В кузове машины места хватило на всех, и Николай никого не стеснил. Конечно, в этой ситуации хорошо было бы оставить в котельной пару человек и попытаться захватить тех, кто заявится по душу бомжа. Но в моем распоряжении было слишком мало людей, и я предпочел не разбрасывать группу по разным направлениям. Если здесь бандитов будет ждать неудача, тем больше вероятность того, что они пожалуют к нам в комендантский городок. Да и появление военной машины рядом с котельной уже могло спугнуть бандитов. Перед уходом, с удивительным для профессионального бомжа трудолюбием и ответственностью, Николай забросал в топки как можно больше угля, рассчитывая, что гореть будет до утра и трубы выдержат давление. Я же про себя отметил, что он не совсем потерял совесть и положиться на него, скорее всего, будет можно. Лишь бы память его не подвела. Но люди с достаточно высоким интеллектом, как правило, обладают запасом памяти. А у Николая интеллект был основательный. Хотелось надеяться, что и память тоже. Конечно, регулярное употребление стеклоочистителя в состоянии испортить любую память, но хотелось надеяться на лучшее. По крайней мере, сохранялась вероятность того, что Николай вспомнит маршрут, которым он добирался до города, и сумеет «прокрутить» его и в обратную сторону. Я устроился, как обычно, в кабине, взглядом предупредив своих офицеров о том, что они превратились в охрану. Система немых знаков и взглядов в группе разработана давно и работает без сбоев, и выражать что-то словами вовсе не обязательно. Но более подробную инструкцию я все же дал. Наушник «подснежника» носится непосредственно в ухе, и со стороны никому не слышно, что в нем звучит. Заговорил я сразу, как только машина тронулась. В водителе я был уверен, потому что мы уже давно вместе с ним ездили и участвовали во многих операциях. Он человек надежный и проверенный. И не болтливый, что важно. – Ребята, этого парня зовут Николай. Был рабом у бандитов, по которым мы, возможно, и работаем. Сбежал от них. Может быть, помнит маршрут. Осторожно поговорите с ним, только не пугайте сильно. Это та ниточка, за которую можно потянуть… Кстати, только что в городе убит журналист, который контактировал с бомжом. Удар кастетом в голову. Вполне вероятно, что и самого Николая должны убить – по крайней мере, попытаются. Потому – соблюдать внимательность, и помните, насколько он нам нужен. Когда приедем на объект, Серёня останется в машине, будет прикрывать нас своей винтовкой прямо из кузова. Он же по совместительству будет и охраной Николая. Никуда его не выпускать. Если есть вопросы, задавать их аккуратно. – Вопросов нет, – за всех ответил старший в кузове майор Казионов. – Поехали… – А мы уже едем, – ответил водитель. Добираться нам предстояло на другой конец города через самый центр, где вообще-то грузовое движение запрещено, но этот запрет не касался оперативных военных машин и уж тем более оперативных машин антитеррористического комитета. Сотрудники патрульной дорожной службы их номера знали хорошо. Нас, например, за всю командировку не останавливали ни разу, даже если мы ехали через город со скоростью выше сотни километров в час. А и такое пару раз бывало. И это при том, что спецсигналы мы не выставляли, не желая обнаруживать себя раньше времени. И потому мы проехали напрямую. Учитывая, что город не слишком велик и по интенсивности движения не напоминает Москву, добрались до места мы быстро. Я заранее, еще после первой поездки, представил себе, где нам встать так, чтобы из-под тента машины был обзор и возможность контроля нашего положения. Там и остановились, слегка заехав в сугроб. Первым кузов покинули капитан Поповский и майор Казионов. Их позиции были уже определены. Казионов прикрывал подход к сараям, а Поповский двинулся