– Посмотрите, как работает наш сотрудник, и приступайте. Всю пену можете не убирать, это хороший утеплитель. Кстати, она не горит, но при плавлении бывает неприятный запах. – Освещение в подвале есть, за ночь общими усилиями управитесь, – напутствовал я на прощание подполковника. – И за работой не замерзнете. Это я к тому сказал, что на улице уже начало темнеть. Значит, сегодня мне не удастся опробовать мотодельтаплан, как я планировал. В горах можно запросто влететь в какую-то скалу, да и посадочную полосу с освещением мне никто не подготовил… 2 Мы, конечно, могли бы и сами допросить пленников. Все офицеры группы изучали методологию проведения допросов и задавать правильные вопросы умеют. Но в последнее время всякие надоедливые гнусавые правозащитники с несколькими гражданствами стали доставать нас в отношении соблюдения процессуального кодекса. Я, конечно, как все нормальные люди, имею полное гражданское право наплевать правозащитникам на лысину и каблуком растереть. Но я знаю, что профессиональные дознаватели, которые на этом деле целую стаю собак живьем съели, проведут допрос более качественно, чем это могу сделать я или мои бойцы. Мы вообще-то должны проводить допросы только глубоко на территории врага и имеем право применять самые жесткие методы, потому что оставлять пленника в живых все равно нельзя. Территория врага – это есть территория врага, и оттуда еще надо выбраться после выполнения задачи. А уходить с пленниками за плечами слишком сложно. И потому я вызвал автобус антитеррористического комитета. К тому же мне не слишком хотелось возиться с освобождением пленников от пены. Это процесс непростой, как мне показалось. И вообще я не люблю, когда меня ругают матом, а я в ответ не могу никому нос расквасить. Могу то есть, но пленников бить – последнее дело. Я же не бандит… На базу мы возвращались на том же транспорте, что и раньше, только рюкзак с «аквалангом» стал заметно легче, и Алексей даже устроил его себе на колени. – Эта штука, как, одноразового использования? – спросил я. – Нет, – объяснил Алексей. – Сейчас промою два баллона кислотным раствором и заправлю порошком. В третий заправляем сжатый газ – у нас в «кунге» установка по заправке стоит, – и можно снова отправляться на операцию. Надеюсь, что не сегодня ночью, потому что очистку я закончу только к утру. Кислотный раствор должен простоять в баллонах не менее восьми часов, чтобы все очистить. Вот шланг с раструбом можно выбрасывать. Это, так сказать, расходный материал, как и сама пена. И в подтверждение своих слов Алексей отвинтил шланг с раструбом, но не просто бросил на пол, а засунул в карман рюкзака. Однако отвинчивать было нелегко – пена сковала соединение, и специалисту пришлось приложить значительное усилие. До базы мы добрались как раз к ужину. – Офицерская столовая уже открыта, – сказал я Кочергину. – Забирайте своих людей, мы покажем, где это. Кормят здесь прилично и недорого… * * * После ужина, заглянув сначала в ангар и погладив по фюзеляжу мотодельтаплан, чтобы привыкал ко мне, я вернулся в расположение группы и дал команду к отдыху. После успешно проведенной операции (хоть большинство офицеров даже не сумели по разу выстрелить) занятия обычно не проводятся. Я и сам прилег отдохнуть, рассчитывая поспать хотя бы час, а потом «побродить» по Интернету и поискать что-то полезное для завтрашнего испытательного полета. Но отдохнуть мне не дали. Обычно я включаю на трубке вибровызов, чтобы настоящий звонок не выдал меня, только во время операции. Так что трубка молчала до того времени, когда я решил отдохнуть. Но стоило только сомкнуть веки… Я, конечно, ждал звонка – или от генерала, или от полковника Вохминцева, – но не так скоро. Должно быть, первые результаты допроса наших «пенных» пленников уже оказались интересными. Я посмотрел на определитель номера. Так и есть, звонок от генерала. – Подполковник Апостолов. Слушаю вас, товарищ генерал. – Чем занят, Тридцать Первый? – Прилег отдохнуть, товарищ генерал. – Ночь длинная, успеешь еще. Твой «КамАЗ» на ходу? Если нет, комендант выделит тебе машину. Он получил приказ. – К вам? – Ко мне. Пропуск сейчас закажут. Гони, но не быстро, гололед все-таки. И еще всякое встречается порой… – Еду, товарищ генерал. – Жду. Я давно уже смирился с тем, что в армии старший по званию имеет право прервать даже не просто отдых, но и глубокий сон, даже после того, как ты несколько суток провел на ногах. Случалось такое. И даже по пустяку вызывали. Здесь же дело пустяком не пахло. Я даже вздохнуть себе не позволил – собрался, предупредил майора Желобкова, который остался за старшего, и пошел в гараж. Водитель нашего «КамАЗа» старший прапорщик Володя, как оказалось, уже ушел домой, но дежурный по гаражу был поставлен в известность о моем особом положении и сразу выделил мне «уазик» с водителем-солдатом, даже не спросив, куда ехать и на какое время мне понадобится