сосредоточилась главным образом на ней — на этой «золотой жиле», как сама же ее прозвала. Люцина имела дальние родственные связи с варшавской аристократией и в то же время отлично ориентировалась в журналистских кругах. Идеальный агент. Она и сама так о себе думала.Сегодня, одетая в красивое трикотажное платье бутылочно-зеленого цвета, идеально оттенявшее рыжий огонь ее крашеных волос, Люцина ждала Сабину в кафе не одна: с ней был бизнесмен, с которым она познакомилась в прошлое воскресенье на скачках в Мазурии.— Познакомьтесь. Соня, это Людвик, мой новый знакомый, он занимается, кроме всего прочего, посредничеством на рынке недвижимости. Людвик, это известнейшая польская писательница Соня Гепперт, моя подопечная.Галантно поклонившись, Людвик заявил, что уже уходит. Сабина была ему за это признательна. Болтать с Люси о рабочих делах в присутствии ее нового любовника было как минимум неловко.Холеный мужчина чмокнул Люси в щеку и попрощался.— У вас что-то серьезное? — проводила его взглядом Сабина. Выглядел он хорошо, хотя был уже немолод.— Расслабься, — махнула рукой Люцина. — Он ненормальный.— Интересно, — Сабина принялась осматриваться в поисках одного из пресыщенных жизнью официантов. — Почему это он ненормальный?Агентша вдохнула побольше воздуха и сказала, понизив голос:— Ты ведь меня знаешь… Тебе известно, что я открыта для экспериментов, но… Короче говоря, его фантазии — это слишком даже для меня.— Что-что? — со сдавленным смешком переспросила Сабина.— Ну, просто я не вижу себя в этом треугольнике, и все тут. Не то чтобы я была принципиально против треугольников — ты же меня знаешь… но на этот раз я пас. Не смогу я жить одной эротической коммуной с собственной бывшей клиенткой. Увы, Людвика тянет к этой графоманке Малашинской…Сабина, вспомнив физиономию Малашинской, автора скверных психологических книжонок, прыснула со смеху.— Люцина, мне бы твои проблемы… Эй! Эй! Официант! — Она поспешно подняла руку и крикнула в сторону дефилирующего где-то в отдалении гарсона, но опоздала — он уже скрылся за барной стойкой, не заметив их.— А что? И тебе бы такие проблемы не помешали! Это уж наверняка вызвало бы интерес читательниц… Бери мое пирожное, угощайся, — Люцина придвинула к ней тарелку. — Мне вообще нельзя есть эту гадость. Я тебе не говорила, что у меня аллергия на глютен? — Ее лицо выражало подлинную озабоченность. — Да-да, я была так же удивлена, как и ты! Но, клянусь собственной едой, стоило отказаться от глютена — и все мои проблемы со здоровьем как рукой сняло.— Вот как… — Сабина потянулась за рогаликом с джемом. — Здорово.Откусив кусочек, она какое-то время задумчиво его жевала. Рогалик за шестнадцать злотых на вкус был точь-в-точь таким же, как его собратья за злотый двадцать, которыми торгуют на бензозаправке.— Но, дорогая, перейдем к делу, я ведь не хочу отнимать у тебя время, которое ты должна посвятить творчеству. — Люцина улыбнулась милейшей из своих улыбок, и Сабина ощутила, как по позвоночнику пробежала дрожь. — Время-то идет, сроки поджимают… Да, кстати, как тебе пишется?Писательница по-прежнему жевала резиновый на вкус рогалик. Она пожала плечами и покачала головой — самым что ни на есть неоднозначным образом.— Вот и чудненько! — Люси склонилась над элегантным черным молескином, после чего бросила взгляд на монитор ультратонкого ноутбука. — То есть ты закончишь текст до конца октября. — Она подняла голову и сделала вопросительную паузу, ожидая от Сабины подтверждения, но та все жевала и смотрела куда-то вдаль. — Потом будет редактирование и прочие издательские дела, ну а премьера у нас в марте. Смотри-ка, вот здесь у меня наш план. — Она развернула монитор в сторону Сабины, и перед глазами последней открылась сплошь заполненная разноцветными полями табличка.