— Ты по своей воле забрала ребенка? — Конечно. — За это и разлад с родными? — Они не хотели, чтобы я растила чужого подкидыша. — Подкидыша? А разве не на вокзале ты забрала девочку у спящей матери? — Вы. Вы, как вы смеете, я вас ненавижу, — и, заливаясь слезами, Анна вбежала в дом. Сидор снова вышел на крыльцо. — Извини, Алексей Николаевич, но дверь не была закрыта плотно, и я ненароком услышал то, что ты не должен был ей говорить. — Но ведь девочка у нее. Каким образом она попала к вам? — На крылечко подбросили, дом-то родителей Анны рядом со станцией стоит. Вот она и вышла на крыльцо раньше всех. Писк услышала. Подобрала сверток с ребенком и в дом. А отчим ее выгнал, велел отнести в милицию. Она тогда и попала ко мне. Студентка еще была, училась, а мы с Аленкой домовничали. Коза-кормилица выполнила свою миссию мамаши, бросившей ее. — Но почему вы не подумали об отце ребенка? — Да разве бросают детей те, у кого муж есть? — Вообще-то, наверное, нет. — Вот и мы так решили. Кто знал, что у Аленки мать и отец есть, а ее на крыльцо как котенка подбросили. Эх, ты, Алексей, Алексей, обидел девчонку. Ей сейчас только двадцать семь исполнится, а у нее десятилетняя дочь. Она от всех своих ухажеров отказалась, не целованная девка так и осталась недотрогой, чтобы Аленку кто не обидел. И насмешки терпела, что незамужняя родила. Ни один человек не знает, что это не ее дочь. — Да, действительно я дал ляп. — И что ты теперь делать будешь? Ты ведь все права на дочь имеешь, не знал ничего, не бросал ребенка. Надо же так судьба распорядилась, что тебя именно в наш дом закинула. Что теперь будет? — Пока не знаю. Хотел сразу же дочь забрать себе, сейчас думаю момент как раз подходящий. Ей учиться надо, не в интернате же. — Так то оно так. Да с Анной что будет, ты подумал об этом? — А обо мне кто подумал. Я всю жизнь мечтал, чтобы придя домой, меня ребенок и жена встречали. А тут на тебе и ребенок есть, и я прав не имею на него, получается. — Точно вы оба с Анной без вины виноватые. — Помоги, Сидор Никитович, ты мудрый человек. Я ведь тоже не могу своего ребенка оставить. — Знаешь, Алексей, давай все на утро оставим. Мы с тобой говорим, а Анна слезами заливается, Аленка ничего не знает. Представь себе, как это на девочку подействует? — О ней-то мы и не подумали. Хорошо. Все разъясним вместе. Вчетвером. Они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по своим комнатам. Утро казалось пронизанным бациллами недоверия и полуненависти. Анна готова была прогнать этого человека, еще вчера казавшегося ей таким прекрасным, милым, а сейчас она боялась его энергичной настроенности против нее в борьбе за девочку. И Алексею она сейчас была хуже самого лютого врага. Он в душе винил ее в том, что она не заявила в милицию о найденном ребенке, а немедленно увезла ее в деревню, вот так его дочь, потомственного москвича и благородного рода стала деревенским байстрюком, где каждый мог бросить ей в лицо о ее незаконном происхождении, так как у нее не было отца. Даже легенды о нем не было. Их разговор состоялся в садике на скамейке. — Вы плохо спали? — спросил он ее, впервые называя на вы. — Но и вы не лучше, — ответило она, глядя на него с плохо скрываемым раздражением. — Вполне понятная причина. Одна женщина бросает ребенка, вторая лишает его отца, Москвы, родословной, превращая в полусироту. — Вы меня обвиняете? — Да в эгоизме, иметь куклу, маленькое развлечение, на которое можно любоваться и которое всецело зависит от тебя. — Вы, вы черствый, неблагодарный. — Я еще и поблагодарить вас должен за то, что вы у меня отняли дочь. — Да она бы погибла без меня? — Можно подумать, что вы единственная на свете благодетельница. Да меня разыскала бы милиция по адресу в роддоме, где бы я ни был и, конечно, я воспитывал бы дочь сам. Сейчас она здорова, но по вашей милости чуть ли не стала добычей