к дальнему концу дома. Я оставил генеральский бинокль с тепловизором старшему лейтенанту Мальцеву, которому предстояло контролировать нашу безопасность со стороны машины. Это направление было самым оживленным. Здесь был проход к нужному нам дому и к другим точно таким же домам. А нам не нужны были даже случайные прохожие. По идее, нас можно было обвинить в проникновении в чужое жилище, и это обвинение было бы справедливым. Тем не менее мы шли на это, надеясь, что не дадим повода обвинить себя в воровстве. Однако я на всякий случай приказал всем работать в масках «ночь». В этом случае опознать нас будет невозможно. Офицеры сообщили по «подснежнику», что заняли позицию. И нам пора было двигаться, чтобы не затягивать время и не привлекать внимание к долго стоящей машине. – Никифорович, за мной, – скомандовал я, покидая кабину и без звука закрывая дверцу. Капитан появился за моей спиной уже через две секунды, и я сунул ему в руку кольцо с отмычками. Осмотревшись по сторонам и не обнаружив никого поблизости, мы уверенным шагом направились к сараю. Я положил руку на тяжелый замок, потом вложил его в руку капитану Волоколамову, а сам, прикрыв точку попадания луча, направил фонарик на замочную скважину. Взять с собой масло мы не догадались, а замок, помнится, имел сильно скрипучий голос. К моему удивлению, отмычка проворачивалась без звука. То ли это свойство отмычки, то ли замок недавно только смазали, облегчая нам задачу. – Скрипа нет, – отвечая на мои мысли, сказал Волоколамов. – Как для нас готовили. – Может быть, и готовили, – согласился я. В голове сразу появилась мысль на эту тему. Нам в самом деле могли бы помочь провести проверку. И от того, какой результат мы получим, зависело то, что нам хотели показать. А показать нам могли и настоящий дельтаплан – и это значило бы, что летает, возможно, Гамид Абдурагимов, – и какой-нибудь трубчатый металлолом, и это значило бы, что летает не он. Хотя результат мог быть и прямо противоположным. Помочь нам в чем-то убедиться хотели очень настойчиво. Делали это в Москве несмотря на большие трудности, делали это и здесь. И смазка замка была, вероятно, продолжением той же истории. Хотя полностью исключать версию того, что хозяйка сарая просто смазала замок, тоже было нельзя… Дверь тоже открылась без скрипа. Впрочем, мы и открывали ее специально так, чтобы не скрипнули петли, – по сантиметру в секунду. Вошли и закрыли за собой дверь, уверенные, что наше прикрытие не позволит никому запереть нас снаружи. Впрочем, эту хлипкую дверь и я, и капитан Волоколамов легко выбили бы ногой. Сарай, как мне показалось еще в первый визит, был лишен заметных трещин в стенах, и пользоваться фонарями можно было без опасения. Я на всякий случай обвел помещение слабым лучом маленького светодиодного фонарика. Стены обшиты фанерой, их стыки заклеены фольгированным скотчем. Для чего это делалось, было понятно, поскольку у противоположной стены сарая располагались сколоченные из досок нары, на которых лежал старый матрац. Наверное, летом здесь кто-то ночевал – кто-то, не слишком уважающий сквозняки, – и потому стены были проклеены. То, что нам представили в первый раз как дельтаплан, располагалось там же, где мы и оставили этот металлолом. А в том, что это именно металлолом, мы убедились сразу, как только капитан Волоколамов стянул чехол. Да, там были трубки, вроде бы пригодные для изготовления дельтаплана. Но они были во многих местах просверлены так, что сверление это сделало саму трубу слабой, не способной нести большую нагрузку. А на крыло при выполнении самого простого виража нагрузка обычно бывает раза в три больше, чем вес самого пилота. То, что нам демонстрировали, дельтапланом не было. – Абдурагимов забрал свой аппарат, – сделал вывод Никифорович. – Или