— Ага… — пробормотала, встревожившись, писательница и вперила взгляд в это обилие пунктов и подпунктов.— Давай обо всем по очереди. Январь. Интервью с тобой в четырех женских журналах — я уже договорилась. Выйдут они в феврале, то есть буквально перед премьерой. Мы будем подогревать атмосферу, все это должно быть в духе определенного подведения итогов: мол, зрелая женщина, сбалансированность жизни, преодолеваемые ограничения и все такое, бла-бла-бла. — Люси тарахтела как заведенная. — Дальше — вот, смотри — у нас эксклюзив для «Плейбоя», и тут тебе придется согласиться на фотосъемку, но не переживай, все уже договорено: только высокий стиль и престиж — ясное дело, ты ведь не какая-нибудь там playmate[4]. Потом у нас встречи на форуме блогеров: ты выступишь как блогер…— Но погоди… — неуверенно запротестовала Сабина.— Да, золотце мое?— У меня ведь нет блога!— Пока еще нет, дорогая, пока еще… До февраля куча времени, так что ничего не бойся. Дальше… — Люцина встряхнула нарощенной гривой. — А дальше март, то есть час икс. Дорогая, у меня забронированы все утренние эфиры — и на радио, и на телевидении. С «Тройки» до «Радио Эска», с «ТВН» до районных кабельных телестанций. Ты будешь вещать из каждого утюга. — Она засмеялась. — Дальше… Штурмуем социальные медиа: взрываем «Фейсбук», делаем ролик, который будет ходить в сети. Знаешь, — она серьезно взглянула на Сабину, — сила Интернета в ссылках. Ролик должен быть ох**, такой, чтобы его любой хотел видеть у себя на стене, идею я уже разработала. С недавних пор я сотрудничаю с одной скандальной видеоблогершей с «YouTube» — будет немножко лесбийской атмосферы, это всегда отлично идет в сети. Ну и плюс интервью на всех порталах — даже на тех, что для домохозяек и молодых мам, вот здесь у меня все записано, ха-ха-ха.Люцина водила курсором по экрану, а Сабина сползала по неудобному стулу все ниже. Шелковая шаль от «Hermе`s» начала ее душить — пришлось снять. На лбу выступили капельки пота.— Люцина, — прошептала она, — пожалуйста, остановись на минутку. Умоляю, замолчи!Агентша изумленно глядела на лучшую из своих клиенток:— Соня, что с тобой? Господи, неужто инфаркт? Вроде же рановато?!Сабина придвинулась ближе к ней.— Люцина, послушай меня внимательно. На две секунды сосредоточься на том, что я хочу тебе сказать.Люси скорчила кислую гримасу.— Но, Соня…— Я не написала даже первой главы этой проклятой книги. Это во-первых. — Произнеся это, Сабина увидела, как у агентши кровь отливает от лица и бледнеют щеки. — А во-вторых, я с этим завязываю. Конец. Баста! Финита!Вероятно, утренняя ссора с Ружей ослабила ее эмоциональное состояние, и вместо того, чтобы обдумать, как лучше сообщить Люси о своем решении, она взяла да и выложила все напрямик.Та схватилась за сердце:— Сонька, умоляю тебя! Моя гибель будет на твоей совести! Не шути так.— Я не шучу. Я и вправду бросаю писать эту муру. Я хотела сказать тебе об этом напрямик. Все, завязываю с этой безвкусицей!Люси налила себе воды и залпом опорожнила стакан.— Прости мне это ругательство, дорогая, но… ты что, ё**?! Свихнулась? Мозги на старости лет отказали?Сабина молчала. Именно такой реакции она и ожидала. Как же иначе, ведь она сейчас, в эту минуту, режет дойную корову, откручивает голову курице, которая несет золотые яйца, затапливает водой алмазные копи.