Не представляю, что ждет нас в ближайшие пару дней. Тут одно из двух: либо они помирятся и будут ходить, взявшись за руки, либо спалят всю квартиру к чертям. Хардин по этому делу мастак, но и Тесса успела нахвататься. С нее станется. – Он поймал такси. Через час будет здесь, плюс?минус, учитывая пробки. – Закрываю дверь, бросаю взгляд на Тессу. В груди закипает паника. Пустое дело сейчас пытаться ее увещевать. Как же, ведь ОН приезжает!.. Надо было сказать ему, чтобы снял номер в гостинице, тут их по городу не перечесть. Тесса – мой лучший друг, следовало как?то наставить Хардина на путь истинный. Хотя какое там! Его и огнем от этой женщины не отпугнешь, любые усилия будут тщетны. Потираю шершавую поросль на подбородке. – Эх, не к добру это. Не стоило мне соглашаться. Тесса отводит руку от моего лица. – Не парься, – отвечает она, устремив на меня пристальный взгляд. – Я большая девчонка, справлюсь. И ваш Хардин Скотт мне вполне по зубам. Да уж, кому и справиться с ним, как не ей. Это, пожалуй, единственный человек во вселенной, в чьих силах обуздать нашего бунтаря. Тревожит другое. Как показывает опыт, обуздание всегда связано с насилием. Они мне такую войнушку устроят! Представляю… По одну линию фронта – Тесса с саблей наголо, за ней – армия кексов под предводительством Норы. По другую сторону – Хардин с непроницаемым лицом. Одиночка, готовый переехать на танке любого, кто встанет у него на пути. И где?то посередине – я, бегаю с белым флажком, пытаюсь их утихомирить, хотя знаю, что кровопролитие неизбежно. Я плетусь следом за Тессой в гостиную, чтобы убрать оставшееся белье. – А этот, сама знаешь кто, появится на выходных? Не берусь предсказать, чем это грозит обернуться… – Я представляю себе Роберта, смазливого официантика, на которого первым наедет гусеничный танк. Если Тесса работает, то и Роберт придет. И тогда Хардина придется удерживать на порядочном расстоянии от ресторана. Тесса выхватывает из кучи белья свой черный фартук. – Он тоже работает на выходных. Не знаю, это хуже или лучше. То есть он действительно будет все выходные ошиваться поблизости. Как вам идея сбагрить Роберта на Марс, по крайней мере, до отъезда Хардина? Неплохо бы, по возможности. Ненавижу быть смазкой в сэндвиче, но, учитывая, что у меня хорошие отношения с двумя враждующими сторонами, пытаюсь сохранить хотя бы видимость нейтралитета. Тесса по?любому все выходные работает – да, с Робертом. Хуже некуда. Они будут вместе, и Хардин весь изведется. Вокруг меня – сцена для мелодрамы. Мысль о том, что Дакота мне изменяла, приехав в Нью?Йорк, не оставляет иллюзий, Нора пулей выскакивает из моей квартиры… Не жизнь, а какая?то мыльная опера. Мы уже не подростки, я вырос. Так что тянет на сериал. Сериал про нью?эдалт, подросшую молодежь, как принято говорить. А что, еще не ввели в оборот такой термин? Помнится, на днях в «Мельнице», где я работаю, две мадам обсуждали этот вопрос за чашечкой кофе. Одна, невысокая кудрявая шатенка с толстенной рукописью в руках, багровела с досады из?за того, что какая?то двадцатилетняя малолетка получила контракт на нью?эдалтовскую писанину. – Нью?эдалт? Это что за ерунда? – спросила другая с явным намерением развести собеседницу на психа. – Да придумали они себе специальную категорию, чтобы подтянуть подо что?то свою паскудную писанину. Для янг?эдалт слишком по?взрослому, на романтическую прозу тоже не тянет, слишком зелено, – посетовало литературное дарование. Я оттирал пятна кофе от чашек с соседнего столика и, заинтересовавшись их болтовней, уже решил прочитать какую?нибудь нью?эдалтовскую книжонку. Мне доводилось почитывать некий янг?