Вот оно — мое сладкое вожделенное бинго. Пять из пяти! Козырь на диво мрачен, и кажется, в уме уже закопал меня по самые гланды, ожидает какой-то подлянки. Какая хорошая у него интуиция, однако! — Ну что, заблочить твою драгоценную? — спрашиваю с бесконечным милосердием. Я на самом деле могу. Все, что мне было нужно, я уже узнала. Боже, благослови гламурных чик, которые живут так, чтобы весь мир им завидовал. Он молчит. Молчит и всячески меня игнорирует. Надо же! Снова пытается играть в игру “кнут и пряник”, используя вместо кнута отсутствие своего внимания. Нужно сказать — действенно. Лишить меня внимания — то же самое, что и лишить рыбу воды. Только я как раз та рыба, что сама выпрыгивает из толщи вод и на воздухе расправляет плавники. Я не дышу, зато лечу! А как вернуть себе вожделенную воду, я прекрасно знаю. Нужно всего лишь надавить этому типу на больное место сильнее. — Что ж, значит, ты не против, если я какие-нибудь её фоточки лайкну?.. Он не говорит, но я чувствую нарастающее напряжение в постукивающих по рулю ладоням. Такие как он считают семью комфортной зоной. В которую не позволено вмешиваться таким, как я. — Ты и вправду хочешь, чтобы я что-то тебе приказал? Совершенно неожиданно Козырь возвращает мне мой выпад, да еще так, как я не ожидала. Будто приглашающе постукивает стеком по колену, предлагая к ним стечь. И… Я ощущаю легкую тень, вздрагивающую внутри. Желание, которое еще не проснулось, но уже заинтересованно подняло ухо. — Если тебе интересно, что я хочу — тормозни вон у той пекарни. Смерть как хочу печенья. Вижу, как разочарованно дергается жилка на его щеке. Он неудовлетворен. Я говорю с ним слишком безмятежно. Смешно. Неужели и правда ожидал, что со мной будет все так просто? — Не жди меня, — ухмыляюсь я, снова вылезая из тачки не открывая двери, — до универа три квартала, я дойду пешком. Не прощу себе, если ты из-за меня снова потеряешь пару миллионов. Женушке твоей ведь нужны деньги на ботокс. Говорят, если хочешь спрятать какие-то свои эмоции — хорошо помогает гнев. Я готова с этим поспорить. Самое лучшее средство для маскировки — это смех. Пока ты зубоскалишь, гораздо проще скрыть внутреннюю борьбу. Выкручивание рук собственным порывам. Заталкивание в самую глубь души маленьких темных секретиков. Я бы хотела увидеть его в деле… Я бы хотела ощутить, какую боль он может причинить. Только я в это не играю больше. Никому не могу доверить себя настолько. И ошейник никому больше не позволю на себя надеть. Не в этой жизни. — До завтра, — роняет Козырь, на прощание. Пусть я сегодня и подпортила ему настроение, но он все равно никак не хочет от меня отвязаться. — До вечера, — парирую я и разворачиваюсь к нему спиной, как только вижу, как в темных глазах зажигается опасная искра. Он почуял мой подвох. Теперь вопрос исключительно в том, сколько ему времени потребуется на то, чтобы понять суть моего замысла. Он умный. Быстро поймет. Нет, я, конечно, могла бы так не палиться. Вот только в чем прелесть расправы, если моя жертва узнает о ней в самый последний момент? Месть — она хороша, когда её смакуешь медленно-медленно! И потом… Я должна дать ему шанс оставить меня в покое. Если сделает так, чтобы я не смогла попасть на выставку — будем считать, что он сделал свой выбор! Глава 5. Хрупкая — Ну давай, Светик, — мужчина, что держит камеру, старается говорить мягко, — вставай на колени. В свои восемнадцать она была еще стройнее, казалась еще более хрупкой, но язвительности в ней было не столько. По крайней мере в сторону камеры она стреляет глазами недовольно. — А снимать обязательно? — Обязательно, если ты