— А мы везунчики. — Гретхен выдвинула ящик, демонстрируя Маркони его содержимое. — Шкаф не заперт. — Что ты ищешь? — заглянула ей через плечо Маркони. — Пока не знаю, — покачала головой Гретхен, быстро перебирая папки. Пересмотрев все находившиеся в шкафу документы и не найдя нужного, она склонилась над нижним ящиком, в который, как она знала, была вделана потайная ниша. Проведя пальцами по гладкой металлической поверхности, она нащупала в ее ровной броне крошечную выемку и нажала. Послышался еле уловимый звук, похожий на экстатический вздох «нормала», достигшего высшего наслаждения в сексе, и Гретхен удовлетворенно произнесла: — Вот она. Маркони жарко задышала в ее обнаженную шею, и Гретхен заехала детективу локтем под ребра. Маркони попятилась и быстро спросила: — Что за «она»? — Финансовая ведомость, — отозвалась Гретхен, пролистывая толстый гроссбух в поисках того самого временного интервала, когда Лена начала вести себя страннее обычного. Будь Лена жива, она устроила бы Гретхен форменную головомойку за копания в ее бумагах. Однако теперь все это не имело никакого значения. Одна из транзакций приковала взгляд Гретхен. — Ага… Маркони вытянула шею — похоже, острый локоть Гретхен ничему ее не научил, — протяжно присвистнула и снова качнулась на каблуках. «Ошарашена», — услужливо подсказало Гретхен мысленное досье. — Да это ж больше, чем полугодовое жалование! На один депозит. — А моего «ага» тебе недостаточно? — недовольно буркнула Гретхен. — Глаза разуй. Это платеж. — Авансовый, — спокойно поправила ее Маркони. — Платеж производился в два этапа. Вскипев от негодования на прозорливую Маркони, заметившую что-то, на что не обратила внимания она, Гретхен поджала губы и целую минуту разглядывала указанную в платеже сумму. — С чего ты взяла? — нехотя спросила она, признавая поражение. Аккуратно подстриженный, ненакрашенный ноготь постучал по испещрившим страницу каракулям, которые Гретхен не могла разобрать. — Скоропись. Бухгалтеры, приближенные к «семье», используют ее сплошь и рядом. «Семья». Мафия. Лена работала с мафиози рука об руку и, вполне вероятно, переняла их привычки. Любопытно другое: откуда Маркони известно про скоропись? Может, в отдел по расследованию убийств ее перевели из отдела полиции нравов? Неплохой ход. Гретхен терзали смутные подозрения, что как минимум по некоторым детективам из отдела полиции нравов плакал Оценочный лист психопатии Хаэра, в то время как другие сами не брезговали нарушением общественной нравственности, потворствуя контрабанде. Даже нянчиться с Гретхен и то было на порядок лучше, чем валандаться среди подобных отбросов. Глаза Гретхен снова уставились в гроссбух, на дату открытия депозита. Чуть более года назад, задолго до того, как Рид Кент попросил ее стать адвокатом Виолы. Возможно, все это несущественно. Гретхен бездумно перевернула страницу. Ничего интересного. — Хм-м, — прогудела Маркони прямо ей в ухо. В зародыше придушив желание выпалить богомерзкое «Чего?», Гретхен выжидательно замерла. Черт, еще немного — и ей привьют вкус к этому проклятущему слову! — Просто… — пробормотала Маркони, помолчала, пододвинулась ближе и склонилась над гроссбухом, чуть не ткнувшись в него носом. Затем выпрямилась и в упор посмотрела на Гретхен. — Здесь нет окончательного платежа. Второй этап оплаты не был осуществлен. Гретхен даже не стала проверять даты. Она мгновенно поверила детективу. — Следовательно, за что бы Лене ни собирались заплатить… — …она не выполнила того, что обещала, — закончила за нее Маркони. 