Джун делает еще один глубокий вдох и закрывает глаза. Он выдыхает через нос, снова смеясь, но смех кажется самоуничижительным. – Потому что моя природа так реагирует, несмотря на то что ты еще даже не полностью пробудился. – Так это хорошо? – Я знаю, что это происходит только у чистокровных и вампиров первого поколения. Человеческие исследования предполагают, что у любого, кто занимает более низкий ранг, активность крови недостаточно сильна. Так что, конечно, у нас нет об этом достоверной информации, поскольку мы редко имеем возможность работать с вампами более высокого ранга. Харуки и Джуны мира не разглашают секреты своей биологии человеческим ученым и исследователям. Зачем, черт возьми, им это делать? Он поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. Я снова поражаюсь, когда его глаза медленно превращаются обратно в ониксовые стеклянные шарики. – Да, это хорошо, – говорит он. – И я принимаю твое щедрое предложение. Спасибо. Я усаживаюсь прямо, на сердце все еще тепло. – Хорошо. Не за что. Джуничи тоже садится прямо. Я отодвигаюсь назад, давая ему больше пространства, но затем он проводит пальцами одной руки по моему затылку и прижимается своим лбом к моему, его дыхание ласкает мой рот, когда он шепчет: – Если ты передумаешь после пробуждения, просто скажи мне. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя обремененным, ладно? Ты не прикован ко мне. – Я не передумаю. – Я наклоняю голову и прижимаюсь к его пухлым губам. Его челюсть отвисает, и он прижимает ко мне в поцелуе еще крепче, исследуя меня своим языком. Боже… Как он может быть мне обузой? Я хочу сказать ему, что это невозможно, и что я хотел бы быть каким-то образом прикован. Я бы хотел, чтобы… он был официально моим, а я его, чтобы просыпаться каждый день с этой уверенностью. Этот странный путь, на котором я нахожусь и его бесчисленные неопределенности. Как замечательно было бы знать, что Джун всегда будет рядом, что этот вампир, в которого я влюблен всем сердцем, всегда будет со мной, и я никогда больше не буду одинок. Конечно, я ничего из этого не говорю, потому что, наверное, уже сказал слишком много. Вместо этого я просто целую его. Открыто и так, будто он значит для меня все, ведь так оно и есть. Быть с ним, изучать все эти завуалированные знания о вампирской культуре, учиться у Харуки и запускать программу суррогатного материнства – все это мечта, и Джун находится в ее центре. Я целую его, просто надеясь, что он каким-то образом понимает, что я чувствую. Глава 33 Джэ В среду утром я, как обычно, сижу на татами в кабинете Харуки. Он сидит за своим низким столиком и просматривает запросы аристократов, а я читаю мемуары, написанные чистокровным вампиром семнадцатого века. Я почему-то измотан, но это невероятно интересно. Этот вампир-француз был интеллектуально увлечен какой-то женщиной-ученой, но питье ее крови медленно убивало его. Он документирует свой упадок и влияние ее крови на тело, ставя под сомнение свой выбор в пользу любви, а не личного благополучия. Харука говорит, что эти мемуары известны в вампирской культуре по двум причинам. Во-первых, это был первый письменный отчет о том, что физически происходит с ранговыми вампирами, когда они питаются от людей в течение длительного времени (с ужасающими пошаговыми подробностями, могу добавить). Во-вторых, ключевой вывод заключается в том, что, если бы ситуация этого чистокровного была действительно любовью, не было бы такого пагубного воздействия на его личное здоровье и смертность. Я сказал Харуке, что люди отнеслись бы к этой истории совсем по-другому, что его вопиющее самопожертвование романтично. Настоящая любовь и преданность «несмотря ни на что». Харука ответил, что это саморазрушение или, скорее, форма