хочешь сделать мне приятно, — мужчина из-за кадра тянет руку к ней, покровительственно треплет по щеке, — я хочу, чтоб у меня сохранились доказательства, какой ты бываешь послушной. Послушной только для меня. — Только для тебя, — повторяет она задумчиво и все-таки опускается на колени. Смотрит внимательными глазами в кадр, облизывает губы. — Что еще ты мне прикажешь, Господин? Палец, уже готовый к остановке, падает на нужную клавишу. С пару секунд Алекс смотрит в эти глаза, темные, дымчатые, бескрайние. Её голос мягкий, непривычно мирный, удивительно искренний еще некоторое время будто отражается в его душе эхом. “Что еще прикажешь?” “Что еще ты хочешь?” “Господин”. Ко своему посетителю Алекс разворачивается, только когда внутри настает полная тишина. Мешать эмоции от увиденного с тем, что вот-вот поднимется в нем волной, не хочется. Как не хочется мешать любимое вино и неприятную горькую микстуру, которую необходимо выпить. Не за себя выпить, за неё. Посетитель ерзает на стуле. Он уже успел проораться на тех парней, что его сюда привезли. Грозил им братом-прокурором, зеками, которые непременно их опустят, вот только стоило самому Алексу войти в свой кабинет — гость заткнулся. Кажется, фамилия Козырей все-таки слишком на слуху, раз такая шваль знает его в лицо. — Ну и что ты мне скажешь, Петр Алексеевич? — Алекс позволяет себе слегка дернуть краем рта. Настоящей улыбки этому мудню не полагается, но если не оживить мимику хоть на сколько-нибудь — тот просто обделается от страха. А какая важная персона этот Петр Алексеевич Шубин — аж второй заместитель мэра города Саратова. — Н-ну, н-ну что тут с-скажешь, — нервно начинает блеять этот утырок, — н-ну да, я с ней спал. А что в этом такого? Вы-то как мужчина должны меня понимать… — Должен? — если бы Алекс был волком — он сейчас выщерил бы хищно зубы. — С чего вы взяли, Петр Алексеевич, что я вам что-то должен? — Н-ну, в-вы же тоже женаты, — заикаться Шубин начал еще сильнее, — и думаю, вы понимаете… — Лучше б вы оставили обязанность думать тем, кто умеет пользоваться мозгами, Петр, — уже жестче цедит Алекс, постукивая пальцами по столешнице, — вы ведь понимаете, что вы здесь совершенно не потому, что когда-то изменяли вашей жене с этой девушкой? И опережу ваше умозаключение, даже тот факт, что именно вы были первый, кто практиковал со Светланой Клингер тематические отношения, мне не особо интересен. Мне интересно, почему она уехала из вашего города и за пять лет ни разу туда не возвращалась. Интересно, почему, оставшись в Теме, она резко сменила роль с сабы на доминантку. Иными словами, мне интересно, чем именно ты её сломал, удод? Там на видео — нет ничего крамольного. Есть прелюдия к сексу, есть обнажение на камеру. Красивое. Во всем. От плавных, будто танцующих движений девушки на камеру, до каждого элемента белья. Александра Козыря сложно удивить конкретным эротичным бельем, но можно удивить чувством удивительного вкуса, с которым Сапфира выбирает вещи, которые надевает на себя. Кружево стринг смотрится на её коже дороже и изящнее, паутина бондажа на груди — вопиюще эстетичной. Эта девочка даже в юном возрасте умела себя подать. Жаль только, оценить её по достоинству этот мудень был попросту не способен. Он целый год дурил Сапфире голову, судя по нарытой переписке — обещал ей бросить жену, да так и не бросил. Потом — сам порвал с ней, и пару месяцев в их переписке стояла мертвая тишина. Два месяца ровно. А после — одна лишь СМС от Сапфиры: “Я надеюсь, что ты будешь подыхать долго и мучительно”. За час до того, как она автостопом стартовала из Саратова в Москву. Это было спонтанное