Хотелось наплевать на собственное решение, на совесть и принципы, и позвать к себе служанку Лю, или служанку Линь, или служанку Хао, или всех троих. Да, все три были бы как раз в самый раз. Никогда в жизни Даниил Беронин не чувствовал себя настолько живым, и жертвовать этим чувством казалось кощунством. Чертыхнувшись, юноша поднялся на ноги и взял меч. В лунном свете казалось, что лезвие отливает синим; обнажив его, Дан почувствовал необъяснимое родство с этим клинком. Разумеется, бежать с кем-то сражаться он не собирался. Но по крайней мере, «с тенью» можно было отработать простейшие движения. Снова и снова рубить воображаемого противника, пока бушующие в крови гормоны не утихнут. Все быстрее и быстрее. Только аккуратно, чтобы ничего не задеть. Шаг — подъем — рубка. Тело знало, как это правильно делать. Может, со временем поймет и разум. Шаг — подъем — рубка. Он двигался по повторяющейся схеме, и если в первые десять раз ничего не задел, с чего бы ему задеть на одиннадцатый? И все-таки он задел. Каким-то образом при очередном взмахе меча Дан умудрился уронить ширму, стоявшую более чем в трех метрах от него. И почти сразу обуревающее его пламя... пусть не успокоилось, но как будто слегка поутихло. Жажда боя, желание женщины — все это осталось, но казалось, отступило куда-то на грань сознания. На плечи как будто навалилась невидимая тяжесть. Ему как раз хватило сил на то, чтобы вложить меч обратно в ножны, лечь на матрас и закрыть глаза. Проснувшись на следующее утро, Даниил какое-то время прислушивался к своим ощущениям. Как будто пытался поймать реальность на обмане, обнаружить, что чудесное спасение было лишь предсмертной галлюцинацией умирающего мозга. Лихорадочное возбуждение, охватившее его вчера, за ночь спало, сменившись унынием. Он в чужом мире. Под чужим именем. В чужом теле. А где-то там, за границей миров, в его теле живет развращенный принц Лиминь. Интересно, принц уже успел ознакомиться с ситуацией и пожалеть, что обменялся телами? Подумав об этом, Дан улыбнулся, но улыбка вышла слабой и тусклой. Он давно уже свыкся с тем, что никогда не увидит родной городок. Он собирался учиться и пытаться что-то сделать для людей, для мира, — столько, сколько он протянет. Да и родители, провожая его на поезд в столицу, наверняка знали, что прощаются с сыном навсегда. Но каково им было бы знать, что теперь в теле их сына ходит совершенно другой человек? Каково будет однажды услышать о том, что Дан совершил что-то из того, на что способен Лиминь, привыкший к миру, где жизнь человеческая стоит так мало? От мыслей о том, что он впустил в свой мир, в свое тело, Дана бросало в дрожь. Может быть, следовало просто умереть? И будто в ответ на эти слова холодная злость поднялась внутри него. Нет. «Следовало умереть» — это мысль труса и слабака. Умереть легко, а ты попробуй жить. Попробуй подняться, вырывая зубами каждую минуту оставшегося срока. Попробуй вцепиться в незримые часы, не давая упасть последней песчинке своей жизни. Попробуй сделать что-то для других, — чтобы тебя запомнили. Чтобы твоя жизнь была не напрасной. Получится — и когда время все-таки придет, ты будешь жить вечно в памяти людей. А нет, — так ты все равно собрался умирать. А может случиться и так, что Судьба впечатлится и даст второй шанс. Как она дала его ему. — Я не упущу свой шанс, — вслух сказал Дан. Нужно лишь не прожить вторую жизнь так же бесполезно, как первую. — Но от чего же ты бежал, Лиминь? — так же вслух продолжил он, — С какой стороны мне ждать удара? Ответа не было. Единственной его зацепкой было назначение наследного принца. Дан не знал, как устроена система престолонаследия в этом мире, но не сомневался, что вокруг этого мероприятия будет крутиться множество опасных интриг. Тем более что выводы о жестокости этого мира он уже сделал из слов служанки Лю и евнуха Вона. Могло ли быть так, что Лиминь просто-напросто сбежал от тех козней, что строили ему братья? Или же интриги вокруг назначения наследного принца — сущая мелочь в сравнении с той угрозой, о которой Дан еще не знал? В любом случае, первое, что нужно было сделать, это отправиться в Чен-Мэй-Ву. За окном давно рассвело; самое время было подняться и выйти на улицу. Никого, кроме него, в покоях не обнаружилось. С одной стороны, это было плюсом: Дана аж передернуло от мысли, что кто-то будет стоять и смотреть, как он спит. С другой, минусом, поскольку