машина. Генерала я застал в кабинете. Уходить в общежитие он, кажется, не собирался. Да это и не удивительно, потому что где-то в здании шли допросы, результата которых генерал ждал. Сам он в этом деле участия не принимал, чтобы не демонстрировать своими генеральскими лампасами заинтересованность в результате. Бандиты всегда понимают, что если большие чины заинтересованы в их показаниях, значит, можно поторговаться и потянуть время. – Садись, Тридцать Первый, я приказал сменить стул. Оказывается, генерал более наблюдательный человек, чем мне изначально казалось. Заметил, с каким напряжением я пользуюсь стулом в его кабинете. Но и новое седалище, перед тем, как сесть на него, я проверил. Оказалось, не намного крепче прежнего. – Есть результаты допросов, товарищ генерал? – Есть… – Мне показалось, что генерал готов потереть ладони от радостного нетерпения. Так гурман себя ведет перед тем, как засесть за хорошо накрытый стол с яствами. – Как в следственном комитете понравилась упаковка для пленников? – усмехнулся я. – Пока не сняли, так и допрашивают. Это дополнительный стимул для откровения. Тело чувствует себя неуютно, когда зажато со всех сторон. Дознаватели обещали заняться распаковкой после первичного допроса. – А адвокаты? Не возмущаются? – Первичный допрос, что называется, по горячим следам, согласно Уголовно-процессуальному кодексу, разрешается вести без адвоката. Это согласно дополнительной статье, написанной специально для антитеррористических операций. Что-то такое мне дознаватели объясняли… Но в любом случае адвокаты в комитете свои. Они ни при каких обстоятельствах не будут возражать, даже если пленников трое суток так продержать. Но опыт мы приобрели, несомненно, положительный. Особенно хорошо на него отреагировала Гуржанат Зинатова. – А это кто, товарищ генерал? – Женщина, которую ты захватил. Разве не познакомился? Ну, ладно… Мы привыкли чаще рассматривать женщин как потенциальных «черных вдов»[5], но это не совсем правильный выбор. По крайней мере, в данном случае совершенно неправильный. Гуржанат Зинатова – сама по себе лицо значимое среди бандитов. Она, конечно, не амир, тем не менее претендует на подобную роль, и эти трое мужчин, что были захвачены вместе с Гуржанат, ей подчинялись. Она командовала, она же изначально отдала приказ расстрелять инспектора ГИБДД на посту возле города. И вообще уже успела отметиться несколькими преступлениями – в основном уголовного характера. На нее есть данные в картотеке МВД, хотя она и не числилась среди самых грозных имен. К нашему удивлению, Зинатова начала говорить первой, хотя женщины обычно переносят любую боль легче, чем мужчины. Им самой природой предназначено претерпевать боль при родах, и потому та же природа дала женщине терпение. Но Гуржанат была залита пеной в очень неудобной позе. Она стояла на цыпочках на скамейке, задрав голову, отчего пена захватила ее волосы. Задранная голова, кажется, и измучила ее вконец. Я и не предполагал, что это может доставить такие страдания. И еще волосы… Ей пригрозили, что их при освобождении от пены придется отрезать. Она сначала взбеленилась, потом стала умолять, предлагала ее саму убить, но волосы оставить. Она их, дескать, с детства не стрижет. Можно сказать, что волосы – это гордость ее жизни, а все остальное для нее – лишь преходящие моменты. И именно на этом она «сломалась». – Жалко, что мужчинам не додумались на голову пены налить… – не удержался я. – Остается надеяться, что пена забралась им глубоко в брюки. Тогда можно напугать тем, что при очистке от пены кое-что придется удалить… за ненадобностью. Производственная, так сказать, необходимость. Это может подействовать. – Да, – согласился генерал. – Один из дознавателей высказал такое же предположение и, наверное, уже попробовал его в действии… Но у меня пока есть только протокол допроса Гуржанат Зинатовой. Это уже кое-что нам дает. Давай-ка ближе к делу… Чтобы стать ближе к делу, я пододвинул не слишком крепкий стул ближе к столу. * * * – Итак, что говорит нам Гуржанат Зинатова… Во-первых, она сразу признала факт убийства дежурного инспектора на посту ДПС, причем достаточно нагло заявила, что совершенно не сожалеет о содеянном и, окажись на свободе, будет и дальше убивать всех ментов подряд, без разбора, потому что все они, как утверждает Зинатова, достойны пули. Достаточно откровенное признание и необычное для задержанных террористов и бандитов. Дознаватель относит это на счет женской истеричности. По нашим данным, сама Зинатова была несколько лет назад жестоко изнасилована группой ментов, а потом, когда менты думали, что она мертва, голой выброшена на помойку; вот и мстит им после этого. Причем мстит без разбора всем, кто носит ментовский мундир. Дознаватель предполагает, что потребуется помощь психиатра, чтобы определить ее вменяемость; но пока психиатра не пригласили, он попытался использовать женскую истеричность в