Одесса помертвела. В голосе Соломона звучала неприкрытая боль. Разумеется, всему виной его пошатнувшееся здоровье и кровоизлияние в мозг. Как сильно он сдал всего за несколько дней, минувших с их последней встречи. – Ты стремился постичь истину, заглянуть за рамки привычного мира, – произнес Блэквуд. – Чем основательно подорвал свою веру. – Наверное, так и было. – Губы у Соломона дрожали. – Поначалу. Но я лишь хотел… хотел стать полицейским. – И у вас получилось, – вклинилась Одесса. Соломон повернулся к ней: – Теперь настал ваш черед. Он помогает вам не по доброте душевной, уж поверьте. Случайностей не бывает, так ведь, Блэквуд? Никаких случайностей, никаких совпадений. Все взаимосвязано. Одесса поспешила успокоить старика: – Будь он таким негодяем, вы бы не направили меня к нему. Соломон моргнул: – У меня не было выбора. Вас прислали ко мне, агент Хардвик. Все взаимосвязано. Одесса покосилась на Блэквуда, Эрл Соломон тоже посмотрел на него, но иными глазами. – Может, когда-то мы и были напарниками. Выполняли… специфическую работу. На равных, признаю. Но теперь, когда мои дни сочтены… все воспринимаешь по-другому. Потратить всю жизнь, и ради чего? Я умираю… а он остается. С новой напарницей. – Нет! – горячо возразила Одесса. – Вы же сами посоветовали обратиться к нему. Говорили, он поможет вернуть мне честное имя. Впрочем, меня так и не восстановили в правах. И скоро вытурят окончательно. – Простите, – пробормотал Соломон. – Простите, что втянул вас в это. Не без моего участия. Не знаю, как лучше выразиться, мысли путаются. Но вы понимаете? Я пытаюсь вас предостеречь. Отставной агент угасал на глазах. Одесса прижала ладонь ко рту, не в силах подобрать слов. Соломон лежал, закинув руку на грудь. Блэквуд шагнул к кровати и накрыл худую безвольную ладонь своей. Соломон попробовал высвободиться, но тщетно. Так они и застыли – бессмертный и умирающий старик. – Ты так и не оправился после нашего первого дела. Мальчик из Миссисипи. Черты Соломона разгладились. – Вернон. – Рассудок Соломона прояснился, он впервые по-настоящему взглянул на Блэквуда. – Напрасно ты недооцениваешь себя и свой вклад в спасение мира. Ты оставил после себя наследие, Эрл Соломон. Великое, сокровенное наследие. Тайну, известную лишь нам двоим. Глаза старика увлажнились. Костяшки пальцев побелели, когда он стиснул руку англичанина в ответном жесте. – В одном ты не ошибся, – сказал Блэквуд. – Я действительно завидую твоему уходу в мир иной. Да свершится он тихо и безмятежно. Слезы заструились по впалым щекам Соломона. – Спасибо, – прохрипел он, с трудом переводя учащенное дыхание. Блэквуд выпустил его ладонь, и та легла на живот. Соломон успокоился, вернулся в реальность. Он повернулся к Одессе и ободряюще кивнул, призывая ее не тревожиться. – Берегите себя, – напутствовал он. Одесса улыбнулась – больше от облегчения, чем от радости. Соломон закатил глаза к потолку и, казалось, вот-вот лишится сознания, но вместо этого он ткнул куда-то поверх ее головы: – Там. Одесса из вежливости обернулась и уперлась взглядом в телевизор, расположенный прямо за ней. Транслировали прямой репортаж о захвате заложников при ограблении банка на Форест-Хиллс в Куинсе. К месту происшествия стекались автомобили с включенными проблесковыми маячками. На пороге банка растрепанная женщина в деловом костюме размахивала пистолетом и что-то кричала полицейским. Бегущая строка гласила: захват заложников в Куинсе. Подозревается управляющая банком. Подавленная, Одесса не сразу сообразила, о чем речь. – Управляющая банком? Затеяла стрельбу в собственном отделении? Блэквуд метнулся к экрану: – Это не управляющая. Пустота. 