— Что тебе в голову ударило?! Как ты это телевизионщикам объяснишь? Ведь уже подписан контракт на новый сезон сериала по твоей книге. Как ты поклонникам на глаза покажешься?! — В глазах Люцины стояли натуральные слезы.Испустив глубокий вздох, Сабина подыскивала слова для ответа, как вдруг — словно из-под земли — вынырнул официант.— Чего тебе? — спросил он, и это бесцеремонное «тыканье» окончательно сбило ее с толку. Кроме того, после получасового ожидания Сабина и впрямь была обескуражена его внезапным появлением.— Э-э-э… — только и выдавила из себя она.Официант даже не пытался скрыть нетерпение, демонстрируя его всем своим видом.— Ну-у-у-у? — с неприятной интонацией отозвался он и постучал авторучкой по блокноту.— Мне… мне кофе, пожалуйста. С молоком, — выговорила наконец Сабина.— С молоком, а именно? — Официант сверлил ее безжалостным взглядом.— А именно — что? — не поняла она.— Уайт-американа, макиато, лунго, латте, флэт-уайт… — цедил сквозь зубы официант, и Сабина физически ощущала, как уменьшается в размерах.— Латте… да, пусть будет латте, — вежливо пробормотала она.Парень молча удалился. Писательница проводила его взглядом. «Гей из крохотного городка, родители не подозревают о его ориентации, ждут внуков. Он учится на театроведа, мечтает работать в журналистике…» У Сабины была неистребимая привычка выдумывать биографии незнакомцам, попадавшимся на ее пути.Люцина обмахивалась кипой бумаг, точно веером.— Соня, я думаю, у тебя просто период спада. Ну, не знаю: климакс близится, организм теряет коллаген, да и не спала ты давно ни с кем приличным… — Она разговаривала уже скорее сама с собой, а не с Сабиной. — Я не намерена переживать из-за твоих выдумок, потому что знаю, что все это ерунда.Сабина пристально взглянула на агентшу.— Люси, послушай меня внимательно: Амелия мертва. Я убила ее, толкнула под поезд, останки сожгла, а пепел разбросала над мусорной свалкой. Ее больше нет.Люцина застонала.— Но зато, — Сабина потерла лоб, — я начинаю писать кое-что другое, так что работа у тебя будет, не волнуйся. — Она взяла паузу, чтобы придать этим словам еще бо`льший вес. Раз уж она раскрыла свои планы, нужно обрисовать их в выгодном свете. — Я начинаю… экзистенциальный роман. Материал я собираюсь почерпнуть из собственного кризиса, но хочу придать ему универсальное звучание.Люцина закрыла лицо ладонями, но тут же встала:— Извини, мне нужно в уборную. Моя булимия не выдерживает такого напряжения.Сабину овеял сильный шипровый аромат. Хотя она и предвидела реакцию агентши, но все равно почувствовала себя предательницей. Впрочем, эту мысль она быстро отогнала, тем более что в ней нарастало бешеное раздражение на официанта, который с важностью не то производящего вскрытие черепной коробки нейрохирурга, не то Пикассо в порыве творческого исступления прохаживался мимо стола, демонстративно игнорируя Сабину.— Простите! — наконец решилась она. — Есть у меня шанс дождаться кофе хотя бы к вечеру?— Да-да, тебе помочь? — Лицо официанта приняло неопределенное выражение.— Да, ты мне очень поможешь, если принесешь наконец мой кофе, — процедила Сабина, изо всех сил стараясь не взорваться.— Как только он будет готов, уверяю, я его принесу. Видишь ли, у нас действует очередность заказов, — ответил парень с высокомерно-поучающей интонацией, точно он университетский профессор, и отошел, повиливая бедрами.«Наверняка он еще и плюнет мне в кофе», — разочарованно подумала она и отпила глоток воды из стакана Люцины.Еще какое-то время Сабина сидела, бездумно таращась на клиентов кафе. В голове бурлили самые что ни на есть разнообразные мысли. На протяжении одной и той же минуты она чувствовала себя то виноватой, то разъяренной.