своих целях. И вот что «накопал» специально для нас. Ни сама Гуржанат, ни два ее двоюродных брата и их товарищ, задержанные вместе с ней, не имеют отношения к людям в масках «ночь», захватившим известное нам село. Они в это время находились в другом конце республики и отметились там, расстреляв участкового полицейского вместе с семьей. Но… Во-первых, сама Гуржанат видела в небе дельтаплан, и по времени это совпадает с одним из дней, проходящим по нашему списку полетов. Разница только в небольшом расстоянии, которое дельтаплану нетрудно было преодолеть. А во-вторых, что самое главное, товарищ двоюродных братьев Гуржанат уверенно назвал дельтапланериста, которого хорошо знает. Это некий Гамид Абдурагимов, недоучившийся студент МАИ. Сейчас другой дознаватель допрашивает этого товарища братьев Гуржанат как раз по поводу знакомства с дельтапланеристом. Значит, будь готов выехать с группой на задержание. – Я готов, товарищ генерал. Группу поднять недолго, бойцы к такому привычны. – Будем ждать. Я чай заказал. Пьешь зеленый? – Пью только зеленый. – И хорошо. А то я скомандовал, а потом подумал: может, человек черный предпочитает? Я знаю некоторых, кто зеленый вообще пить не может. Дурная привычка к черному… – Дурная привычка… – согласился я, слушая шаги в коридоре. Кто-то приближался к двери кабинета. Наконец постучали. – Вот и чай. Официантка… – сказал генерал. Но я слышал мужские шаги. И, в самом деле, вошел круглолицый майор с маленькими и хитрыми, широко посаженными глазками-буравчиками. Он торжествующе поднял несколько страниц, что держал зажатыми в руке. Я легко рассмотрел разлинованные и от руки заполненные бланки протокола допроса. Сейчас в некоторых следственных органах такие бланки сразу распечатывают, чтобы допрашиваемому было легче читать и чтобы знал, что подписывает. В антитеррористическом комитете такая практика пока, слава богу, не прижилась, потому что иногда следует вписать в протокол кое-что, что сказал допрашиваемый, но под чем он подписаться не пожелает. А в рукописном варианте все проще. Здесь, как правило, большинство подписывает, не читая. Я сам, иногда проводя официальные допросы, с таким сталкивался положением. И потому хорошо понимаю дознавателей и следователей, которые не ленятся поработать ручкой. – Разрешите? Есть, товарищ генерал, адрес этого дельтапланериста. Набиев – это тот тип, которого я допрашивал, – утверждает, что в округе только один Абдурагимов умеет летать на дельтаплане и только у него одного есть такая штуковина. Гамид Баталович Абдурагимов. Можно выезжать по адресу. Его Набиев сказал по памяти, значит, хорошо знает. – Тридцать Первый! – Готов, товарищ генерал… – Вызывай своих. * * * Группа опять приехала на бронетранспортере и на боевой машине пехоты, только не на тех, что использовались в первый раз. Дежурный по комендатуре дал возможность отличиться и другим экипажам. За успешную операцию солдатам-водителям полагается или награда, или отпуск; не знаю, что больше ценится в комендатуре. Но тамошние водители все местные, и отпуск им вроде бы и ни к чему, тем более что в первой операции водители были прапорщиками. Операция по захвату пленников была успешной, и потому экипажи решили сменить, чтобы и другим слава досталась. В этот раз в качестве водителей выделили солдат. Меня это, впрочем, не волновало. Я сел в БМП на командирское свободное место и сказал водителю адрес. Оказалось, парень сам со Ставрополья и не знает, куда ехать. Пришлось мне возвращаться и просить сопровождающего, который может показать дорогу. Нам выделили старшего лейтенанта ФСБ, усевшегося на командирское место в бронетранспортере. Только после этого двинулись. Ехать опять пришлось за город, в небольшой поселок, но не в дома частного сектора, а в старые двухэтажные бараки, которые слегка подремонтировали, чтобы сделать их почти пригодными для жилья. Дом мы нашли сразу и квартиру тоже нашли быстро. Прошли по длинному коридору и постучали в дверь с нужным номером. На требовательный стук вышла пожилая женщина вполне интеллигентного вида, в очках с сильными диоптриями, отчего глаза казались очень большими и усталыми. – Мне нужен Гамид Баталович Абдурагимов, – требовательно сказал майор Желобков, стоящий ближе к двери. Мы вчетвером встали по обе стороны косяков, с оружием на изготовку. Остальные офицеры группы блокировали все пространство вокруг дома так, чтобы невозможно было в него ни войти, ни выйти. Женщина удивленно нас рассматривала и не отвечала, словно глухонемая. Желобков отстранил ее рукой и шагнул за порог. Мы последовали за ним. Но в единственной комнате никого больше не оказалось. – Гамид где? – спросил я. – Нам нужен Гамид. – А что он такого сделал, что его с оружием разыскивают? – вопросом на вопрос ответила женщина. – Я спрашиваю, – сказал я требовательно. – В своей квартире я спрашиваю, – женщина имела твердый характер, и на испуг ее взять было трудно.