теперь ставило его в весьма неловкое положение. Первым его порывом было снова попробовать одеться самостоятельно, но он остановил себя. Он должен привыкать вести себя так, как вел бы себя принц Лиминь, если не хочет привлечь ненужного внимания. Конечно, дело в этом, а не в том, что от нового опыта он испытал постыдное удовольствие. Итак, будем рассуждать логически. Лиминь не одевается сам, его одевают служанки. Но сейчас служанок здесь нет. Тогда каковы его действия? Идею высунуться в коридор и позвать кого-нибудь оставим, как явно плебейскую. Даже если принц мог сделать это при необходимости, он не стал бы делать так каждый раз. Если проблема известна, у нее должно быть установленное решение. Тщательно обыскав комнату, Дан наконец нашел, что искал. Шелковый шнурок, свисавший с балдахина, тянулся к стене и уходил в специально проделанное отверстие. Как предположил юноша, на другом конце шнурка должен был быть колокольчик в комнатах прислуги. Только прежде чем тянуть за него, он все же натянул местные «трусы». Служанкой, пришедшей на зов, оказалась не Лю: хотя все три девушки были похожи внешне, эта была чуть выше ростом, обладала более узким лицом и смуглой кожей. Однако она не уступала ей ни красотой, ни услужливостью, и Дану снова пришлось напоминать себе, как мантру, ставшие уже привычными соображения. Благо он сразу сказал ей, что не в настроении для развлечений, так что свою работу она выполнила быстро и ни на что не отвлекаясь. Хотя его «настроение» она могла увидеть невооруженным взглядом. Взяв меч и надев на шею талисман, Даниил вышел во двор. Карета и охрана уже ждали его, хотя когда он выбирал способ передвижения вчера, то представлял себе нечто более... основательное. Хотя бы классический европейский экипаж. Больше всего карета напоминала деревянный ящик размером где-то три на полтора метра. Нижняя половина стенок была сплошной, верхняя — решетчатой. Сверху «ящик» был укрыт изогнутой крышей, а снизу — установлен на платформу. Эта самая платформа покоилась на двух колесах и сохраняла ровное положение только за счет специальной подставки, дававшей ей третью опору. Две запряженные в карету лошади, одна рыжая, другая серая в яблоках, казалось, ехидно скалились, лучше людей почувствовав, насколько привычен господину такой способ передвижения. Дан, однако, постарался сохранить видимость невозмутимости. — Евнух Ли, евнух Ган — вы на козлах. Евнух Ли пусть правит лошадьми, а евнух Ган показывает дорогу. Наша цель — Чен-Мэй-Ву. Евнух Чжан, евнух Юн, на вас охрана. Мне нужно, чтобы если мои братья или кто-то еще решат устроить засаду, мы узнали о ней как можно скорее. Он надеялся, что о том, как именно организовать охрану, какие-то инструкции у них уже были, поскольку сам не имел достаточного опыта, чтобы сказать по этому поводу что-то умное. Когда же карета тронулась, Даниил тут же мысленно проклял того, кто проектировал этот гроб на колесиках. Трясло его немилосердно, и если первоначально он рассчитывал в дороге осмотреть места, через которые они поедут, то очень скоро все его мысли сосредоточились на том, чтобы не опозориться и не вывалить свой завтрак. И как Лиминь умудрялся в этой пыточной машине еще и трахаться?! Всадник в простом соломенном плаще, скрадывавшем фигуру, следовал за каретой до бамбуковой рощи, возле которой дорога раздваивалась. Низко надвинув шляпу на глаза, он внимательно наблюдал, куда направится третий принц. Если бы он направился по левой дороге, в сторону владений клана Лунь, то за ним пришлось бы последовать далее: нужно было бы убедиться, что принц не съедет с дороги и не изменит курс на земли Цзао. Однако этого не потребовалось. Принц свернул направо, в сторону земель клана Фен. Здесь дорога пролегала через бамбуковую рощу, и свернув с проторенной колеи, карета просто не проедет через заросли. Можно было докладывать. Всадник остановился и, привязав лошадь, ушел подальше от дороги. Он не боялся, что лошадь украдут: тот, кто додумался бы украсть лошадь заклинателя, пусть и всего лишь третьего ранга, не заслуживал даже почтительной речи над могилой. Если от него осталось бы, что класть в могилу. Наконец, убедившись, что с дороги его не видно, он остановился. Извлек из-за пояса лист бумаги и быстро, убористым почерком написал на нем свои наблюдения. Принц Лиминь отправился в земли Фен, взяв с собой лишь четырех охранников и не оповещая