– Вы, сэр, ступили на единственную свободную от проблем территорию в городе, – объявил Соломон. Инголс нахмурился: – Забавно, сынок. На тебя как раз поступила жалоба. – Серьезно? – Ребята говорят, ты нагнал на них страху неподалеку от места повешения. Взгляд агента выхватил из толпы разъяренную компанию мужчин, чьи лица покрывали свежие ссадины и раны. – Речь о тех джентльменах? – уточнил Соломон. – Без капюшонов их и не узнать. Инголс не смутился: – Полюбились наши леса, сынок? Торчишь там безвылазно. Соломон прищурился, гадая, куда клонит шериф. Намекает на его причастность или надеется застать врасплох? – Не пойму, в чем суть претензии. У ребят просто погасли факелы, и они запаниковали. – И откуда ты такой взялся? – крикнул кто-то из куклуксклановцев. – А вы, парни, откуда? – хмыкнул Соломон и повернулся к Инголсу. – И вы позволите заезжим смутьянам устанавливать порядки в родном городе? – Они – не смутьяны, а неравнодушные граждане, – окрысился шериф. – Имеют право. – Действительно, с законом не поспоришь, – протянул Соломон. – Значит, если сюда нагрянет банда чернокожих – в качестве неравнодушных граждан, разумеется, – вы окажете им не менее любезный прием? Шериф больше не улыбался. – Ты ведь здесь, верно? Специальный агент вклинился между спорщиками, предупреждая конфликт: – Все, закрыли тему. Мы по одну сторону баррикад. – Ничего подобного! – прорычал шериф и ткнул за спину Соломона. – А это кто? Вечно шляется за тобой по пятам. Вопрос относился к Хьюго Блэквуду, направлявшемуся в сторону церкви. – Неравнодушный гражданин, – бросил Соломон, припускаясь следом. Соломон протиснулся в последний ряд и опустился на грубо вытесанную скамью с высокой спинкой. Пастор Теодор Эпперт проповедовал со слезами на глазах, фиолетовый воротник облачения вымок и потемнел от влаги. Присутствующие рыдали. Первые три ряда занимало семейство Джамус: родители и восемнадцать детей. Блэквуд зловещим призраком маячил чуть поодаль. Удивительное кощунство, как он только посмел явиться сюда! Соломон ощутил новый прилив ненависти к убийце. Несмотря на христианское воспитание, Эрл не помнил, когда в последний раз обращался к Богу с молитвами. Сейчас же он молил Господа о прощении. Заступничестве. Молил о помощи. – Вернон был лучшим из нас, – провозгласил священник. – Восславим Господа! – вторила паства. – Вернон был самым безгрешным, самым чистым из нас. – Восславим Господа! – Вернон встретит нас в лучшем из миров. – Восславим Господа! – Восславим Господа, – запоздало повторил Соломон. Поминальная служба закончилась. Едва священник спустился с алтаря, его моментально обступили родственники и многочисленные друзья погибшего мальчика. Осязаемая атмосфера горя свинцовым грузом ложилась на плечи. Соломон почувствовал, как болезненно сжимается сердце, а его место занимают пустота и уныние. Мало-помалу церковь опустела. Народ хлынул на улицу, разделившись на два лагеря. Соломон никак не мог собраться с духом, чтобы последовать за ними. Облокотившись на высокую скамью, он разглядывал висевшее над алтарем распятие, простую деревянную кафедру, двери, обрамляющие неф, зажженные свечи. По дороге к выходу он миновал подножие разветвленной лестницы, ведущей на хоры, откуда доносилось траурное пение органа. На пороге Соломон обернулся, высматривая Блэквуда. Англичанин шагал по центральному проходу к алтарю. Соломон остолбенел: – Эй, вы куда собрались? Вопрос эхом зазвенел под сводами. Вспомнив об органисте, Соломон понизил голос и бросился вдогонку. – Мистер, кому говорят! Выметайтесь отсюда! – Он схватил Блэквуда за рукав. – Вы достаточно натворили дел. Не