– На сколько бы вы оценили свою боль по шкале от одного до десяти? Единица означает легкий дискомфорт, десять – самую ужасную агонию, которую вы только можете себе представить… Детектив поджала губы: – Шесть. – Значит, немного выше среднего. – Разумеется. Просто надо оставить небольшой запас. Сегодня вечером предстоит принять душ, так что цифра поднимется до семи. Затем ночь без сна, которую я бы оценила на восемь, потому что, едва заснув, я то и дело переворачиваюсь на левый бок, что причиняет жуткую боль. Ну и, конечно же, завтра утром мне еще предстоит встать с постели, а это уже потянет на девятку. – А что тогда, по-вашему, можно оценить в десять баллов? – Пока не знаю, – кратко ответила Уоррен. – Я еще не успела разобраться во всех тонкостях, но могу сказать одно: психотерапевты для того и существуют, чтобы это выяснить. Я улыбнулась: – Думаю, многие мои пациенты с вами бы согласились. – Я знаю об этой шкале, – сказала Ди-Ди. – Рассел Илг, мой персональный мучитель, уже меня с ней познакомил. «Представляй боль не как одну точку, а как целый спектр. В какой области спектра ты находишься прямо сейчас, в течение дня, недели? К тому же вместо того чтобы просто чувствовать боль, ты можешь проверить на себе все разнообразие физической муки». Или что-то вроде того. – То есть он заставлял вас оценить уровень боли по этой шкале? – Да. Рассел поднимает мою левую руку. Я кричу. Он просит меня сделать глубокий вдох, но я продолжаю кричать. Затем он спрашивает, тянет ли боль на восьмерку. Я говорю «нет», и он поднимает руку еще на пару сантиметров выше. – Ди-Ди больше не смотрела на меня. Ее взгляд замер где-то в одной точке на стене чуть в стороне от моего правого плеча. При этом она начала беспокойно покачивать ногой в воздухе. Я просмотрела медицинские отчеты. Отрывной перелом, который детектив получила при выполнении задания, – очень редкое и особенно болезненное ранение. Для его лечения требуется еще более мучительное средство – физиотерапия. Она включает в себя огромное количество тяжелых упражнений, необходимых для того, чтобы сохранить подвижность плечевого сустава и в то же время уменьшить количество рубцовой ткани в течение восстановительного процесса. Согласно медицинской карте, физиотерапевт работал с детективом дважды в неделю. Скорее всего, в конце каждого такого сеанса Ди-Ди уже не могла сдерживать слезы. Мне стало интересно, что должна чувствовать в таком состоянии женщина, привыкшая всегда лично контролировать ситуацию. – Получается, вам уже не в первый раз приходится оценивать свою боль? – уточнила я. Уоррен неопределенно дернула головой. – И как часто вы это делаете? – с нажимом спросила я. – Ну, когда Рассел просит. – То есть во время сеансов физиотерапии? – Да. – А дома? Скажем, вы просыпаетесь среди ночи, потому что плохо себя чувствуете. Что вы делаете в таких случаях? Ди-Ди замешкалась. Я не стала давить. – Я говорю себе, что надо попытаться заснуть, – наконец ответила она. – И это помогает? Ди-Ди снова неопределенно кивнула. – Вам все это нужно? – резко спросила я. Женщину, похоже, этот вопрос озадачил. – Что вы имеете в виду? – Наш сегодняшний сеанс. Вам нравится сидеть в этом кабинете, беседовать со мной? Детектив оторвала взгляд от стены и испытующе посмотрела на меня. В ее глазах читалось что-то бунтарское. Примерно этого я ожидала. Некоторые люди преувеличивают свою боль. Другие, наоборот, пытаются ее игнорировать. Несложно понять, к какому типу принадлежит Ди-Ди Уоррен. – Нет, – напрямик ответила она. – Тогда зачем вы пришли? – Я хочу вернуться на службу. Мне нравится моя работа. – Теперь голос моей пациентки звучал скорее настороженно, чем враждебно. – Вы ведь расследуете убийства, верно? – Да. – И вам это нравится? – Я люблю свою работу. – Понимаю. Ваше состояние, неспособность