Я прямо слышал, как в голове шатуна что-то щелкнуло от напряжения. — Схрон у него есть за Зоряновским хутором, — очень тихо сказал Берендей. — А сейчас уходите. Рядом с хутором через час будет ждать паренек один. Ездил он от меня к Колкому за хабаром. Так что проведет. Да уж, не очень приятная новость. За хутором дядьки Зоряна начинаются уже опасные места. У меня даже морозец по коже пробежался. Вот бы шатун удивился, узнай, что великий истребитель упырей тупо боится соваться даже на окраину Топи. — Вы пообещали, ваше благородие… — напомнил мне шатун, явно осознав всю серьезность ситуации. Ох, не о том ты сейчас переживаешь, шатун. — Обещал, — кивнул я, — и пообещаю еще кое-что. Если Колкий не сам все закрутил, а просто на шальную деньгу позарился, то скрою от пострадавшего участие в деле вашего брата. Но если там одни шатуны засели… могу только замолвить словечко о лично твоей искренней помощи. Остальным будет очень плохо. — Вторую половину своей речи я произнес одними губами. Берендей кивнул, показывая, что все понял. На этом мы покинули сие негостеприимное общество. Когда шли к выходу, казалось, что спина задымится от злобных взглядов. Ночной воздух был необычайно свеж и приятен. Не скажу, что в кабаке как-то плохо пахло, но обстановка там накалилась до предела. Порой я сам поражаюсь своим поступкам. Ну вот скажите, откуда такая решительность? Ни Евгений Васильевич Костров, ни тем более Игнаша Силаев смельчаками не были, но в новой компоновке получился временами отчаянный и даже слегка отмороженный индивидуум. Что это — возникновение достойной цели в жизни или понимание того, что смерти как таковой нет, а бессмертная душа — штука совсем не мифическая? Тряхнув головой, я постарался изгнать оттуда совсем несвоевременные мысли и пошел к паромобилю. Странно, но наш аппарат никто не то что не угнал, но даже не обобрал. Все-таки определенный статус в этом городе я себе заработал. Путь до Зоряновского хутора занял почти полчаса, и в основном из-за плохой дороги. Вот где пригодились бы мои всепогодные гусеницы. Так нет же, зарекся соваться на болота — и езжу теперь только на обычных колесах. Хорошо хоть не приходится использовать полувелосипедный вариант, что был принят в этом мире, — потратился на создание нормальных, таких, как у внедорожников из родной реальности. Но все равно для местной грязи они не очень-то подходили. Наконец-то впереди показался хутор, спрятавшийся от опасностей Топи за бревенчатым частоколом. Там жил Зорян, который освоил сразу три профессии — ведьмака, шатуна и бирюка. Управление артефактами он изучил в Тамбовской школе ведунов. Это одно из двух учебных заведений в Империи, которые никак не были связаны с Новгородской энергетической академией, под крылом которой подобных школ с добрый десяток. В том числе школа видоков — альма-матер Игнаши. В общем, дядька был более чем серьезным, и ссориться с ним мне не очень-то хотелось. Надеюсь, и не придется, но то, что схрон Колкого находится неподалеку от жилища ведьмака, звоночек очень даже нехороший. На самом хуторе нам делать было нечего, да и не пустят — рядом с Топью свои порядки и свои законы. Посланец от Берендея прискакал на невзрачной кобылке всего через десять минут после нас. Не спускаясь с седла, довольно юный для своей профессии шатун хмуро кивнул нам и тут же направил свою животинку в сторону от дороги на едва наезженную колею. Как я и подозревал, мы окончательно застряли метров через сто. Тихонько свистнув, я привлек внимание юноши и, когда он приблизился, спросил: — Далеко еще? — С полверсты, — уверенно ответил наш проводник. — Ну, это терпимо, — кивнул я и начал снаряжаться. Евсей тоже не отставал в процессе обвешивания себя убойным железом. Авантюра, конечно, запредельная, но иного выхода нет. Никого больше к делу привлекать нельзя. Даже нашего проводника я отправлю обратно, как только