усугубляйте. – Пустите, мне нужно идти. – Не доводите до греха. Не вынуждайте меня применять силу в церкви, – напирал Соломон. Во взгляде Блэквуда читалась угроза. Угроза не насилия, а грядущего разоблачения. – Хотите уйти – вперед! – отчеканил Блэквуд, высвободившись из цепких пальцев агента. – Но не вздумайте мне мешать. Англичанин приблизился к маленькому невзрачному алтарю, чью обстановку составляли лишь голый стол под распятием, свечи и деревянная кафедра. Соломон с тоской взирал на опустевшие скамьи, мечтая убраться отсюда, и поскорее. А заодно проучить Хьюго Блэквуда. Напрасно он надеется запугать его, заставить плясать под свою дудку. Нет, он сам себе хозяин и никогда не осквернит храма Божьего. Блэквуд взошел на алтарь и толкнул створку, ведущую в ризницу. – Погодите! Туда нельзя! – возмутился Соломон. Но Блэквуд уже скрылся внутри. Соломон окинул пристальным взглядом церковь. Никого. Никто за ними не следит. Снаружи страсти накалялись. Соломон растерялся, не зная, что предпринять. Он шагнул к дверце за алтарем – просто проверить, куда подевался Блэквуд, – но увидел только распахнутый шкаф, заставленный молитвенниками и блюдами для подаяния. Проклиная Блэквуда, Соломон переступил порог. Впереди обозначился проем, примыкавший к кафедре. В нише стояла чаша для омовения рук и висело полотенце. На столе, возле карандашницы, высилась стопка Библий, учебники для воскресной школы, маленькие обрядовые свечки и коробок спичек. В дальнем углу Хьюго Блэквуд рассматривал в окно деревья. Мелькнула нехорошая мысль: а нет ли за церковью окольных троп, по которым рукой подать и до места повешения, и до кладбища. – Ну, удостоверился? Ловить здесь нечего. Уходим! – скомандовал Соломон. Не удостоив его ответом, Блэквуд рванул на себя неприметную дверцу с деревянной ручкой. Створка буквально вывалилась из проема, явив полное отсутствие петель; дверь оказалась вовсе не дверью, а выструганной деревянной перегородкой. За ней различалось темное помещение без окон. – Спички! – коротко велел Блэквуд. Соломон колебался, но спокойная целеустремленность Блэквуда в итоге перевесила сомнения. Англичанин знал свое дело. Надо выяснить, до чего он докопался. Соломон протянул коробок. Блэквуд чиркнул спичкой, оранжевый огонек не справлялся с кромешной тьмой, пока его не поднесли к фитилю кроваво-красной свечи; та, вспыхнув, озарила пространство. На заляпанном воском столе, среди огарков, лежали перевитые, очищенные от земли корни, отобранные из-за поразительной схожести с сигилами. Емкость с порошком. Высушенные цветы и листок с нацарапанными от руки символами. – Что это? – потрясенно спросил Соломон. Блэквуд воспринял вопрос буквально: – Дурман и сера. – Нет, что это? Блэквуд поднес свечу к стене с намалеванной красным воском и кровью физиономией: закатившиеся глаза, разинутый рот. – Худу, – пояснил Блэквуд. – Может, вуду? – Нет. Худу – древний религиозный культ. Возник в Западной Африке, вместе с рабами перекочевал на юг Америки. Исповедует поклонение предкам и духовное равновесие. Однако рабство внесло свои коррективы, приравняв равновесие к возмездию. В отличие от вуду, худу – магия непоследовательная и практически не изученная, а посему исказить ее очень просто, особенно на священной земле. – Пастор? – Немыслимо! Соломон видел Эпперта в доме Джамусов, общался с ним, слушал, как тот превозносит Вернона. – Нет! – умоляюще пробормотал Эрл. Блэквуд быстро сориентировался в пространстве. – Стена расположена прямо за алтарем. Темная сторона. Зеркальное отражение. Он посветил вниз и после недолгих поисков поднял с пола белую мантию, к ее подолу налипли комья лесной земли.