– Она у меня всегда под рукой, товарищ генерал, даже когда заряжается. Можете звонить в любое время. И даже тогда, когда я буду в воздухе. Мы намереваемся опробовать дельталет, как только рассветет. – Хорошо. Потом доложи мне результат испытаний. – Обязательно, товарищ генерал. * * * Высунувшись в дверь, я вызвал к себе в штабную комнату, которая была у меня одновременно и кабинетом, и спальней, капитана Волоколамова. Он в отличие от меня уже успел умыться и явился на зов сразу. Я встретил Никифорыча с полотенцем в руках. – Пока я умываюсь, вспомни хорошенько вчерашний осмотр сарая и скажи мне точно: это был дельтаплан или нет? Есть у меня сомнения. Подумай хорошенько. – Я всю ночь думал. Сам себе этот же вопрос задавал, – признался Никифорыч. – Транспортировочная упаковка, без сомнений, от дельтаплана. А вот сам каркас вызвал у меня сомнения. Трубки, мне показалось, слегка толстоваты. Не намного, но толстоваты. Кроме того, нам была видна лишь та часть каркаса, где должны быть, по логике, только крупные крепления. А там куча мелких отверстий. Меня именно отверстия с толку и сбили. Что может туда крепиться? Не обшивка – это гарантированно, отверстия под мелкие болты. Что тогда? – И что предполагаешь? – Я предполагаю, что там просто куча какого-то металлолома. Трубки от неизвестной нам конструкции, которые человек, никогда не видевший подобные устройства, может принять за разобранный дельтаплан. На это, очевидно, и был расчет. Хотя ткань на кухонном столе похожая. – Ну, ткань – это вопрос второстепенный. Ткань для обшивки всегда можно сменить. Меня сам каркас интересует. Значит, считаешь, старуха нас за нос водила? Капитан Волоколамов в сомнении подергал себя за нос. – Не знаю. Но предположить такое могу. Мне бы еще раз посмотреть… Хорошо бы при свете дня, но это едва ли получится. Но я и ночью могу понять, только упаковку следует снять. Тогда все ясно станет. – Ладно, – решил я. – Ночью сгоняем туда, проверим. Не приходилось быть взломщиком чужих сараев? – Даже взломщиком своих сараев, товарищ подполковник, не приходилось. Вот армейские склады на учениях взламывать доводилось. Под вашим, кстати, руководством. Это и я помнил. Мы тогда струей из газового баллончика усыпили часового так, что он даже и не понял, что с ним произошло, отключили сигнализацию и вытащили с армейского склада то, что нужно было вытащить. И все закрыли, полностью уничтожив следы своего пребывания. Часовой ничего не помнил и проснулся только тогда, когда пришел разводящий со сменой. Я узнавал, парню здорово влетело за то, что уснул на посту. А он и не мог не уснуть, потому что человек против такого сильного препарата бессилен… – Ладно, Никифорыч. Опыт у тебя есть, у меня тоже; значит, два старых взломщика ночью отправятся на дело. А для маскировки днем они займутся мотодельтапланеризмом. Будь готов… * * * Обычно в период проведения боевой операции я не провожу в группе плановые занятия. Но боевые действия спецназ ГРУ, как правило, ведет в полевых, а не в казарменных условиях. Да и в само дело мы еще основательно не вступили, проводя только отдельные мероприятия. Вечерний захват пленников тоже трудно было отнести к боевым операциям. И потому я проводил с группой занятия по полной программе. В это время к нам подошел Владимир Андреевич Кочергин, некоторое время понаблюдал за ведением рукопашного боя и, как все нормальные люди, не мог не высказать своего удивления, даже смешанного с возмущением. – Жестоко вы друг к другу относитесь… Надолго ли вас хватит? – Нас надолго не хватит, Владимир Андреевич, если мы будем друг друга по головке гладить и утешать после каждого удара. Упражнение было предельно простым. Один офицер стоял прямо, широко расставив для сохранения равновесия ноги, а двое других, справа и слева от него, со смаком пинали первого: один в область живота, второй в область спины. Задача первого была вовремя напрягать пресс, принимать удар, не падать от него и подставлять под ногу только тренированные мышцы, не допуская, чтобы нога попала в печень, в селезенку или угодила в «плавающее ребро»[6]. Когда удар наносился в область спины, отражать его лучше всего было так называемой широчайшей мышцей спины, а если это не получалось, то сдвоенными крестцово-остистыми мышцами, и не допускать удара