Ее размышления прервались одновременным появлением побледневшей Люцины и скучающего официанта, который поставил перед Сабиной высокий стакан с кофе.— Пожалуйста, — произнес он тоном официантки бара «Мишка»[5].Люси тяжело плюхнулась на стул.— Сонечка, — заговорила она, вздохнув, — у тебя кризис. Я понимаю. Правда, понимаю. Выгорают рано или поздно все, и не думай, что я от этого свободна. Я это все знаю, знаю…Сабина молча застыла в ожидании неизбежного «но».— Но, — Люси выпрямилась, — безвыходных ситуаций не существует. И выход я найду. — Она треснула кулаком по столу, да так, что даже официант-пофигист встрепенулся и злобно взглянул на нее.— Люцина, — Сабина погладила ее по руке, — выход тут один: мне надо перестать производить это дерьмо.— Прекрати обесценивать свою работу! — повысила голос Люцина. — Прекрати — и все тут! Ты не дала мне и слова сказать, напрочь сбила меня с толку этим своим откровением, а ведь я собиралась тебе сообщить, что «Пятый канал культуры» пригласил тебя на телезапись! Куда-куда, а туда производителей дерьма не приглашают, не так ли? — Люси торжествовала. — Разве это не подтверждение того, что ты писательница, а не какой-нибудь говнотворец? Если уж это не свидетельствует об уровне автора, тогда я не знаю, что о нем свидетельствует!— Да ты что? На «Культуру»? Меня?— Тебя-тебя, Фома неверный. В четверг. Передача посвящена роли писателей в обществе.— И они приглашают меня, чтобы я… выступила как писательница?— Нет, чтобы ты кофе в студию на подносе приносила! — Люцину трясло. — Разумеется, ты в статусе писательницы, дура эдакая! Так что пересмотри свои идиотские идейки да принимайся за работу, потому что лучшее — враг хорошего! О передаче я еще напишу тебе по электронке, а сейчас, извини, мне пора. Ты довела меня до ручки, теперь мне нужно перезагрузиться, иначе меня удар хватит. — Молниеносно собрав свои вещи, она добавила, уже уходя: — Ты ненормальная. Ненормальная, и все тут.И испарилась.Огорченная Сабина потянулась к своему стакану — кофе был совершенно холодным.Наступил четверг, день, когда должна была состояться передача на столь ценимом творцами высокой культуры телеканале, и Сабина неожиданно для себя обнаружила, что волнуется. Она вообще не любила выступать публично, но на этот раз дело было даже не в том. Скорее, это был не ее мир: она ощущала, что принадлежит к иной категории, нежели те писатели, которые регулярно появляются на этом амбициозном канале. Ну что ж, возможно, вскоре это изменится, утешала она себя.Студия «Пятого канала культуры» находилась за городом, среди каких-то бараков и складских помещений. Таксист, который вез Сабину, заехал в ворота не без удивления. В зеркале заднего вида отражалось лицо его пассажирки — лицо, казавшееся знакомым, но ему не удавалось определить, откуда именно. Кто она, актриса? Может быть, журналистка?— Вы уверены, что вам сюда? — наконец спросил он.— Такой адрес мне дали. — На лице Сабины тоже была написана неуверенность: она подозревала, что Люцина сыграла с ней жестокую шутку, и с каждой минутой это подозрение росло. — Улица Земляная, триста сорок пять «В».— Гм… — задумался таксист. — Гм… Ну, улица и номер вроде совпадают, теперь бы еще эту пристройку «В» найти. — Он медленно проехал еще метров десять. — А что это за адрес? — спросил, когда они проезжали въезд на оптовый склад стройматериалов.— Телестудия. «Пятый канал культуры».Таксист резко затормозил.— Пани, уважаемая, а их телефона у вас нет? Что-то здесь не то. Не может тут быть телестудии… Позвоните-ка им.