насилия, окрашенная романтизированными представлениями. В конце концов, чистокровный бросает женщину-человека и спаривается с вампиршей первого поколения из Португалии. Харука говорит, что они по сей день счастливы, здоровы и живут в Париже. Из глубины моей груди вырывается зевок. Боже. Когда мной овладевает зевота, она ощущается внутри меня как землетрясение. Подняв очки, я кончиками пальцев вытираю слезы, выступившие в уголках глаз. – Вы хорошо себя чувствуете, Джэ? – Спрашивает Харука, наблюдая за мной через всю комнату. – Сегодня вы выглядите особенно уставшим. – В порядке. – Я снимаю очки. – Я хорошо спал прошлой ночью, так что не знаю, почему чувствую себя таким уставшим. – Хм. – Харука выглядит так, словно хочет что-то сказать, но не говорит. Он просто смотрит, оценивая меня. Раздается стук в раму приоткрытой двери. Когда я поднимаю глаза, там стоит Нино. – Привет, Джэ. – Его глаза ярко-янтарные и сияют в утреннем свете. Он прекрасно выглядит в темных брюках и джемпере насыщенного канареечного цвета. Все эти вампиры такие чертовски модные. Интересно, это дело рук Джуна, или они сами по себе такие. – Доброе утро. – Я улыбаюсь, когда он приближается ко мне, неся большой конверт из манилы. – Это пришло от Джованни сегодня утром. – Нино протягивает его мне. – На ощупь довольно толстый. Может быть, это хороший знак? Сияя, я беру конверт обеими руками. – Да. Отлично. Превосходно. Я просмотрю их, а затем сопоставлю с документами других кандидатов, которые у меня есть. Думаю, в следующем месяце у меня будет довольно много потенциальных суррогатов, готовых к вашему рассмотрению. – Благодаря местным связям Харуки и старшего брата Нино в Италии я начал собирать данные и заявки кандидатов. Они, конечно, не знают, для кого будут суррогатными матерями, тем не менее, отклик был невероятный. Харука подписал ознакомительные письма, уверен, во многом ажиотаж связано с этим. Нино ухмыляется мне, подходя к своему супругу. – Очень волнующе. У вас все хорошо? Вы сегодня какой-то бледный. – Я в порядке. Просто немного устал. Но спасибо, что спросили. – Конечно. – Нино достает из кармана гладкий черный смартфон. Я предполагаю, что это его, но он опускается на колени рядом с Харукой, кладет телефон на стол и придвигает к нему. – Почему он лежал разряженный под раковиной в ванной? А на прошлой неделе он был в щели между стеной и твоим прикроватным столиком. Харука хлопает своими бордовыми глазами, словно он так же озадачен, как и Нино. – Я не знаю. – Ага, не мог бы ты проследить за этим сегодня? – Спрашивает Нино. – Я зарядил его. Напишу тебе, если задержусь сегодня вечером. Харука смотрит на телефон, надувшись, как будто его просят использовать какой-то инородный, сложный предмет: – Просто… напиши Асао. Он мне передаст. – Нет, tesoro. Я хочу писать тебе сегодня. Tutto il giorno[43]. Я не знаю, что сказал Нино, так как я не говорю по-итальянски, но наступает отчетливая пауза. Как противостояние. Харука вздыхает. – Ладно… Нино наклоняется и начинает неистово целовать Харуку. Это как вспышки нежности – в переносицу, затем в лоб и щеку. Харука отворачивается, и Нино целует его в ухо и в висок. Когда он заканчивает, Харука слегка отклоняется в сторону, его лицо растянуто в улыбке. Нино приподнимает подбородок, ухмыляясь. – Ti amo[44]. Харука поворачивается, чтобы посмотреть на него. – Я тебя люблю. – Он протягивает руку и хватает Нино за джемпер, притягивая к себе, и дважды быстро целует в губы. Нино хмыкает теплым, удовлетворенным звуком, затем встает и идет к двери. Он машет мне рукой. – Увидимся позже, Джэ. Я машу в ответ, преисполненный благоговения. Когда я смотрю на Харуку, он качает головой и закатывает глаза, но это его явно забавляет. Их связь кажется