по почкам. У тренированного офицера эти мышцы так «набиты», что его невозможно бывает запинать целой роте каратистов. А набиваются мышцы именно таким образом, на тренировках. Чем больше ударов получишь на занятиях, тем легче будешь принимать их в боевой обстановке. Но я с возмущением наблюдателей встречался много раз. Особый гнев вызывали упражнения, когда солдаты – и срочники, и контрактники – разбивали о свою ничем не прикрытую голову бутылки и только улыбались, когда по лицу стекала кровь. Если бы такое упражнение видела какая-нибудь солдатская мама, она бы люто возненавидела всех на свете офицеров и все на свете армии. Но это упражнение тоже необходимо. Оно приучает солдата – как, впрочем, и офицера – не бояться боли и вида крови. И воспитывает настоящего воина. Я не стал объяснять все это Кочергину, как никогда не объяснял никому другому. Но именно в таких методах и содержится основная суть и соль подготовки бойцов спецназа ГРУ, именно потому в нашей армии ни один вид спецподразделений не может сравниться с ним в боевой обстановке. На этом мы и стоим. – Я не мешаю? – спросил Кочергин, думая, наверное, что наши занятия составляют государственную тайну. – Если вы будете мешать, я не постесняюсь вас попросить отойти. – Вы к себе в кабинет когда вернетесь? – А вы что-то хотели рассказать мне? – Показать, – пообещал Владимир Андреевич. – Через пять минут. – Я могу подождать в вашей казарме? – Бога ради. Что вам на холоде стоять? Не лето… Кабинет закрыт, но казарма в вашем распоряжении. Можете даже выспаться, пока мы занимаемся. – Я уже выспался. Кочергин направился к казарме. Краем глаза я заметил, как он словно споткнулся на крыльце и тут же стал шарить по нему руками, будто бы искал что-то оброненное. Затем выпрямился и вошел в помещение. Вскоре таймер на моей трубке дал сигнал к окончанию занятий. Нужно сбросить напряжение и слегка отдохнуть перед завтраком, иначе после полученных ударов в корпус никакую пищу в организм не загонишь. Разве что еще более сильным ударом. Как капитан последним покидает корабль, а тренер – спортивный зал, так и командир, отправив своих офицеров на отдых, уходит с площадки позади всех. Офицеры группы не солдаты и не ходят по комендантскому городку строем. Но узкая дорожка позволяет идти колонной не более чем по двое. Так и шли – кто по двое, кто в одиночестве. Последним – я. И потому сразу увидел, что на крыльце происходит нечто непонятное и даже нелепое. Никто не смог войти в казарму. Сначала упали двое, потом – один, который засмеялся над первыми двумя, потом еще двое. И самое смешное, что встать никто сразу не смог, потому что любые попытки подняться были обречены на неудачу. Хорошо хоть, падали со знанием дела, не позволяя себе травмироваться при приземлении. Но «собираться» и «группироваться» при падении обучен каждый офицер и даже солдат спецназа ГРУ. Тем не менее пять человек смешно, по-пьяному барахтались на крыльце, заняв его полностью и не давая другим дороги. Я сразу все понял… * * * Владимир Андреевич Кочергин не зря «искал» что-то на крыльце и выглядел при этом предельно сосредоточенным. Он походя полил чем-то крыльцо, чтобы продемонстрировать действие препарата, который нам предстояло разыскивать. Вернее, разыскивать людей, использующих этот препарат. Получилось наглядно, эффективно и убедительно. Но я уже успел увидеть, что падали офицеры даже не на ступенях, а только на самом крыльце, да и то ближе к двери. Потому я обошел крыльцо, поднялся по ступеням с противоположной стороны до верхнего уровня и опробовал поверхность около самой стены. Нога не скользила. Тогда я нашел скользкую поверхность. Она начиналась в двадцати пяти сантиметрах от стены. И я, лишь слегка задевая плечом кирпичную стену, спокойно прошел до двери и открыл ее, словно приглашая всех пройти моим путем. Что и было аккуратно сделано. Владимир Андреевич стоял неподалеку от двери почти по стойке «смирно» и с любопытством смотрел на меня, словно надеялся, что это я упаду первым. Я вошел, ничего не сказав Кочергину, и просто прошествовал мимо него к расположенной рядом двери в свой кабинет. Владимир Андреевич, слыша шум и смех, так, кажется, и не понял, упал ли кто-то из моих офицеров, или по какой-то не понятной для него причине они умудрились устоять на