Григорий Сергеевич, Константин Петрович и Миша лихо подкатили к гостинице. Номер сняли крутой и вообще во время своей поездки многому научились, по крайней мере как можно небрежно, играя ключиком от комфортабельного номера, не спеша подниматься по лестнице и смотреть на женские глазки, измеряющие тебя с ног до головы, точно собираясь сшить им по костюму. Вот и сейчас в вестибюле Григорию показалось, что на него обращает внимание совсем юное существо женского рода. Эдакий голенастый цыпленок лет семнадцати, в кое как прикрываемом сарафанчике ее голое тело. Она прямо нос вытянула в его сторону и потянулась руками. Не поймай он ее, упала бы. — Вы рискуете сломать себе голову, — молвил шокированный любитель женского пола. — Держите меня покрепче, прижмите к себе, погладьте спинку, — командовала узурпаторша, находясь в его огромных лапищах. — Да не свою спинку, а мою гладьте. Бедный Григорий Сергеевич начал усердно тереть извивающуюся молодайку, пока не дошел до нижней части спины и там внезапно обнаружил, что попал в овальный рельеф, разделяемый посередине впадиной. — Ой, — взвизгнуло легкомысленное существо! — Вы почему меня лапаете? — Я лапаю? — удивился уязвимый поддерживатель падающих женщин. — Я вас подхватил, когда вы падали. — Как прекрасно сказано, — прокартавила дама, неизвестно откуда появившаяся. — Вам понравилась Инна? Это моя дочь. Меня зовут Иоланта Владимировна. — Григорий Сергеевич, — тускло произнес не обрадованный появлением мамаши герой по спасению девиц. — Вы давно приехали? — Только сейчас. — Какой у вас номер? — Суперлюкс. — Как прекрасно. Там видно много комнат, а мы с Инночкой пока еще не устроены. Вечером освободятся номера. Вы не пригласите нас до вечера к себе? Григорий расстроился, но не показывать же дамам, что он против их присутствия. — Пожалуйста, идемте. Только у меня двое друзей с собой. — Ах, как интересно. У меня тоже есть подруга. — Амалия! — позвала Иоланта кого-то. С кресла из-за пальмы начала подниматься женщина. Кругленькая, жирненькая, большая, как бочонок. — Вы определились с жильем? — спросила она подругу. — Временно, да. — Ничего нет более постоянного — как временное, — процитировал Колобок. Но шла она довольно быстро и легко. — Эко телеса наела. Куда ей по курортам шастать? — думал печально Григорий Сергеевич, входя в свой номер. У Миши округлились глаза. Он молчал, не способный вымолвить слово. — Приветствуем вас, — сказала за всех Иоланта. Она ринулась в туалет и открыла дверь настежь. На толчке сидел Петрович с выразительно — вывалившимся на колени хозяйством. — Пардон, — извините. Она без тени смущения доложила о пикантном состоянии товарища и встала у двери, ожидая его выхода. Костя, оскандаленный своим непрезентабельным видом, тоже не желал выходить ко всем. Потом он ринулся через другую дверь в спальню. Женщины щебетали о море, прогулке, обеде. Скорбная животом Иоланта, как ни в чем не бывало присоединилась, после посещения туалета, ко всем остальным. Натиск противника был скоропалителен и продуман. Не успели хозяева глазом моргнуть как уже шли в сопровождении дам в ресторан, утолять голод. Сели за большой стол. — Моя дочь ест как птичка, что-нибудь поклюет и сыта. — Я не люблю птичек, — мрачно выразила отношение к еде Амалия — Колобок. Я люблю существенное, объемное. — А мне лишь бы вкусно. Официант подал меню. Несколько экземпляров. Мужчины остановились на лососе, картофеле, оливках и кофе. В придачу бутылочку водки. Женщины повторили то же, но добавили ростбиф, что-то не выговариваемое по-французски, омаров, коктейли, пирожных, конфеты, ананас, шампанское, и зачем-то люля кебаб. — А это к чему? — спросила мать свою крошку. — Хочу попробовать его в местном ресторане. — Но три порции. — Вы тоже со мной отведаете. Вскоре стол стал похож на свадебный. Еще добавлено было множество овощей и пир начался. Инна действительно попробовав, поклевав, по выражению матери, с кислым видом отставляла блюдо в сторону. Скоро таких отрицательных проб оказалось не менее десяти. У скуповатого Григория поползли мурашки жадности. — Зачем заказывать, если не ешь? — А тебе, папашка, жалко? — Какой я тебе, девочка, папашка, у меня имя есть. — И годы в придачу. — Скорее дедушка, я неправильно выразилась. Сергеевич побагровел, мать это заметила и стукнула нахалку по спине. — Замолчи, скверная. Та молча развернулась, отвалила увесистую пощечину и произнесла: — Заткнись, неумная. Скажи спасибо мне, что сидишь в ресторане. Колобок, уже довольно в подпитии, вступилась за мать. — Как ты посмела, шилохвостая, мать ударить? Святое самое в жизни — мать. — Кончай трепаться, жирная кобылка, — заорала на нее Инна. Скандал перерос в потасовку. Жирная Амалия никак не могла ухватить за короткую стрижку резвую молодую девицу, та же схватив ее волосы, водила свою жертву вокруг стола и время от времени шлепала по жирной спине. Наконец, та ухитрилась и схватила ее за сарафанчик. Лапищи были здоровыми, сарафанчик мало-мальски держался на плечиках и когда разъяренная шароподобная матрона дернула его на себя, сарафанчик резко соскочил с оторванных бретелек и свалился к ногам девицы. Инна осталась в чем мать родила, на радость подпившему люду. — Стриптиз, мать твою. — Спляши, дева, денег дам. Ничуть не смущенная Инна подняла свой сарафанчик, надернула на себя, держа обеими руками спереди на груди, но ее оголенный тощий задок был виден всем и подошла к Григорию. — Спаси меня, папашка, пойдем к тебе, а этих не пускай. — Оставь ее нам, дедуля, — послышалось с разных сторон. — Мы потом ее вернем тебе. Путешественникам стало жаль это создание и быстро расплатившись с официантом они отправились наверх. Дамы тоже поднялись, но Инна крикнула им: — Не ходите за мной, вас все равно вышвырнут вон. Амалия и Иоланта махнули рукой на бестолковую, оставившую шикарный обед на столе, половина которого была вообще нетронутой. — Они от нас не уйдут, — промычала Амалия.