эдалт, есть у меня пара любимых вещей, а теперь вот потянуло на что?нибудь повзрослее, в самый раз для моей нынешней жизни. Не всякий малявка способен спасти мир, и не всем выпадает шанс пережить неземную любовь. Бывает, живет человек не хуже других, а не везет, хоть убей. Типа меня. Почему вы не пишете книг про таких? – А вы, парни, придумали, чем заняться в выходные? – спрашивает Тесса, упорно пытаясь завязать сзади свой фартук. Я бросаюсь на помощь, но она уже справилась без меня. – Пока я не в курсе. Наверное, Хардин переночует и в понедельник утром уедет. Известие встречено с невозмутимым лицом. Одному богу известно, какими усилиями ей это далось. – Ладно. Я сегодня в две смены, меня не ждите, ложитесь спать. Все равно раньше двух не приду. Тесса, как приехала в августе, так и работает практически без выходных. Я?то знаю, что это бегство от мыслей, да только вряд ли оно помогает. Она, конечно, попытается заткнуть мне рот, но я хотя бы попробую что?то сказать. – Зря ты так много работаешь. Я ж не прошу тебя платить за квартиру. Мне гранта хватает, да и Кен не позволяет мне особо тратиться. – Мы уже раз десять говорили об этом с тех пор, как она ко мне переехала. Тесса возится с волосами, попутно бросая на меня быстрые взгляды. Она улыбается – наверняка сейчас попросит заткнуться. – Опять двадцать пять! Может, хватит? – Отпишись, когда будешь уходить с работы. Ты в норме? – Я подкидываю ей ключи с гвоздика. – В полном порядке, – отвечает Тесса. И мы как по команде оба смотрим на ее трясущиеся руки. Едва Тесса ушла, я бегом в душ и бриться. Иногда посещает шальная мысль отпустить бороду, но едва она начинает отрастать, как я ее тут же сбриваю. Не могу набраться терпения. С одной стороны, при бороде меня, может, пригласят в секретный хипстерский клуб, что в Гринпойнте. А с другой стороны, готов ли я возложить на себя обязательства и блюсти чей?то устав? Не уверен. Обернувшись полотенцем, я чищу зубы. Не знаю, хорошо ли быть взрослым. Ну почему обязательно было строить Нью?Йорк в такой дали от Вашингтона? Надо бы маме сегодня звякнуть… В пустой квартире эхом проносится стук в дверь. Хардин приехал, больше некому. Распахиваю дверь, успев пожалеть о том, что я в полотенце. Как пить дать, начнет канифолить мне мозг по поводу наготы. Дакота? Я так и попятился от неожиданности. Я совершенно не ждал ее и не уверен, что рад. – Что случилось? Что ты тут делаешь? – Наша прошлая встреча прошла не вполне гладко; к тому же с той поры в моей квартире появилась Нора с чемоданом пожитков. Дакота глядит на меня и не видит, глаза – черней черного. – У меня… – Голос хриплый, губа затряслась. – У меня отец при смерти. И с этими словами она прикрывает ладонью рот, силясь подавить всхлипы. – Его скоро не станет, а я даже не попрощалась. Мне захотелось обнять ее, как?то утешить. Я прижимаю ее к груди, а у нее по щекам текут слезы, и она вся дрожит. Не выдержала, разрыдалась. Меня одолевают смешанные чувства. Не знаю даже, что хуже – то ли то, что мне не жаль ее отца, то ли то, что Дакота в моих объятиях, как чужая. – А что с ним? Она гладит меня по голой спине, а я глажу ее по голове, запустив в волосы пятерню. – Печень не выдержала. Сказали, алкогольный гепатит. Я так и знала, что пьянство сведет его в могилу. Всех нас сведет, одного за другим. Сначала Картер, теперь вот отец… Дело за мной. Сжимаю ее покрепче, чтобы выбросила из головы эту чушь. – Давай, выкладывай все как есть. Отправив ее на диван, я запираю входную дверь и направляюсь следом. Дакоту трясет. Вцепилась в меня так, словно ей страшно, что ее сейчас подхватит ветром и унесет незнамо куда. Медсестра была немногословна и очень профессиональна, ее слов Дакота не поняла и тем более не запомнила. В общем, отца стремительно покидают силы, денег нет, а тут еще такие расходы. Уму непостижимо, что человек – ну пусть гадкий, пусть злой – за всю жизнь не смог заработать себе на лечение! – Ты хочешь поехать? – Я глажу ее по рукам, пытаясь хоть как?