1962 год. Дельта Миссисипи Соломон припарковался за вереницей фургонов с номерными знаками Арканзаса, Миссури и Теннесси. С заправочно-ремонтной станции на углу белый парнишка в темно-синем комбинезоне с закатанными рукавами наблюдал, привалившись к колонке, как из автомобиля выбрались двое мужчин в костюмах. Хотя станция работала, народу не было ни души. Соломон направился к ветхому почтовому отделению в центре Гибстона. На тротуаре собралась толпа – человек тридцать белых мужчин в рубашках с коротким рукавом и пара-тройка женщин в летних платьях и соломенных шляпах. Там же, засунув большие пальцы за портупею, высился шериф Инголс в окружении помощников. На противоположной стороне, у церкви, горстка темнокожих (с равным количеством представителей обоих полов) опасливо косилась на доминирующий лагерь. Хотя был будний день, в церкви играл орган. Шла импровизированная заутреня. Паства оплакивала смерть Вернона Джамуса. Тело мальчика нашли на старом заброшенном кладбище, неподалеку от дерева, где повесили Гека Косби. Соломон укоризненно глянул на державшегося чуть поодаль Блэквуда, словно хотел сказать: «А я предупреждал!» После гибели Вернона обстановка в городе накалилась до предела. А Блэквуд рассчитывает, что Соломон станет его выгораживать! Специальный агент Маклин отделился от толпы возле почты и уголком галстука протер запотевшие очки. – Святые угодники, Эрл! – обратился он к молодому агенту, водружая на нос очки. – Ну мы и вляпались! – Не говорите, сэр. – Ты молодец, оперативно обнаружил мальчишку. Соломон откашлялся, кожей ощущая присутствие Блэквуда за спиной. – Кладбище и место преступления расположены неподалеку от дома Джамусов. Пять минут, если идти через тростниковую плантацию. Если Маклин и не поверил, то не подал виду и кивнул на сборище темнокожих у церкви. – Они считают случившееся возмездием. Жизнь за жизнь. – А вы как думаете? – спросил Соломон. Маклин покосился на представителей своей расы: – Не знаю. Месть редко вымещают на детях. Соломон мог с ходу назвать десяток дел, где за ошибки взрослых расплачивались их отпрыски, но промолчал. Чем меньше скажешь, тем лучше. – На предумышленное убийство не похоже, – заметил Маклин. – Мальчик болел? Сбежал из дому? Соломон почувствовал, как саднят царапины под воротничком, как набухают синяки на спине и боках. Вслух же он произнес: – Семья отказывается от вскрытия. – Дрянной расклад, – вздохнул Маклин. – Домыслы еще сильнее распалят народ. В принципе, шериф может настоять на процедуре. – Может, но вряд ли захочет, – возразил Соломон. – Зачем ему лишние хлопоты? На другом конце улицы завязалась перепалка: какой-то темнокожий тыкал пальцем в горстку белых, те огрызались в ответ. Двое помощников шерифа поспешили угомонить скандалистов. – Обе стороны спят и видят, как развязать войну, – констатировал Маклин. – Если ситуация не изменится, только Национальная гвардия сумеет навести тут порядок. – Вас заботит порядок или торжество справедливости? – нахохлился Соломон. – Меня заботит твой народ. Поговори с ними, попроси не разжигать смуту. – Они не мой народ! – вспылил Соломон, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться. – Я не могу указывать им на основании одного лишь цвета кожи. – Ладно, приятель, остынь. Но Соломон не унимался. – Определитесь уже, кто я – черный или агент ФБР? Поскольку обе стороны видят во мне лазутчика. Если меня направили сюда совмещать обе функции, то, боюсь, вы здорово просчитались. Разговор на повышенных тонах привлек внимание Инголса. – Проблемы? – осведомился шериф.