И сам не понимает, когда успевает прихватить наглую стервь за горло и сжимает на нем пальцы. Несильно сжимает, только чтобы заткнулась. Она смотрит на него так дерзко, что справиться с приступом гнева удается плохо. Но все-таки он справляется. Отпускает её. — Ты слишком много о себе воображаешь, девочка, — произносит раздраженно. Давно такого не было, что он выходил из себя так просто. Давно такого не было, чтобы сопливая сикулетка сходу набрасывала краткий контур его жизни. И ведь дай ей волю — и подробности расскажет. Её кто-то подослал? С каждой минутой ему казалось, что это — самая большая вероятность. Ну если так, могли выбрать и посимпатичнее. Что самое бесящее — ведь стоит и ржет. Даже когда за горло её держал — не дернулась. Не испугалась. А ему бы хотелось… — Светлана, держите, ваш отказ от госпитализации. Медсестра появляется в палате как гром среди ясного неба. Протягивает девушке бумаги для подписи. Та берет ручку в левую руку, прокручивает её в пальцах, разминая их. Амбидекстр. Видно, что левой рукой она владеет не хуже, чем правой. — Света, значит, — повторяет он, прокатывая её имя по языку. Неплохо. До этого им было не до знакомства, она сначала материла его на чем свет стоит, лежа на заднем сиденье его тачки. Потом он просто ждал в коридоре, пока ей закончат накладывать шину. Когда разрешили войти — так и не дошло до этого примитивного вопроса об имени. — Для маньяков-извращенцев — просто Сапфира, — девушка колко улыбается, — но раз уж мы знакомимся, на чье имя мне писать заявление о нанесении вреда здоровью? — Козырь. Александр Эдуардович, — кратко откликается он, даже не думая отговаривать её от этой затеи. Правда лучше все-таки обойтись без ментов. Если в газеты пройдет инфа, что владелец и основатель крупнейшего фарм-концерна страны покалечил юную студенточку — акции могут надолго и накрепко просесть в цене. — Александр Эдуардович, — Света произносит его имя с таким сарказмом, будто оно является психиатрическим диагнозом и полномасштабным преступлением одновременно, — что ж, я запомню. — Ты уверена, что не хочешь лечь в больницу? — спрашивает он, шагая за своей случайной жертвой по коридору. Она оборачивается, глядя на него удивленно. Будто спрашивая, что он еще тут делает. Хороший вопрос. На лучшие вопросы ответы лучше не давать. Особенно честные. — Я могу оплатить тебе любое лечение. Просто скажи. Смотрит на него так ехидно, что слышно это её невербальное: “А больше ничего ты предложить не можешь?” — Перебьюсь, — кривятся ярко-малиновые губы. — Гордая? — спрашивает он у её спины. — Нет, — девица издает неожиданный смешок, — я бы с удовольствием вас поимела на деньги. Но если брать на лечение — на него и тратиться. А мне сейчас не до этого. У меня диплом. Кто его будет писать, если я буду загорать в санаториях? — Знаю пару толковых людей. Хотя все зависит от твоего профиля. — Нет, спасибо, — девица высокомерно задирает нос, — интересную работу я предпочитаю выполнять сама. — Порка тоже относится к интересной работе? — Ну, конечно, — улыбка собеседницы становится выдержанной, как глоток сорокалетнего вина из дубовой бочки, — что может быть интереснее, чем мужчина под моим каблуком? Готовый на все, лишь бы я его до кровавых соплёй отодрала. Дело происходит уже за забором травмпункта. Посреди слякотной лужи, которая прикидывается больничной парковкой. Козырь делает широкий шаг к девчонке, ловит её за здоровый локоть, разворачивает к себе. — Хочешь, расскажу тебе, кто будет для тебя интереснее? — спрашивает, настолько близко склонившись к её лицу, что его губы почти касаются её рта. — Мужчина, который тебя на колени швырнет. Он чует её отдачу. Ответную реакцию, которая бывает у всякой сабы, очень давно желающей, чтоб её скрутили в бараний рог. Лишили всякого выбора. Раздавили сопротивление без жалости. Так чтоб мякоть во все стороны разлетелась. Терпкий её вздох, как сигнал — податься вперед и притянуть её к себе. Но прежде чем он это делает — она делает шаг от него. Проводит линию. — Да, такой бы мне понравился, — Сапфира покачивает головой, — да вот только у меня на таких жесткий