10. Рид. За два месяца до гибели Клэр… С улицы постучали. Рид отворил дверь коттеджа, и в лицо ему, словно таран, ударил кулак. Рид отшатнулся и, спотыкаясь, попятился в коридор. Он умел принимать удары и инстинктивно вздернул подбородок, как только увидел на крыльце Деклана Мерфи. Он с такой силой врезал ему по правой скуле, что оглушенный Рид сначала даже не почувствовал боли. Но когда боль настигла его, он приветствовал ее, словно закадычного друга. Деклан тяжело задышал, гневно раздувая ноздри. Странно, что Рид не подготовился к стычке. Ведь с той самой минуты, когда Лена заподозрила его в причастности к исчезновению Тесс, все шло именно к этому. Лена сторонилась Деклана, но Бостон — город маленький. Да и кто поручился бы, что в конце концов она не проговорится ему о расследовании? Особенно после того, как Деклан принялся нещадно эксплуатировать образ сестры для продвижения своей кандидатуры на выборах в конгресс. Всякий раз, разливаясь соловьем перед избирателями, Деклан твердил, что его сестра сбежала из дому в мечтах о новой и счастливой жизни. О том, что ее, возможно, убили, он даже не заикался. А Рид никогда особо не дружил с ним, чтобы спросить, почему, как ему кажется, за все эти годы Тесс не подала о себе весточки. — Это ты убил ее, а? — засопел Деклан, подтверждая подозрения Рида. — Ублюдок долбаный! «Ах, Лена, Лена, что ты натворила? Для чего все это затеяла?» Зачем, зачем ворошить прошлое? Причинять боль? Копаться в тайнах? Рид судорожно сглотнул. Напряженные, злющие, они с Декланом стояли друг против друга, но Риду почему-то мерещилось, что он безвольно валяется на полу, а его тело превращается в огромный кровоподтек. Ему захотелось крикнуть: «Я не убивал Тесс!» — но из его груди вырвалось лишь: — Ты же уверен, что она жива… Он знал, что за первым ударом последует второй, но апперкот Деклана застал его врасплох. Рид рухнул на журнальный столик, и край стола больно воткнулся ему в бок. — Подонок! — выплюнул Деклан и сильнейшим ударом отбросил Рида на пол. — Я тебя уничтожу! Он занес ногу и мыском ботинка размашисто заехал сопернику под саднящее ребро. Трясущийся Рид свернулся калачиком. «Прикрой живот. Почки не отвалятся. Прикрой…» Пинком Деклан приподнял его и отправил в скользящий полет по гладкому мрамору. — Вставай! — взревел Деклан. Эхо его голоса обухом ударило Рида по голове, грозя разорвать барабанные перепонки. — Вставай! Рид, затаив дыхание, не шевельнулся. — Дерись как мужчина! Деклан вновь пихнул его ногой, но уже не так остервенело, как раньше. Это был удар-предупреждение. Удар — восклицательный знак. Рид, затаив дыхание, не шевельнулся. — Подымайся! Этому гортанному, звериному рыку невозможно было сопротивляться: он проникал под кожу и в кости, заполнял собой поры тела, безжалостно и свирепо давил на позвоночник. Рид, затаив дыхание, не шевельнулся. — Мерзавец, — буркнул Деклан, издав горлом угрожающий клокот. Затем вытянул губы, всосал воздух и смачно харкнул Риду в лицо. Горячий плевок растекся по набухавшему на скуле багрово-зеленому синяку. Рид хотел утереться, но плевок клеймом прожег его кожу. Такое тавро рукавом не сотрешь. Деклан присел на корточки и навис над его скрюченным телом: — Если я обнаружу хотя бы одну мало-мальскую улику, указывающую на то, что ты убил мою сестренку, ты не сядешь пожизненно, ты — ляжешь. Он выпрямился, ткнул носком ботинка в многострадальное ребро Рида, прижал ногу и закончил: — Я вгоню тебя живьем в землю. Рид, затаив дыхание, не шевельнулся. Он впитывал в себя боль, он сживался с нею, он к ней привыкал. В комнате, стискивая грудь Рида, повисла тишина, такая же давящая, как ступня Деклана, как его уничижительное презрение. Напрасно Деклан ждал, что он вот-вот встряхнется, вскочит на ноги и задаст ему трепку. Или поклянется в своей невиновности. Деклан не понимал, что это выше сил Рида, что он давным-давно сломлен. Разве человек, не знающий, что такое ежедневные издевательства и побои, способен оценить мужество бедолаги, смиренно принимающего удары и подставляющего вторую щеку? Рид праздновал труса ради сыновей. Ради них он стерпел заносчивый плевок Деклана. Потому что все это было неважно. А важным были только Майло и Себастиан, для которых отец оставался единственным защитником, готовым ценой собственной жизни уберечь их от смерти, бесконечных унижений и оскорблений. Рид не шелохнулся. Деклан грязно выругался и ушел, громко хлопнув дверью.