доберемся, да еще и постращаю для уверенности, что он не увидит ничего лишнего. Снарядившись, мы с Евсеем бодро двинулись за проводником. Метров триста парень ехал по тропинке верхом, а затем спешился и привязал коня к дереву. Сразу стало понятно, что это хоть молодой, но уже полноценный шатун. Он шел впереди с кошачьей ловкостью, не производя ни малейшего шума. Евсей двигался так же тихо, и на их фоне мой топот напоминал слоновий. Еще метров через двести проводник, имени которого я так и не удосужился узнать, остановился и повернулся к нам: — Сотня шагов осталась. Там и будет изба Колкого. Внезапно меня резанула мысль, что о нашем нахождении здесь, кроме шатунов, никто не знает. Сгинем, и костей не найдут. Ничего не скажешь, сглупил я, не предупредив хотя бы своих домочадцев, но что уж теперь… Да и Берендей не выглядит идиотом, чтобы так сильно рисковать. — Так, теперь слушай меня, — повернулся я к проводнику. — Садишься на свою лошадку и очень быстро возвращаешься в город. Если вздумаешь шпионить, придется тебя прирезать как лишнего свидетеля. Ты меня хорошо понял? — Да, — недовольный моим тоном, буркнул парень. Я был немногим старше его, и подобное обращение от почти сверстника покоробило юношу, несмотря на всю мою репутацию. Молодость — она вообще слабо признает авторитеты. Убеждать его я не стал: не послушается — значит, сам виноват. — Работаем, — тихо сказал я Евсею, и он тут же скользнул в заросли у тропинки. Роли у нас были распределены уже давно, и мне сейчас предписывалось тихонько двигаться след в след за казаком. Через минуту я догнал его и присел рядом в кустах, из которых открывался неплохой обзор. Тонкий серпик месяца, уже почти нырнувший за деревья, и мои очки давали неплохую видимость. Обещанная изба находилась на небольшой полянке. Приземистое строение, обычный пятистенок, правда собранный из толстенных бревен. Никакой охраны я не увидел, но это я. — Один в кустах возле крыльца сидит. Больше никого не чую, — прошептал казак, не отрывая взгляда от дома. — Сможешь тихо снять? — Живым? — Как получится, — равнодушно пожал я плечами. Скорее всего, нам придется убить всех, но пока мне было трудно смириться с этим решением. Казак тихо просочился сквозь кусты, на ходу проводя уже основательную трансформацию. Нет, в волка он не превратился, но его фигура исказилась — стала сутулой, и даже сместился центр тяжести. Отсюда не видно, но морда наверняка полностью превратилась в волчью. Казак не пошел напрямую к кустам, а начал огибать избу с другой стороны. Даже с помощью гогглов я так и не заметил охранника, только увидел, как зашевелились кусты, и раздался негромкий треск. Затем наружу полезла туша Евсея. Он махнул мне рукой, и я как мог тихо подбежал к дому. Сколько уж раз видел его волчью морду, но до сих пор привыкнуть не могу. Проводить обратную трансформацию казак не спешил, а говорить в таком виде ему было трудно, но на этот случай у нас давно разработана система жестов. С их помощью Евсей и сообщил мне, что в доме сидят четыре мужика и одна девушка. Нехороший, скажу я вам, расклад. — Работаем по стандартной схеме, — прошептал я и извлек из креплений на поясе светошумовые гранаты, внимательно осмотрев маркировку. Еще не хватало, чтобы оборотень, ворвавшись в помещение, из-за моей ошибки попал в облако серебряной пыли. Его это, конечно, не убьет, но операцию мы провалим, и мне еще долго придется слушать упреки и подколки. Это если выживем. Евсей в это время подошел к двери. Окошко в доме было очень маленьким, и через него внутрь нам не попасть, а вот для гранаты места достаточно. Не пожалев заряда серебряной картечи, я пальнул в окно из своего двуствольного пистолета. Первая граната уже была взведена рычагом, так что осталось только нажать на кнопку. Под аккомпанемент встревоженных выстрелом голосов я закинул первый подарок в окно и тут же взвел рычаг второй гранаты. Два