решение, она еще долго вела переписку с брошенным саратовским универом, добивалась от них документов на перевод. Она не вела подготовку, не планировала свой побег, она уезжала навсегда. И такое ощущение, что у неё земля горела под ногами. — Итак, что же ты сделал, Петр Алексеевич, — пальцы выстукивают на столешнице траурный марш. Преждевременно, конечно, но что поделать, если рвется изнутри вот это вот желание? — Ничего, — Шубин снова начинает ерзать, — она хотела, чтобы я ушел от жены. Но мало ли у меня таких сикулеток тогда было… — Таких как она? — Алекс откидывается в кресле, смотрит на собеседника тяжело. Два варианта — или он говорит с идиотом, или — с прожженым лжецом. Или он не понимал, насколько редкая и необычная птичка залетала в его руки, или — он попросту лжет, пытаясь сбить цену, которую сам Алекс Свете обозначил. Впрочем… Он идиот, в обоих случаях. В первом — слепой идиот, во втором— самоуверенный. И с чего он взял, что его мнение интересно хоть кому-то в стенах этого кабинета? — Ну… Может, и не таких… — в глазах Шубина все-таки отображается что-то понимаемое. Все он понимал. Видео, которое сейчас показывал своему собеседнику Алекс, хакер из его службы безопасности достал из запаролированного архива с рабочего компа Шубина. Судя по дампам памяти — Шубин его до сих пор регулярно пересматривал. Все остальные его записи из общения с сабами появлялись и удалялись. Только Сапфира оставалась в видеоархиве Шубина до сих пор. Его и выманить из Саратова удалось по маленькой осознанной утечке. Он только услышал, что есть инфа о Свете, и сорвался с места, явно желая с ней снова пересечься. Но почему они разбежались тогда? Хороший вопрос. Животрепещущий. — Да ничего там особенного, — Шубин пытается казаться важным, небрежно кривит морду лица, — просто она взбрыкнула. Как это у Светочки водится — взбрыкнула, как она считает, насмерть. Я дал ей отойти, а она укатила в Москву. Доказать мне что-то хотела. До сих пор интересно, что? — Взбрыкнула, значит? — Алекс повторяет медленно, ощущая, как тихо-тихо начинает пульсировать чувствительная жилка рядом с крылом носа. — А из-за чего взбрыкнула? — Это же Светочка, — Петр Алексеевич закатывает глаза, — Светочка любит красиво жить и ни в чем себе не отказывать. Захотела на время отпуска смотаться со мной на Малибу, поваляться на пляжике. А мне некогда было. — Супруга не отпустила? — Алекс впервые за время разговора позволяет прорваться наружу холодному ледяному яду. Такое обвинение практикующему доминанту должно было послужить чем-то вроде пощечины. И она послужила, конечно. Как не нервничал бы Шубин, его лицо характерно вытягивается, а глаза злеют. — Дела были, — в учтивый, подрагивающий голос собеседника прорываются шипящие нотки, — вопросы предвыборной компании решали. — Ну да, ну да, — скучающе кивает Козырь. Он даже не пытается делать вид, что верит, это и не обязательно. В вопросах такого рода, если все всё правильно понимают — они обычно разыгрывают спектакли в лицах. Всё отражается в глазах. В глазах Шубина сейчас дрожит скотский страх. — Так, просто формально спрошу, — то, что она три недели в больнице избитая лежала, вы, конечно, не в курсе были? Алекс без спешки тянется к бумажному пакету, вытаскивает из него амбулаторную карту, выкупленную из саратовской поликлиники. На титульном листе потрепанной коричневой книжки кардиографическим почерком врача выведено “Светлана Клингер”. Забавно. Такое ощущение, что за пределами Москвы начинается доисторическая эпоха. Пять лет назад во всех и даже в бюджетных больничках столицы вполне себе умели пользоваться принтерами. А тут…