— Это я виновата. Ляля была только четвертый день после родов и до прихода поезда легла на скамейку. Дочь положила рядом. А я, увидев, что она задремала, вышла на платформу встретить поезд. Когда он подошел, я вернулась в зал, разбудила Лялю, но девочки там уже не было. Ее украли. — Вы заявили об этом в милицию? — Нет, мы спешили на поезд. Ляля бредила, у нее поднялась температура и я решила, что сначала увезу ее в больницу в Москву, а потом вернусь за девочкой. — И почему же вы не вернулись? — Я подумала, что без матери такая кроха все равно не выживет и не поехала ее искать. — А ты? — спросил он Лялю. — Я долго болела, потом ты вернулся, и я сказала тебе неправду. — Зачем вы поехали в глушь? В Москве не работали все роддома? — Нам посоветовали. Сказали там чудо-вода и исцеляет от всех болезней. — Вы искали, писали, спрашивали о пропавшей дочери? — Нет. Мы же знали, что все это бесполезно. — Хорошо. А недавно вам звонили из больницы с просьбой сдать кровь для раненой дочери? — Я сочла это провокацией, — ответила Ляля. — Сейчас вы обе уйдете в свои комнаты и не будете показываться мне на глаза, пока я не решу, что с вами делать? Обе покорно пошли, молча разошлись по своим постелям, и до утра каждый не спал. Теща боялась суда, Ляля позора и развода. Алексей не знал, как ему поступить с ними, а главное с Аленкой, которую ему придется отнять у Анны. — Может ли она украсть ребенка? — спрашивал он у себя и как полковник милиции, повидавший много всякого, мог ответить утвердительно. Но вопрос, зачем его жена поехала рожать в тьму-таракань, порождал нелогичность по отношению воровства ребенка. Алексей был спокойным уравновешенным человеком, работа в угрозыске наложила печать недоверия на многое, что встречалось экстремальное в жизни и поэтому он привык все, вызывающее недоумение, проверять, опираясь только на факты. Он попытался погасить смятение чтением и достал с полки наугад книгу. Это была его любимая «Сага о Форсайтах» Джона Голсуорси. Он любил читать в свободное время, которого у него явно не хватало, но любая свободная минута не проходила мимо чтения. Он иногда перечитывал Алексея Николаевича Толстого, Чехова, еле осилил Достоевского, просто он обязан был знать «Тварь я дрожащая, или человек», не из школьной программы, а уже осмысленно позже. Ему не нравились полоумные мысли героев, инфантильность героинь, страшно неприятно чувствовал читая об унижении человека и непонятной позиции героинь «Идиота». Надломленные, нравственно получеловеки, полукалеки, так они ассоциировались в его сознании. И никто ни за что не смог бы ему доказать, что все окружающие люди, вся та среда, где жил князь Мышкин, была сплошь населена дебильно-психическими уродами. Видимо в самом писателе эпоха того времени была перекошенной линзой подсознания. Он не мог понять, как могли отнести к разряду художественной литературы и назвать романом «Что делать?» Чернышевского. Ну понадобились новые герои времени, но все равно никак не воспринимался им Рахметов и сама Вера Павловна с ее бесконечными снами. Он любил Ивана Сергеевича Тургенева, где сочетание жизни человека, его чувств и природы жили в полной гармонии с эпохой, и каждая книга давала волю мыслям. Очень хорошо относился к Джону Голсуорси с его «Сагой о Форсайтах», где Ирэн была действительно воплощением желаний сильного рода планеты. Его будоражило творчество Бальзака, а самым любимым читаемым писателем был О. Генри. Сама биография писателя вызывала уважение. Его герои — действительно были похожи на жизнеспособные на века образы. Сейчас, когда ему было особенно плохо, он перечитывал классику, дающую ответы на множественные вопросы. В жизни много встречалось Шариковых и Беликовых, Ноздревых и Мерзляевых. А теперь мерзость в образе жены вошла в его жизнь. Как бы хотелось забыть ту грязь, что вошла в его жизнь вместе с Лилией, которую он любил, а сейчас она ему казалась скользкой мерзкой жабой, с которой пока еще приходилось соприкасаться в жизни. Для того, чтобы найти себя, раздвоенного, с душой, ноющей как больной зуб, не дающий покоя. Ему надо было установить шкалу дальнейших действий на