Сабина, соглашаясь с таксистом, послушно достала мобилку и откопала сообщение от Люцины с номером телефона какой-то дамы из съемочной группы передачи «Писательский зал».После третьего звонка откликнулся голос:— Мария Батор, «Пятый канал культуры». Слушаю.— Здравствуйте, это Соня Гепперт, — назвала себя Сабина. С годами она набралась опыта и уже знала, когда нужно представляться Соней, а когда можно остаться собой. — Пани Мария, я не уверена, правильно ли еду. Мы петляем среди складов на Земляной, я не могу найти ваше здание.— Где именно вы находитесь?— У склада стройматериалов.— А-а, оттуда рукой подать, — обрадовалась продюсер. — Дальше прямо, у станции техобслуживания свернете налево и проедете еще метров триста. Там будет заброшенный барак, а за ним — наша студия. Над входом надпись «Аккумуляторы».— Аккумуляторы… Ну хорошо, сейчас буду, — пообещала Сабина и передала указания таксисту.Когда она уже расплачивалась, он внимательно посмотрел на нее и спросил:— А вы тоже… это… в культуре работаете?Она кивнула.— Пани, уважаемая, занялись бы вы чем-нибудь посерьезнее, видно же, что здесь на хлеб не заработаешь… — Кивком он указал на ободранный вход в телестудию.Сабина молча выбралась из машины.Едва переступив порог, она тотчас же оказалась в поле зрения суетливого шефа съемочной группы. Он подал ей руку, которая напоминала дохлую селедку.— Милош Загаевский, очень приятно, — представился он. — Приглашаю вас на мейк-ап.«Увлекается парусным спортом, по вечерам в гараже строгает с друзьями маленькую яхту. К работе на телевидении относится как к временному злу, мечтает о кругосветном путешествии…» — не сумела сдержаться Сабина.Она прошла в небольшую комнату, освещенную трупным светом небольших люминесцентных ламп, и села в кресло. Симпатичная визажистка, сама совершенно не накрашенная, спросила:— Вы какой макияж предпочитаете?— Ну, какой-нибудь неброский…И девушка принялась за работу, ловко смешивая два цвета тонального крема на тыльной стороне ладони, словно художник на палитре.— Я очень люблю ваши книги, — сказала она, склоняясь над Сабиной и накладывая кистью первый слой макияжа. — Одну я даже принесла с собой — может быть, удастся получить ваш автограф…Сабина улыбнулась:— Вам они и вправду нравятся?— О да. — Девушка взяла прозрачную пудру и стала густо наносить ее на зону под глазами. — Это чтобы тени не осыпались, не волнуйтесь, излишки я удалю. Да, мне нравится Амелия. Это для меня лучший способ расслабиться — вот так посидеть после работы с чашечкой чаю и книгой.Сабина снова улыбнулась.— Ну и, разумеется, я жду, когда же выйдет следующая часть… Прикройте глазки, пожалуйста. — Визажистка взяла в руки палитру теней.В гримерку ворвался шеф съемки Загаевский.— Ну что там у тебя, Лена? Заканчивай, мы вот-вот выходим в эфир. Гости уже в студии, все готовы. Осталась только пани Соня.Девушка направила на него убийственный взгляд василиска.— Милош, я, конечно, прошу прощения, но делать макияж за одну минуту я не умею. Может, если бы ваша студия не находилась в сотне километров от города, гости бы не опаздывали.Загаевский прикусил губу.— У тебя есть две минуты, — буркнул он и исчез.Сабина вопросительно взглянула на визажистку.— Не переживайте, — успокоила та. — Это не телевидение, а так, пародия. У них и зрителей-то человек двенадцать всего, а важничают эти телевизионщики так, будто и впрямь имеют какой-то вес. На самом деле я еще любезность им оказываю, приезжая сюда, потому что по деньгам ничего на этом не выгадываю. Дело в том, что Марийка Батор — моя хорошая подруга, и она так меня упрашивала, что пришлось согласиться, — засмеялась она.Когда макияж был закончен, Сабина присмотрелась к своему отражению в зеркале.