кто-то забрал, – усомнился я. – Сомневаетесь, товарищ подполковник, что это он летает? – спросил капитан, не знающий всех тонкостей дела. – Нас слишком сильно стараются убедить, что летает именно он. Настолько сильно, что это уже переходит разумные границы. И невольно начинаешь сомневаться. Имею я право сомневаться? – Имеете, товарищ подполковник. А кто тогда летает? Среди местных жителей больше нет дельтапланеристов. – Зато они имеются в Китае. Волоколамов в отличие от майора Желобкова не был в курсе китайского варианта и потому просто пожал плечами, а я не нашел нужным объяснять в этом месте. Но объяснить группе все варианты и предположения придется. Только чуть позже. Обычно я делаю это перед началом общей работы. – Тридцать Первый, внимание! – раздался в наушнике голос старшего лейтенанта Мальцева. – На углу дома стоит фигура, смотрит на вас, подняв что-то к глазам. Может быть, тоже бинокль. – Что за фигура? – не понял я. – Трудно сказать. Тепловизор дает только очертания тела. Свечение сильное, и потому сказать конкретно трудно. Одно ясно: фигура на двух ногах. – Давно появилась? – Когда вы пошли, я просматривал это место; никого не было… Минутку, я попробую через прицел рассмотреть. От дома идет свет, позволяет пользоваться прицелом. Сейчас, сейчас… Я подошел к двери и чуть-чуть, только на сантиметр, приоткрыл ее. Но мне невозможно было рассмотреть фигуру на углу дома. Наверное, мешало расстояние, хотя пространство между углом и сараем было неприкрытым. – Это женщина, – сообщил Мальцев. – Если я не ошибаюсь, та самая старушка, мать Гамида Абдурагимова. А в руках у нее… А в руках у нее не бинокль, а видеокамера. Не знаю, что она может снять в темноте… – Возможно, камера в инфракрасном режиме. Нас снимает, – предположил Никифорович. – Она повернулась и сняла машину. Номер машины… А теперь снова снимает сарай. Ждет, когда вы выйдете. У нее одежда одного цвета со стеной дома. Вы рискуете ее не увидеть. – Из старшего лейтенанта мог бы получиться неплохой телевизионный спортивный комментатор. – Она желает обвинить нас в воровстве, – решил я. – Или пригрозить, что обвинит. По крайней мере, в какой-то мелочи она может помешать проведению нашей операции. – Тридцать Первый, расстояние детское. Я могу разбить камеру пулей, не задев старуху, даже маникюр на пальцах не поврежу, – серьезно предложил снайпер. – Темно… – высказал я опасения. – С моей стороны видно хорошо. Просто разворочу всю камеру. – В любом случае следует взять из камеры карту памяти, – сказал Волоколамов. – Что скажете, командир? – Работай. С глушителем. Мальцев не ответил – он уже начал работать. Выстрела мы не слышали – у новой винтовки глушитель великолепный. – Готово, попал точно в камеру. Женщина перепугана. Пуля ушла в стену. Наверное, жителям угловой квартиры показалось, что к ним стучат. Зажегся свет в окне. – Все бегом в машину! Никифорыч, остатки камеры… – Заберу. Мимо нас уже пробежали капитан Поповский и майор Казионов. Мы с Волоколамовым, не закрывая дверь, стремительно двинулись разными маршрутами – я вдоль сараев, капитан сначала в сторону дома и только потом к машине. Разбитую пулей камеру он передал мне в кабину, а сам запрыгнул в кузов, когда двигатель уже заработал. И вместе с камерой подал мне и замок от двери сарая. А все-таки получилось, что хоть что-то «воры» смогли унести. Зря, что ли, время тратили… * * * Вернувшись на базу, мы высадились у ворот ангара. Там обстановка была спокойная, потому что вечер только еще начался, а визита непрошеных гостей следовало ждать позже, возможно, под утро. Я отпустил машину и нашел в ангаре место посветлее, чтобы рассмотреть камеру и вытащить из нее карту памяти. Сама камера была почти не повреждена и разбита пулей только в районе