взрыва прозвучали с трехсекундным интервалом, и внутри тут же начался ор с суматохой. Наверняка Евсей сейчас резвится там, как лиса в курятнике. А вот выстрел, прозвучавший через десяток секунд после взрывов, мне очень не понравился, но к этому времени я уже забегал в дом с «кобальтом» в руке. Чудом уцелевшая керосиновая лампа на стене помогла моим очкам полностью показать картину боя. Двух мужиков Евсей успокоил основательно. Один валялся под окном в луже собственной крови. Второй, перевернув своим телом стол, повис на вертикально вставшей столешнице с неестественно вывернутой головой. Третий обитатель дома, неожиданно дорого одетый для такой обстановки, пузатый и явно контуженый господин, копошился на полу у печки. Он пытался встать, но я навел револьвер совсем на другую цель. Четвертый супостат, а судя по осанке и одежде, это был именно Колкий, мало того что как-то смог опомниться после взрывов, так еще и сумел пальнуть в разбиравшегося с его подельниками оборотня. Причем удачно так пальнул — в смысле для себя, а не Евсея. И судя по тому, что казак до сих пор не разорвал его, наплевав на боль и мгновенно зарастив рану, пуля была серебряной. Уходя от второго выстрела, Евсей нырнул за перевернутый стол, «украшенный» трупом со свернутой шеей. Все это мой взгляд выхватил за какую-то долю секунды. Ощерившийся, словно волк, но без тени трансформации Колкий уже начал переводить монструозного вида револьвер на меня, но шансов у него все равно не было. Я, конечно, очень сильно уступал Евсею в ближнем бою, но уж стрелял-то если и хуже, то ненамного. Поэтому, как в тире, всадил три пули в грудь шатуна. «Кобальт» — это, конечно, не «крашер», но и Колкий далеко не медведь. Его не отбросило на стену, но сильно качнуло, и от болевого шока шатун выронил свое оружие. Просчитав обстановку, Евсей поднялся из-за стола. Остатки трансформации постепенно сходили с него, а левая рука, в плечо которой угодила пуля, уже давно была полностью человеческой. — Вот злыдень, попал все-таки. — Помочь? — спросил я, по-прежнему контролируя окружающее пространство и не опуская оружия. Сейчас казаку важно быстро убрать пулю из раны, иначе ионы серебра разойдутся по телу и о трансформации можно будет забыть на долгое время. — Сам, — прорычал казак, вытаскивая из кармашка на поясе специальные щипцы. Оборотни уже давно имеют дело с любителями пулять в них серебром и успели изобрести особый набор инструментов. Ну, сам так сам, а я проверю противника. Колкий признаков жизни не подавал, но я все же проверил его пульс. Готов, как и тот, что со свернутой шеей. Истекающего кровью у окна я проверить не успел, потому что богато одетый господин прекратил возню на полу и даже сел. Встать на ноги он не пытался, а просто уставился в дуло моего револьвера. И тут я его узнал. Ну прямо шекспировские страсти какие-то. Это же купец первой гильдии Машков. В недавнем прошлом один из богатейших людей Топинска. Как часто это бывает, горе в купеческий род принесло именно богатство, которое развратило его единственного сына до скотского состояния. Однажды, загуляв в кабаке, мажорчик в пьяном угаре проломил бутылкой голову половому, да так, что даже лекарь-ведун не помог. Вот тут в дело и вступил судья Бабич, который славился фанатичной принципиальностью. На уговоры несчастного отца он не поддался, а законопатил парнишку на каторгу. И все бы ничего — помахал бы парнишка с годик кайлом и, может, даже поумнел. Но вот беда: приглянулся смазливый вьюнош матерому сидельцу, любителю мальчиков. В итоге психически неуравновешенный парень повесился. — Поздно, ведун, — зашелся каркающим смехом Машков. — Теперь твой хозяин вовек не отмоется и не отмоет свою потаскушку. Вот зря он смеялся и разглагольствовал столь торжественно. Где-то на краю сознания у меня еще теплилось сочувствие к несчастному отцу, но после его слов тут же рассосалось.