду казака, пулю он успел достать, но рану зарастил не до конца и сейчас прижимал левую руку к туловищу, стараясь ею не особо шевелить. — Тот, что в кустах, еще живой, — с полувопросительной интонацией сказал казак и, увидев мой легкий кивок, направился к выходу. Ну а мне придется разбираться с тем, что натворил этот слетевший с катушек мститель. Хорошо, что в момент моего появления Лиза была без сознания, если, конечно, в этой ситуации вообще может быть хоть что-то хорошее. Впрочем, то, что мне удалось нащупать бьющуюся жилку на шее обнаженной и избитой девушки, несомненно, лучше, чем полное отсутствие пульса. Я сдернул висящую на веревке занавеску и бережно закутал в нее бесчувственное тело. Во время этих манипуляций Лиза застонала, но, слава богу, не очнулась. Когда я бережно подносил ее к входной двери, в проеме появился Евсей: — Сделано, но человек Берендея не ушел, а сидит в кустах и смотрит. Лицо казака, посмотревшего на девушку в моих руках, дернула судорога, в которой смешалась и злоба к насильникам, и жалость к бедняжке. — Сможешь его вырубить? — спросил я, покосившись на руку казака. — Этого сморчка я скручу даже с перебитыми ногами. — Работай, — кивнул я и присел на лавку у стены. Лиза, конечно, девушка изящная, но не невесомая, а мне еще тащить ее до паромобиля. Через открытую дверь снаружи послышался вскрик, а через минуту появился Евсей и молча кивнул, опять жалостливо посмотрев на мою печальную ношу. — Проводи меня до авто. Затем вернешься и спалишь здесь все. Человека Берендея грузи на коня — и езжайте к нам домой. Пусть пока посидит в подвале. Еще раз кивнув, Евсей с револьвером в здоровой руке выскочил наружу, прикрывая мое передвижение с обезоруживающей меня ношей. Путь до паромобиля немного вымотал, но не так чтобы сильно. Устроив Лизу на заднем сиденье, я сел за руль и осторожно тронул машину с места. Евсей проводил меня до хуторской дороги. Подталкивать паромобиль ему пришлось только раз. То, как я передавал бесчувственную Лизу в руки прислуги семейства Бабичей, мне даже вспоминать не хочется, не то что описывать. Запомнилось только исказившееся от ярости лицо судьи. — Кто? — Машков. — Тварь, — прорычал Бабич и схватил меня за грудки. — Где он?! Даже с его невеликим ростом этот порыв не выглядел смешным. — Мертв, как и все подельники. — Ты… Он что, хочет мне предъявить какие-то претензии? Нужно срочно остудить этого доморощенного героя-мстителя. — Мертвые не умеют говорить. Похоже, только сейчас до судьи дошло то, что моя услуга ему была намного серьезней, чем кажется на первый взгляд. Помимо жизни дочери я постарался спасти ее репутацию, при этом нарушив все мыслимые законы империи. — Тела? — мгновенно остыв, спросил судья, прекрасно понимающий, что нормальный следователь легко отличит последствия штурма от банальной казни. — Сгорели вместе с домом. — Хорошо, — кивнул судья и положил руку мне на плечо. — Сейчас иди, Игнат Дормидонтович, поговорим позже, но знай, что я ничего не забываю и в долгу не остаюсь. Это прозвучало скорее как угроза, а не благодарность. Больше сказать мне было нечего, так что я просто кивнул. До дома добрался уже в предрассветных сумерках. Сил хватило только на то, чтобы дождаться появления Евсея с пленником, а затем я вырубился прямо на диване в гостиной. Глава 4 Следующий день, начавшийся для меня где-то ближе к полудню, я встретил робкой надеждой, что полоса экшена в моей жизни закончилась, но — увы, будущее показало, что это не так. После сытного обеда, которым всю нашу команду, как обычно, обеспечила соседка баба Марфа, я уже собрался отправить Евсея в гости к Берендею, но тот явился сам и начал с не самых правильных слов: — Ты совсем берегов не видишь, видок! Мы так не договаривались! Утренней тренировки, которая могла меня взбодрить, сегодня не было, а от сытной еды вообще разморило, так что скандалить не хотелось. Я по-прежнему сидел, развалившись на мягком диване, и с интересом смотрел на беснующегося шатуна. Явно приготовившийся к резкой отповеди артельный старшина удивленно замер: — Чего молчишь? — Во-первых, Берендей, ты как-то позабыл, что разговариваешь с дворянином. — Дворянской спесью я вроде пока не заразился, но напомнить мещанину о положении дел в этом мире все-таки нужно. — Во-вторых, мне нечего тебе ответить, ведь ты так ничего и не спросил. — Где Алексашка? — Если ты имеешь в виду ночного провожатого, то у нас проблема. — Какая? — явно ожидая подтверждения своих самых мрачных предчувствий, спросил Берендей. — Я всеми силами стараюсь не нарушать своего слова и теперь не знаю, что делать. Твоему Алексашке была обещана смерть, если он вздумает подглядывать за тем, что произойдет в схроне Колкого. — Он живой? — вздохнув, спросил старшина. — Да, и это проблема. — Для вас слово дороже жизни ребенка? — попытался надавить на мою совесть шатун. — А сколько стоит твое слово? — не стал я акцентировать внимание на том, что ребенком любопытный Алексашка уже года три как не является. — Много, — помрачнел Берендей. Интересно, а кем ему приходится сидящий в подвале пленник? Ладно, поиграли на нервах старика, и хватит. Если честно, я начал этот разговор больше как хохму, желая потроллить Берендея. Но он слишком легко повелся. Конечно, никто убивать парня не собирался. Ничего опасного он видеть не мог, а в подвал угодил только потому, что иного выбора не было — не везти же его тушку прямо в «Берлогу», подставив тем самым и проводника, и его босса. — Ладно, подпорчу себе репутацию и нарушу слово, но только потому, что твой подсыл ничего опасного не увидел. Иначе разговор был бы совсем другим. Что же касается твоих коллег, то они сами себе подписали смертный приговор. Радуйся, что не утащили за собой остальных. — Я и радуюсь, — проворчал Берендей, все еще стоя посреди гостиной. — Ты сегодня хоть пообедал? — участливо спросил я, меняя тон. Пора переходить от кнута к пряникам, а они у бабы Марфы страсть как хороши. — Даже не снедал, все бегал Алексашку искал. — Ну, тогда прошу к столу. Да и я к тебе присоединюсь. В животе у меня немного улеглось, так что можно чуток добавить. Берендей подошел к столу и, лишь присаживаясь, заметил, что все это время за его спиной маячил Евсей. — Ну что, по пять капель беленькой? — предложил я, приподняв графинчик. — Можно, — сказал Берендей, оглаживая бороду. — Странный вы, ваше благородие. — А то я не знаю, — хмыкнул я и искренне улыбнулся собеседнику. Посидели нормально, но выпили самую малость, лишь для аппетита. А затем старый шатун забрал своего слегка помятого и перепуганного подопечного и убрался из моего дома. Как ни странно, на место убийства горничной меня вызвали только ближе к вечеру. Там я особо задерживаться не стал — попробовал провести ритуал и честно заявил, что ничего не получилось. Правда, умолчал о причинах срыва. Мне за это ничто не грозило. Клятва видока запрещала врать о своих видениях, а в остальном был определенный люфт. Быстро дав в управе показания под запись Лехи, я решил проехаться до нашей основной мастерской.