объектива. Мальцев, в самом деле, стрелял предельно точно и аккуратно. По крайней мере, даже капли крови на корпусе заметно не было, хотя пуля его винтовки не мелкая – калибр 8,58 мм. Если бы он задел пулей палец, тот прилип бы к камере, навсегда расставшись с рукой. Сам я никогда раньше не имел дела с видеозаписывающей техникой, и Волоколамов подошел помочь мне. Я передал камеру ему в руки, а сам стал рассматривать замок, перевернул его – и увидел на хромированной поверхности отчетливый выдавленный штамп, состоящий из иероглифов. Вот и еще одна связь с Китаем… Тонкая, конечно, но и это настораживало. Никифорович тем временем уже вытащил карту памяти из разбитой камеры и показал ее подошедшему к нам Владимиру Андреевичу Кочергину. – Командир, не найдется картридера для такой штуки? Кочергин взял карту памяти двумя пальцами, рассмотрел. – Стандарт… Конечно, найдем. Только с возвратом. У нас всего один на три компьютера. – Нам ненадолго, – пообещал я. Владимир Алексеевич своим ключом открыл заднюю дверцу «кунга» и уже через минуту выпрыгнул оттуда, протягивая мне картридер. Я сразу вставил в него карту памяти, проверяя совместимость слотов. – Мы только к своему компьютеру сходим, посмотрим и вернем, – пообещал я и сделал знак Волоколамову и Казионову, чтобы следовали за мной. Казионов выполнял роль бдительного охранника при персоне отставного бомжа Николая и поглядывал по сторонам с внимательностью опытного сотрудника ФСО[9]. Вообще-то бомжа вместе с охранником можно было бы оставить в ангаре, но я хотел, чтобы Николай сразу устроился в казарме, благо лишние кровати там имеются, хотя оставлять его без присмотра на время ночной операции я тоже не хотел. Пока майор Желобков распределял по точкам-постам приехавших со мной Поповского и Мальцева и ставил им задачу, мы отправились в казарму. Но на полдороге меня догнал телефонный звонок. Вытащив трубку, я увидел, что звонил полковник Казанцев из космического управления ГРУ. Значит, есть новые разговоры. – Подполковник Апостолов. Слушаю, товарищ полковник. – Вы сейчас не в воздухе? – на всякий случай спросил Казанцев. – Вечер уже, темно. В вечернее время на дельталете лучше не летать. По крайней мере, без острой необходимости. – Был один звонок с той же трубки, с которой звонили в посольство. Сказали только одну фразу: «Встречаемся в половине четвертого». Ответа даже не последовало. Но мы и новый номер взяли на контроль. Трубка с ним находится на территории вашего города, хотя и не близко от вас. Вторая трубка – в пригородном поселке. Я сброшу по электронной почте карту вашему генералу. Мне дали закрытый электронный адрес антитеррористического комитета, генерал передаст вам его на случай оперативных действий. Только попрошу, если начнете действовать, выходить с нами на постоянный контроль, чтобы мы имели возможность направлять и координировать ваши передвижения. А для этого требуется оплаченное время сотовой связи. Позаботьтесь, если еще не поздно. – Спасибо, товарищ полковник. Этот разговор, на каком языке он велся? – Я же сказал, что говорили только с одной трубки. На аварском. Переводчик сидел у нас под боком, сразу перевел. Я понимаю, к чему ваш вопрос. Вас интересует звонок с этой же трубки в посольство? Кажется, с языком специалисты разобрались. Это какое-то синьцзянское наречие[10]. Возможно, одна из ветвей уйгурского языка. Это не чистый китайский и не чистый уйгурский, и потому такие сложности с переводом. – Но с нашими дагестанцами они, кажется, общий язык нашли… – Изучить язык, если делать это целенаправленно, нетрудно. – Вообще-то дагестанские бандиты обычно стараются сотрудничать только со своими единоверцами. Остальных они всего лишь терпят. А если память мне не изменяет, среди уйгур широко распространено манихейство[11].