никого официально о своем визите. Этого достаточно, чтобы план господина мог осуществиться. Закончив писать, всадник педантично приложил свою личную печать, поручаясь жизнью за все написанное. Затем с величайшим почтением извлек из походной сумки небольшого бумажного журавлика. Создать подобную вещь самостоятельно было бы ему не по силам, даже будь Дерево его стихией. Привычным образом прицепив письмо, заклинатель кольнул палец иглой и окропил кровью символы на крыльях. «Жизнь» и «Ветер». В следующий же момент журавлик зашевелился. Подхватив письмо, он поднялся над бамбуковой рощей и устремился обратно к столице. Неся весть о скором крахе третьего принца. Глава 4. Серебро "Когда из глины и грязи родились первые люди, Небожители смеялись над ними. Люди были слабы и бессильны, ползали в грязи и не смели поднять глаз на Небо. Голос их был жалким писком, а жизнь полна страха перед буйством стихии, диким зверем, заразной болезнью и всемогущим Временем. Единственной на всех Семи Небесах, кто сочувствовал людям, была Одинокая Хэнъэ, богиня Луны. Смотрела она на то, как забавлялись другие боги со своими смертными игрушками, и непереносимая печаль терзала её сердце. Казалось ей, что все бедствия мира земного терзают её собственных детей, которых у неё никогда не было. Не смела она вступиться за людей открыто и лишь проливала слезы об их несчастной судьбе. И вышло однажды так, что семь слез её упали в мир земной. Эти слезы обернулись семью самоцветами, впитавшимися в тела нашедших их людей. Семь человек, нашедших самоцветы, известны и по сей день: звали их Шэнь, Фен, Цзао, Лунь, Хоу, Чжи и Лаошу. По сей день все их потомки добавляют к своему личному имени имя великого предка. Растворившись в телах людей, самоцветы, частички божественной сущности, исполнили сокрытое желание богини — защитить человечество от стихии, от зверя и от болезни, и лишь Время осталось им неподвластно. Хранители самоцветов стали первыми заклинателями, основателями Семи Великих Кланов, названных их именами. Люди с радостью объединялись вокруг кланов заклинателей, почитая за благо служить им и за высшую честь — учиться у них. Однако постепенно между кланами нарастали противоречия. Все чаще сражались они не со стихией, не со зверем и не с болезнью, а друг с другом. Испугались Небожители, что не сумев распорядиться божественной силой, обратят люди её против друг друга и станут опасны для мира земного. Стали они вести речи, прося Нефритового Императора, чтобы позволил им покарать человечество, забывшее свое место. И почти прислушался он к ним, когда древний дракон Фу Си предложил отобрать достойнейшего из людей, мудрейшего и справедливейшего, и вручить ему власть над всеми кланами, наделив правом карать и миловать, дабы было человечество едино, и царил среди него мир и порядок. И стал он первым королем Шэнь...« — ...короче, мы вас, конечно, завоевали, но не потому что у нас дубина крепче, а потому что так боги сказали, инфа сто процентов, — прокомментировал Дан, потирая переносицу. Вот уже второй день он изучал книги, оставленные ему Лиминем, потихоньку формируя хотя бы общее представление о мире. К сожалению, то ли книги были так подобраны, то ли это была общая черта местной литературы, но на каждый полезный и практически применимый факт приходилось не менее десятка деталей из области философии и мифологии, — весьма любопытных, но в данный момент немного неуместных. Так, например, книга с воодушевляющим названием «Простейшие упражнения для ступивших на Путь совершенствования» начиналась с восьмидесяти страниц рассуждений о том, что есть природа человека и почему так важно чувствовать её и быть с ней в гармонии. Рассуждения, на взгляд Дана, были чересчур абстрактными и слишком отдавали клише популярной психологии; и даже если разумное зерно в них и было, все равно, то же самое можно было бы выразить гораздо короче! Именно в природе, по словам автора книги, и крылись корни магии. Следующий своей истинной природе человек мог творить чудеса, но конечно же, тот, чья природа была связана с чудесами (или как переиначил это Дан — кто предрасположен к ним генетически), мог добиться многократно большего. Такие люди и становились настоящими заклинателями. Лишь дальше начиналось описание собственно упражнений — на удивление, довольно четкое и структурированное. Упражнения, описанные в книге, делились на четыре категории.