вернуться на службу… вам должно быть тяжело. – Я всего лишь на больничном, – бодро заявила детектив. – Хотя условия могли бы быть попроще: заболел – сиди дома, поправишься – вернешься на работу. Но, как и все бюрократы, руководство департамента любит все усложнять. Ведь если даже плечо и выздоровеет, то что насчет головы? Вдруг я уже не тот хладнокровный детектив, каким была раньше? Возможно, я и смогу преодолеть все эти трудности без последствий. Но что, если нет? Что, если теперь я буду постоянно бояться идти на задания, переживать, что могу снова повредить плечо или шею? Руководство не желает моего возвращения на службу, но я не хочу торчать дома. Конечно, их можно понять, и все же… – То есть вы здесь, чтобы уважить свое начальство. – Что-то в этом роде. Заместитель начальника отдела лично вручил мне вашу визитку. Я поняла намек. – И каков ваш план? – спросила я, подавшись вперед. Меня обуяло искреннее любопытство. – Вы же понимаете, вам придется посетить больше одного занятия. Никто не поверит, что вам хватило всего одного сеанса. А шесть сеансов, пожалуй, многовато. Предлагаю остановиться на трех. Вы заглянете ко мне еще три раза, и затем я освобожу вас от необходимости посещать психотерапевта. Впервые за все это время мои слова впечатлили детектива. – Я тоже подумала, что три занятия – самый удачный выбор. – И оказались правы. Так и есть. Но вы должны относиться к нашим встречам со всей серьезностью. Таково мое условие. Вы не обязаны верить каждому моему слову, но пока не пройдут эти три занятия, вы будете меня по крайней мере слушаться. И делать домашние задания. – Домашние задания? – Точно. Для начала придумайте для своей боли имя. – Чего? – Я снова полностью завладела вниманием детектива; скорее всего, она просто решила, что я ненормальная. – Дайте своей боли имя. И в следующий раз, когда вы проснетесь посреди ночи, вместо того чтобы пытаться снова уснуть, обратитесь к своей боли по имени. Поговорите с ней и попробуйте услышать то, что она, возможно, захочет вам сказать. – Типа «подай мне, пожалуйста, перкоцет»?[2] – буркнула Ди-Ди. Я улыбнулась. – Кстати, о лекарствах. Вы что-нибудь принимаете? – Нет. – Почему? Снова это неопределенное движение, то ли детектив кивнула, то ли покачала головой. – Скажи наркотикам нет и все такое прочее. По рецепту, не по рецепту… между нормальной жизнью и наркотической зависимостью от лекарств проведена жирная черта, и я не хочу ее пересекать. – Значит, вы просто боитесь пить таблетки? – С чего вы взяли? – Многие боятся. Боятся влияния препаратов на их организм, боятся зависимости. Я никого не осуждаю. Мне просто интересно. – Все легко и просто. Я не люблю таблетки. Терпеть их не могу. – Считаете себя сильнее этой боли? Думаете, что таблетки вам не нужны? – Вы загоняете меня под стереотипы. – А вы избегаете моего вопроса. – Правда, что вы не можете чувствовать боль? Я улыбнулась, откинулась на спинку стула и бросила взгляд на часы: – Двадцать две минуты. Уоррен была отнюдь не глупа. Она тоже посмотрела на часы, висящие прямо над моим столом, и нахмурилась. – Вы же детектив, – продолжила я. – Естественно, что вы решили нарыть обо мне побольше информации. Вы могли почерпнуть многое из «Бостонского вестника», не говоря об огромном количестве научных публикаций, авторы которых проявили изрядный интерес к моей особенности. А теперь вы нашли подходящий момент, чтобы применить свои знания, отвлечь меня таким образом и уклониться самой от ответа. Лучшая мера защиты – нападение, не так ли? – Мой голос звучал холодно. – К вашему сведению, детектив, я не могу испытывать каких-либо проявлений физической боли. А это значит, что самое лучшее для меня – сосредоточиться на вашей. Я ответила на вопрос, теперь ваша очередь. Вы считаете себя крепким человеком?