несправедливой по отношению к другим. У каждого должна быть возможность иметь такого партнера, как Нино или Харука, или ни у кого. – Мои извинения. – Харука вздыхает, берет телефон и откладывает его на другой конец стола. – Все в порядке. – Я улыбаюсь. Честно говоря, я к этому уже привык. За последний месяц я заметил, что часть очарования в их отношениях заключается в том, что Нино беззаботно подшучивает над Харукой, как будто Харуке нужно мягкое напоминание о том, что не стоит быть таким серьезным. Когда Нино делает так, это также напоминает мне, что я могу открыто задавать вопросы Харуке, что он не какая-то непробиваемая стена чистокровного отличия и великолепия, каким кажется. – Харука… почему у вампиров светятся глаза? Что это значит? – Причина того, что наши глаза загораются, сильно зависит от контекста. Как правило, в нашей природе пробуждаются какие-то глубокие эмоции, которые и вызывают это. Они могут быть положительными или отрицательными. Я киваю. – Например, если ты очень зол или очень счастлив? – Проще говоря, да. – Харука сидит совершенно прямо, скрестив руки на груди. – Сияние наших глаз – побочный продукт проявления нашей вампирской ауры, обычно вызванный какой-то значительной эмоцией. Например, настоящая ярость от того, что тебе или близкому человеку угрожает физическая опасность. С другой стороны, искренние любовь и страсть – врожденное, глубокое желание к другому существу. Я являюсь исключением из этого общего правила, потому что строго сохраняю уникальный контроль над своей природой. Когда я манипулирую вещами с помощью своей энергии, мои глаза тоже светятся, независимо от моего эмоционального состояния. – Нино такой же? Харука кивает. – Да, и это зависит от того, что он получает все больше контроля над нашей общей родословной и природой. Я должен отметить, что это происходит только с теми существами, которые обладают преимущественно вампирической природой. – Да, я знаю. Только чистокровные и вампиры первого поколения. – Верно. Я надеваю очки, вспоминая наш разговор с Харукой о связи несколько недель назад. Он даже разрешил мне прочитать «Жажду и желание». Книга довольно толстая, и я еще не закончил ее читать, но она поражает меня близостью вампирских уз. Невозможно представить, как можно быть настолько глубоко связанным с другим человеком, чтобы читать мысли и ощущать эмоции друг друга. Они пьют кровь друг друга. Я знаю, что это утверждение кажется обыденным в контексте вампиров, и в последнее время мы с Джуном тоже это делаем, но… иногда мне все же нравится отгородиться от этой мысли, просто чтобы осознать ее значение и вес. Мы с Джуном пьем кровь друг друга. Безумие. – Значит, если глаза вампира для кого-то загорятся… возможно, он захочет соединиться с ним? – Не только, – говорит Харука. – Но перспектива, несомненно, высока. Ваша природа может сказать вам что-то… показать нечто глубоко истинное. Но всегда есть свобода воли. Нами, как вампирами, движет наша природа, но мы не являемся ее рабами. – Верно. – Прошлое всегда запутывает нас, не так ли? До понедельника я, кажется, никогда не говорил слова «я люблю тебя» никому, кроме моей мамы. Я даже не могу вспомнить, чтобы говорил это папе. Возможно, в детстве говорил. Скорее всего. Должен был. Но я четко помню, как говорил это маме, когда был старше. Особенно когда она стала слабеть и перед тем, как умерла. Тогда я говорил это все время. Я заостряю на этом внимание, потому что это похоже на фразу, которая хранилась в сейфе внутри меня, и совершенно неожиданно она попыталась вырваться наружу. Эти три слова, которые я никогда не складывал в таком конкретном последовательном порядке. Не то чтобы я когда-либо говорил: «ты любить меня» или «любить я тебя». Это было бы странно.