— Приятный цвет помады, — похвалила она. — Можно на нее взглянуть?— Конечно.Визажистка полезла было в несессер с косметикой, но в эту секунду в гримерке снова появился шеф съемки.— Все, нам пора начинать!Сабине подключили миниатюрный микрофон, и Милош повел ее по запутанным коридорам в студию.— А вот и последняя наша гостья, — анонсировал он ее появление.У большого круглого стола сидели остальные приглашенные, среди которых Сабина узнала автора репортажей об Украине, получившего за них несколько премий, критика из самого крупного печатного издания страны, который в прошлом году испепелил ее и некоторых других женских писательниц за потакание самым низменным вкусам (его фразу, тоже стилизованную под язык пролетариата и звучавшую как «из говна конфетку не слепишь», цитировал чуть ли не каждый встречный), и — Сабина оторопела — любимую писательницу Ружи, знаменитую Магдалену Телешко. За короткое время она добилась статуса одной из самых влиятельных публичных фигур и теперь высказывалась на любую тему — обо всем у нее было собственное мнение, и это мнение все у нее спрашивали. Она стала дежурным авторитетом газет и публицистических передач, особенно после сенсации сезона — недавно изданного романа «Член и плен», книги о поиске внутреннего «я», книги, с которой Ружа не расставалась ни на мгновение, непрестанно восхищаясь талантом и общественной вовлеченностью писательницы, которая (в отличие от ее, Ружиной, матери, разумеется) действительно «говорила голосом современных женщин». Сабине стало нехорошо.К ней подошла черноволосая ведущая; лет ей было около тридцати, она носила модную короткую челку и большие очки в красной оправе, которые придавали ей эдакий интеллектуальный шик, хотя красоты не добавляли.— Я Хелена Тулей, хозяйка «Писательского зала». Мне приятно, что вы приняли наше приглашение, — как-то неискренне проговорила она и проводила Сабину к предназначенному ей месту.Остальные гости вежливо покивали.Зажглись прожекторы. В камерах загорелись красные лампочки, и все двенадцать зрителей «Пятого канала культуры», сидящие перед телевизорами, увидели титры любимой передачи.Разговор был посвящен писательской этике. Что это понятие означает сегодня, пытался разъяснить репортер по вопросам Украины, и его умозаключения усиленно поддерживала ищущая внутреннее «я» писательница. Телешко, потрясая серебряными браслетами из магазина индийских сувениров, непрестанно ссылалась на модных философов и употребляла слова типа «когнитивный» и «дискурс», чем сбивала с толку не только Сабину, но и брюнетку в очках, которая, впрочем, ловко лавировала между подобными интеллектуальными рифами. Сабина на всякий случай помалкивала, не находя для себя места в этой дискуссии, и мысленно проклинала Люцину.Литературный критик утверждал, что на полках магазинов у нас не книги, а некие книгообразные продукты, что нас захлестывает волна безвкусицы, что любовные романы делают читателей безмозглыми, что нужно с этой всей пакостью бороться и называть вещи своими именами. Телешко кивала головой так энергично, что ее челка подпрыгивала, будто отдельное живое существо, зверек, прицепившийся ко лбу.Ведущая поправила очки и заглянула в свои записи.— Пани Соня, а как оцениваете все эти явления вы, представительница так называемой литературы среднего уровня?Сабина почувствовала, что у нее потеют ладони, точно как на выпускном экзамене по математике. В горле пересохло.— В каком контексте? — бездумно брякнула она.Магдалена Телешко внезапно обернулась и, глядя ей прямо в глаза, процедила:— Ох, да просто скажите нам, вы и впрямь