правильно найденное решение, чтобы разрубить этот гордиев узел, тесно взявший его в плен. Ляля. Это имя для него невыносимо. Вся в прошлом. Анна. Еще вчера он буквально поражался ее нескончаемой любовью к девочке. — А если она действительно украла ребенка? В жизни милицейского полковника такое случалось довольно нередко. И люди, ворующие детей, не были какими-то отребъями, выглядели мило, положительно, пока углубленное изучение каждого дела, ставило все на место. У него даже возникла своя линия на мотив совершения преступления. Студентка медицинского техникума, проходит практику и узнает, что в роддоме находится женщина из Москвы, отказавшаяся кормить ребенка. Умная девочка знает, что имея в руках дитя, у нее есть шанс выбраться из захолустья. А именно через мужа этой женщины. Второй мотив — шантаж той, у которой украден ребенок. Выкуп. Третий — возможность дорого продать ребенка паре, страстно желающей его усыновить. — Стоп! Господин полковник, — сказал сам себе Алексей. — Почему же тогда не последовало выкупа, продажи ребенка, розыска отца девочки? Значит ни один из его вариантов не проходит, особенно если вспомнить отношения Анны, Аленки и дедушки. Этот старик, русский сельский самородок не предаст никогда и ни за что. Значит все меркантильные начала — плод воображения и абсолютно несостоятельны. — А как ты относишься к Анне? Подумал? — и сам себе ответил:- хорошо, даже слишком хорошо, но не настолько, чтобы попадать из огня в полымя. Развод с Лялей не предполагал женитьбы ни на ком. Даже на Анне. Женщин много, нравятся иногда, но это не означает, что ты на всех должен жениться. И потом его чувство к ней было вызвано умиленным состоянием ее возни с, как он считал, ее дочкой. Не имея своих детей, он просто завидовал семейной идиллии, умению воспитывать ребенка. Эта женщина ему положительно нравилась, но не в качестве жены. Такая мысль не посещала его даже во сне. Но как быть теперь с девочкой? — Я не могу оставить в неведении ребенка, что у него есть отец. — А как же Анна? — говорила его другая половина мозга. — Не знаю. Я не должен отвечать за ее поступок. Она сама захотела чужого ребенка, не узнав, есть ли у него родители. Алексей долго думал, мучился и даже решил посоветоваться с бывшим однокурсником по милицейской школе, с которым виделся редко, но плодотворно. Всегда они решали чьи-либо семейные проблемы. — Серега! Привет. Алексей. — Рад тебя слышать дружище. — Нужно поговорить. — Пожалуйста. Я свободен как ветер. Жена путешествует с сыном по Анталии. Жду тебя часов в восемь. Устроит? — Вполне. * * * Вечером они сидели в уютной кухне господина генерала и, попивая прохладную водочку, разговаривали. — Что у тебя случилось? Ты же у нас самый образцовый, уравновешенный полковник. — Такое случилось, что и сказать страшно. — А ты говори. Не бойся. Я твой верный друг. — Потому и пришел. — Лялю мою хорошо знаешь? — Еще бы. За нее многие наши офицеры готовы были на дуэль идти. — Так вот эта самая прекрасная Ляля десять лет назад, пока я находился в длительной командировке, ожидала ребенка. Когда я приехал, никакого ребенка у нас не было. — Как так? — А вот так. Мне она вместе с тещей рассказали, как умерла наша девочка при родах. — Всякое бывает. — Всякое да не такое. Меня недавно отправили на помощь в поимке маньяка и я приехал в Пролетарский район. Поселились в селе Демьяново, так как все дела были сосредоточены вокруг этого района. И там я встретил девочку десяти лет, точную копию Ляли. Ее мать совершенно противоположной внешности. Отца нет. Живут с дедушкой. Я признаться даже немного влюбился в мать этой девочки. — Бывают на свете двойники, — попытался объяснить ему Сергей. — Бывают. Да только здесь оказался не двойник, а моя родная дочь. Он рассказал Сергею всю эту печальную историю и показал медицинскую карту, где ясно было написано происхождение девочки. — Да, — сказал Сергей, история. — Похлеще мелодрам. И что ты думаешь делать? — Сначала разведусь с Лялей. Завтра же переезжаю в отцовскую квартиру, которая после смерти тети стоит закрытая. — Это правильно. — Потом, потом я просто не знаю, как мне поступить с Анной.