кастинг. И вы его не проходите. Он вообще-то терпеть этого не может. Когда уже втянул в нос запах жертвы, только-только примерился, чтобы глотнуть её еще больше — а баба включает недотрогу и начинает выеживаться. Лишняя трата бесценного времени. А тут… — Почему же не прохожу? — произносит, шагая к своей машине и открывая дверцу. Сапфира придирчиво смотрит на него, щурится как кошка, а потом ныряет в машину. Устраивается на задних сиденьях, как дома на диване. Даже ноги вытягивает вдоль кресел. — Ну, а как вы живете? — спрашивает она и тут же отвечает. — С женой на виагре, с нижними — по таймеру. Каждому человеку, с которым вы говорите, выдан временной лимит. Я его нарушила. Вы меня повезли в больницу, и у вас за эти два часа куча встреч оказалась сорвана. Вам такие как я — только напряжение сбросить и удалить номер. А я не люблю, когда меня удаляют. Это я удаляю всех, кто меня не устраивает. — Куда тебя везти? — произносит он отрывисто, буквально запрещая себе коситься назад. Туда, где были видны худые острые коленки, затянутые в мелкую сетку колготок. Не сейчас. Не сегодня. Нужно лучше продумать план. — Значит, ты у нас всех насквозь видишь, да, детка? — насмешливо кривит губы он, заводя двигатель. — Кто же ты такая? Ясновидящая? — Ну нет, — кажется, в этот раз ему удается её задеть. Голос по крайней мере уязвленно звучит. — Можете меня за малолетку держать, за стервозную дуру, но не надо держать за конченую, которая верит во всю эту чушь спиритическую. — Откуда же ты все узнаешь? Или все-таки в курсе, под чью машину бросилась? Ему на самом деле плевать. Если девчонку кто-то нанял — то ему придется заглотить свое поражение. — Нет. Не в курсе, — равнодушно откликается Сапфира, — хмырь с деньгами. Какой из десяти тысяч хмырей с деньгами, обитающих в Москве — вообще плевать. Вас же как под копирку друг с дружки сводят. — Но ты ведь как-то узнала про мои сорванные встречи. — Телефон, — судя по тону, нахалка именно сейчас закатила глаза, — даже пока я сидела и ждала отказ, он у вас в кармане не затыкаясь вибрировал. А за все время, что вы его не берете — уже, наверное, пятый оргазм получили. Наблюдательная, языкастая, бесячая… Лишний повод высадить её у этой её дешевой общаги и выбросить из головы. — Номер свой оставь, — останавливаясь на парковке произносит он, — если, конечно, хочешь получить компенсацию. — Налом, что, дать не можете? — спрашивает с вызовом. Смотрит на неё, не мигая, потом вынимает из бардачка бумажник и кидает ей на колени. — Выгребай. Чего угодно ожидал. Что действительно вытрясет из кошелька наличность, а там по её меркам наверняка было дохрена. Что швырнет кошельком ему в лицо, с воплем: “Я не такая”. А она. Повертела в руках, заглянула внутрь. Округлила глаза. — Ой, какая щедрость. Вынула же только фотку, парную, свадебную. Демонстративно разорвала пополам, вставила обратно половинку с Кристиной. Забрала ту, на которой был сам Александр. — Спасибо, мне достаточно, — сказала так, будто он ей только что ключи от новенькой Мазератти в ладони кинул. И вышла из машины, неспешно направляясь к общаге. На всякий случай даже проверил. Деньги остались на месте. Не тронула ни рубли, ни баксы. Глянул еще раз вслед этой долбанутой девице. Достал телефон, полюбовался на семьдесят шесть пропущенных. Угадала ведь, паршивка языкастая. Набрал безопасника. — Найди, кто в Москве пользуется кличкой “Сапфира”, — приказывает отрывисто, — чтобы к вечеру у меня о ней вся информация была. Даже календарь красных дней, доставай как хочешь. Глава 2. Летучая — Светка-а-а… — Изыди. — Свет, ну, Свет! Когда ты легла спать в четыре утра, потому что редачила фотки для долбаного блога, который походу останется сейчас единственным средством заработка, чей-то восторженный писк над самым ухом в половине девятого — это почти то же самое, что звук свежевключенной дрели. Но Ленка так настойчиво верещит, что мне приходится соскрести себя с кровати. Ненавижу. Ненавижу мудаков на понтовых тачках. Ненавижу ванильных клуш, что испытывают оргазм от блеска серебряных боков крутого мерседеса. Ненавижу… Да весь мир я сейчас ненавижу.