то унять дрожь, чуточку успокоить. – Ничего не получится, денег нет. Я едва свожу концы с концами. Я хотел заглянуть ей в глаза – она отвернулась, уткнулась лицом в мою грудь. – Не поедешь из?за денег? А если бы были, поехала? Я не слишком бы удивился, если бы Дакота вообще не хотела увидеться со стариком перед смертью. При всем, что мне известно об этой семейке, я не стал бы ее винить. – Только не предлагай денег, – говорит она, не успел я и рта открыть. – Прости, мне не стоило приходить, просто не знала, куда податься. Мои соседки попросту не поймут, а Мэгги чужие проблемы вообще до балды. – Чш?ш, – поглаживаю Дакоту по спине, как дитя малое. – Не извиняйся. Подцепив за подбородок, поворачиваю к себе ее личико. – Я даже не знаю, грустить или радоваться. Может, оно и к лучшему. Просто он – последний родной человек, вот и все. А если и его не станет, то я останусь одна?одинешенька на целом свете. У меня никого больше нет, Лэндон, никого. Я молчу, однако на него как отца можно было и не рассчитывать. Вряд ли он ее вообще замечал, причем с самого раннего детства. И я, конечно, не стану говорить, что не опечален его уходом. Пусть Дакота считает, что совершенно нормально испытывать то, что испытывает она. – Ну как я к нему не поеду? Больше?то некому. Его там даже не похоронят. Как вообще люди платят за похороны? – спрашивает она надтреснутым голосом. Я не размыкаю объятий. Пытаюсь припомнить всю ее родню, которую я когда?либо видел. В Огайо живет ее тетка, сестра отца. Дедушка?бабушка по отцовской линии давным?давно умерли, а по материнской – давно с ней не разговаривают. Когда ее мать ушла из дома, они еще созванивались, раз в неделю, не чаще. Но со временем перестали, и мы решили, что Йоланда больше никогда не вернется из своего Чикаго. Должно быть, старикам тяжело было разговаривать с отпрысками беглой дочурки, и, оберегая себя от непрошеных чувств, они полностью отгородились от внуков. Помню похороны Картера. Мало кто появился в церкви в тот день. Мы с Дакотой сидели на первом ряду. Заглянули по старой памяти несколько школьных учителей, остались на пару минут, потом ушли. Джулиан тоже был. Как же иначе. Правда, он почти сразу же разрыдался и выбежал. Трое подонков из школы явились поглазеть, и Дакота их с шумом прогнала. Не успели даже задницы примостить. Прощением в тот день в церкви не пахло. Остальные ушли, не дождавшись начала. Отец Дакоты не появился. Как и Йоланда. Никто не плакал, никто не вспоминал счастливые случаи из детства. Пастор нас явно жалел, это бросалось в глаза, но Дакота была настроена высидеть отведенный час и дослушать службу в память о брате. – Как думаешь, он попадет в рай? Отец сказал, что таких не пускают в рай . – Ни глаза ее, ни голос уже ничего не выражали. – Твой отец не имеет понятия, кого Бог пускает в рай, – тихонько ответил я, чтобы не услышал проповедник. – Если рай существует, то Картер уже там . – Мне кажется, я не верю в Бога , – призналась Дакота, ничуть не скрываясь. Ей было все равно, что это услышат в церкви. – Тебе и не обязательно , – ответил я. Я поднялся на кафедру и заговорил. Я вспоминал о Картере только хорошее. Дакота была единственным слушателем в опустевшей церкви, и я целый час рассказывал всякие истории про наши улетные похождения и планы на будущее; я замолчал, лишь когда пастор вежливо дал понять, что пора закругляться.