людоеда. — Значит я во всем виновата? Анна разрыдалась и убежала в дом. Алексей закурил, но его злость не проходила. Подумать только, ребенок побывал в руках преступника, чуть не погиб, а теперь ему дают возможность жить в интернате, где царят совсем не идеальные для домашнего ребенка условия. Он пошел вместе с Дягилевым по делам в контору Агрокомплекса, вернее его филиала и там «оторвал» свою злость на Прохватилове, который казался ему воплощением зла и сверх непонятным человеком, неизвестно зачем сидящим в разваленной им деревне. Вернее Алексей знал все достоверности непутевой жизни этого человека, выдающего себя за другого. Значит его пребывание здесь кем-то назначалось и кто-то ждал от него долгожданных вестей победы. Алексей объявил о том, что на территории района потерялись два молодых солдата первого года службы и теперь им предстоит вместе с населением найти их. Прохватилов собрал команду из двадцати человек. С ними вместе должен был отправиться и Алексей. Спасательный отряд солдат-новобранцев шел цепочкой по лесу. — Вы должны смотреть также все захоронения после людоеда. Он мог назвать не всех, мы обязаны найти спрятанные скелеты. Таким образом, прочесывание леса обрело смысл, который понятен был только им, москвичам. На первом же привале начались байки о разных кладах и сокровищах. — Я вам скажу, ребята, был такой случай в деревне у нас. Несколько лет тому назад, — начал рассказывать Егорыч, старый, но еще вполне бодрый старик. — Был я на станции Пролетарская. Собрался поехать к дочке и до поезда оставалось целых три часа. Начал я искать туалет, ну приспичило меня. — А что в платный не пошел? — спросил кто-то. — Да чтоб я деньги платил за туалет, хрен им в зубы. — А и правда нашли на чем наживаться. — У меня семья девять человек, если ехать и в туалет ходить за деньги, то и штанов не хватит. — И кто только придумал такую муть. — Хватит вам, рассказывай дальше. — Гляжу, а от состава поезда, где заезд в депо, но не доезжая до него, отцепили задние вагоны. Там погрузку ведут обычно в составы. А тут платформа с КАМАЗом, и два вагона, один почтовый, другой с солдатами. Выкатило их человек десять. Алексей прислушался внимательно. — Вышел и проводник почтового вагона. Его раз за шкирятник и туда, откуда солдаты вышли. — И какой был у них род войск? — А кто их знает? В камуфляже и все такие здоровые, сытые. Я спрятался за платформу, ту, что стояла на другом пути. Освещение слабое, они спешат, что-то говорят негромко. — Ну и что там было интересного? — Ты так и простоял, а поезд ушел. — Вам первым рассказываю, братцы. Много лет прошло, потому теперь можно. — А может нельзя еще? — спросил его Алексей. — Да ну, кому я нужен со своим рассказом. Так вот КАМАЗ, что стоял на платформе вдруг открылся с задней двери и только щелк, щелк вроде как хлопки какие начались. — Выстрелы? — Я сначала думал, кто орехи где-то колет у вагона. А глядь из десяти человек семь наповал лежат, трое автоматы выхватили и жахнули по КАМАЗу. Только «Ох» и молчание. — И что на станции никто этого не видел? — Шумно было там, поезд ревет, объявления по радио, музыка из приемников ожидающих поездов своих, суета и беспорядок. — А дальше? — Дальше к вагону почтовому подкатывает другой КАМАЗ, со стороны погрузочной площадки. Останавливается. Выходят два водилы в шляпах с полями и за ними человек с пистолетом. Дверку открывают и трое живых с двумя шоферюгами начинают носить из почтового вагона какие-ящики. Я и так, итак попытался посмотреть, но не увидел что это за ящики, только квадратные с ручками по двое носят и забрасывают. — Неужели никто не хватился на станции вагонов? — Пришел какой-то в красной фуражке. Только подошел поближе, а его «щелк» и за ноги и голову в вагон. Быстро груз закинули и шоферюги сели в кабину. Сзади машина маленькая, жигуленок дожидается. — И что же уехали?