ногах. Открыв дверь, я сделал рукой пригласительный жест, и Кочергин, еще раз оглянувшись в сторону веселых офицеров, вошел ко мне. – Суперлубрикант? – спросил я кратко. – Суперлубрикант, – улыбнулся он. – Демонстрация возможностей. Опробовали, Вадим Александрович? – Стороной обошел. Но мои офицеры опробовали. – Что сказали? – Посмеялись хором. – Но, как я понимаю, кому-то было здесь же, на Кавказе, не до смеха после встречи с таким препаратом… – Не успели посмеяться, как я думаю. Хотя утверждать категорично не могу. Зато знаю старую формулу: хорошо смеется тот, кто смеется в последний раз. Может, кто-то и успел во время падения в пропасть. Но там не очень высоко, насколько я помню, смех не мог быть долгим. Следом за Кочергиным, не закрывшим за собой дверь, в кабинет вошли майор Желобков со старшим лейтенантом Мальцевым. Оба с удовольствием покатались по крыльцу, и их лица до сих пор хранили развеселое выражение. – Что нам подложил ученый мир? – спросил Мальцев. – Свинью, – сделал вывод Желобков. – Не понравилось? – Владимир Андреевич поставил на мой стол небольшой аэрозольный баллончик, показывая орудие своего подлого труда. – Вообще-то забавно… – сказал Желобков. – А вот тем людям, которые из-за этого погибли, не понравилось, – сказал я серьезно, прекращая улыбчивые настроения… 2 Пауза длилась недолго. – Это, как я понимаю, и есть объект нашего предстоящего поиска? – спросил Геннадий Викторович, повертев баллончик в руках и поставив его на место. – Аналог, товарищ майор, – поправил Владимир Андреевич. – Отечественный аналог. Многие из наших соотечественников проявили бы удивление, услышав, что наш препарат превосходит большинство зарубежных аналогов; тем не менее это так. Суперлубриканты возможно делать и без нанотехнологий, и Россия – единственная страна, производящая его так. И это дает значительный отрыв в качестве. – А применение? – сразу поинтересовался любопытный старший лейтенант Мальцев. Он у нас в группе считается главным специалистом по количеству заданных вопросов. Не всегда они к месту, и, как мне кажется, Серёня даже ответы не слушает, потому что они ему мало интересны, а сам в это время продумывает очередной вопрос. – Пока суперлубриканты у нас разрабатываются только по программе оружия несмертельного действия. Вспомогательные, так сказать, средства для ведения боевых действий. И в какие-то критические моменты способные стать решающим фактором. Предполагаю, что скоро нечто подобное поступит на испытания в спецназ ГРУ. Кстати, для снайпера готовится отдельная разработка. Выстрел из винтовки наподобие снайперской будет посылать вперед гранату, которая будет способна делать невозможным продвижение, например, преследуемого. Одного выстрела хватит, чтобы противник оказался в беспомощном состоянии. А чтобы выйти из него, нужно понимание происходящего и умение владеть своим телом в условиях отсутствия трения. Вы сегодня на крыльце не понимали, что происходит, и не знали, как себя вести. А можно было просто перекатиться в сторону ступеней, и все. Там уже можно было твердо вставать на ноги. Вопросы же промышленного применения препарата пока находятся на стадии обсуждения. Но это не есть дело моей компетенции. Я только слышал, что рассматриваются варианты обработки самолетов и автомобилей препаратом, чтобы не просто снизить, а практически свести к нулю коэффициент лобового сопротивления воздуха. В массовом порядке такое использование, естественно, невозможно из-за дороговизны. Но, скажем, для какого-то отдельного полета – скажем, самолета или космического корабля, чтобы скользить в атмосфере, – можно использовать суперлубрикант. Не знаю точно, что там еще рассматривается. Японцы, например, пытаются использовать препарат в качестве смазки ответственных механизмов. Но пока не хватает долговременной устойчивости к окружающей среде. И зарубежным препаратам, и нашим. Я же, повторю, занимаюсь только военным применением суперлубриканта и консультации могу давать только в этой области. – А можно этим… – не унимался старший лейтенант, – как его… суперлубрикантом, например, полить тормозные диски на автомобиле? – Если есть доступ к дискам, – без проблем. Кажется, у легкосплавных колес всегда тормозные диски доступны. Такая обработка вообще лишит машину возможности тормозить.