Алексей, который шел впереди, вдруг услышал собачий визг. Его догнала Аленка и, вытирая губы, сказала: — Я сама ее за нос укусила. — Кого? — испугался Алексей. — Собачку, кого же еще. — А зачем ты это сделала? — Старуха сказала, что она меня натравит собакой и та укусит. Вот я и опередила ее. Воспитательные меры казались не осуществимыми по отношению к его дочери. Ее вряд ли накажешь, скорее она тебя виновным сделает. Он принял рассерженный вид. — Ты рассердился? — Да, — ответил Алексей. — Какая ерунда. Ты, Алексей Николаевич — сверхчувствительная натура. Алексей расхохотался. Откуда ты такие выводы сделала? — За старуху заступился, хоть она и не права. Нечего меня дразнить было. А собачку мне тоже жалко, я ее не сильно укусила, только она испугалась. — Завтра мы с тобой идем в школу. Как ты освоишься с классом? — А чего с ним осваиваться. Кто полезет, тот получит сдачу. — Ты что же и драться умеешь. — А то? У нас там каждое лето отдыхал папа с мальчиком. Он тренер. Вот я и училась вместе с Володькой. — И чему ты научилась? Алексей хотел применить незаметный удар в плечо, то ручонки тут же выставились кулачками вперед, опередив его коварный маневр. — Да ты молодец. Я не думал. — А ты и не думай. Меня никто не обидит. — Хвастунишка. — Я знаешь, думаю, что если бы здесь была мама, это было бы отвал. — Что? — Ну, хорошо, обозначает. — Скучаешь по маме? — Вечером я привыкла, что она мне сказки рассказывает, утром волосы мои расчесывает, за ручку меня в школу водила. Мама хорошая. Я ее люблю. — Вот так тебе, Алексей Николаевич, получил? Думал — Анна это просто. С глаз долой из сердца вон. А девочка любит свою маму и как ей объяснить все, он пока не знал. — Подождем удобного момента, — решил он. В этом же доме у Нонны Сергеевны жила ее давняя знакомая Алиса Николаевна, старая дева, усердно ухаживающая за собой даже в столь зрелом возрасте. Пока жива была тетушка Алексея, по праздникам они всей семьей приезжали к ней и тогда две подруги Нонна и Алиса могли отвести душу во всех касающихся их ума сплетен. А поскольку по уму они подходили более к лисьему роду, нежели человеческому, то и разговор их касался чисто хитроумных сплетений о каждом знакомом или малознакомом им человеке. Они часами могли разбирать суть того или иного индивида, нимало не смущаясь того, что знают его только внешне. И теперь Нонна решила навестить свою несколько подзабытую в семейных баталиях подругу, предварительно позвонив ей вечером. — Алисочка, милая моя, здравствуй! — О. Нонночка! Какими судьбами? Я уж думала, что живешь с дочерью где-нибудь в Париже. — Ну что ты, милая. Я хочу завтра к тебе приехать. Как ты, не возражаешь? — Буду очень рада. Приезжай после обеда, с утра меня дома не будет. — Договорились. До завтра. — С кем это ты там разговаривала? — спросила Ляля, входя в ее комнату. — С Нонной, хочу завтра к ней съездить. — Правильно. Заодно, может быть увидишь бывшего зятя. — Ты все еще страдаешь о нем? — Глупости. Просто вспомнила. И Ляля уплыла в свою комнату, где и предалась в одиночестве своим воспоминаниям. Она все еще была красива, эта одаренная щедро внешностью женщина. Ее портила только полное безразличие ко всему. Она казалось ожившей куклой, большой и говорящей. Такой какой трудно было найти себе мужа. На нее глядели, удивлялись, целовали ручки, ахали вслед, но женились на других, теплых, нежных, надежных. В жизни кукла была не нужна. И бедная Ляля, ощущая на себе завистливые взгляды — дань ее внешности, не видела ни одного, кто остановился бы на ее качествах в роли жены. Бывая в гостях и на вечеринках, она так и не обрела себе «друга», способного оценить красоту женщины и предложить ей руку и сердце. — Красивая жена — чужая жена, — говорили между собой поклонники ее внешности. От развода в ней добавилась еще злость на мужчин, не способных оценить ее. Такая красота не должна заниматься прозой жизни, пеленками, бутылочками с молоком и прочей мелочью. Этот удел отведен для сереньких малоприметных женщин. Алексей тогда попался в ее сети из-за мужского самолюбия — его всем предпочла она необыкновенная, по ее мнению, женщина. Назавтра Нонна Сергеевна покатила в гости к ожидающей ее приятельнице. Они встретились как две родственницы, любящие друг друга. Немедленно был водворен на стол кофе и бутылочка рижского бальзама, столь любимого атрибута гостьи в качестве добавки в чашечку ложечки — другой. — Рассказывай, как живешь? — Неважно, — пожаловалась Нонна. — Ляля разошлась с мужем. — Да что ты! — удивилась Алиса. — И теперь Ляля в гордом одиночестве сидит дома. — Такая долго не засидится. — А куда она пойдет? На дискотеку с молодняком? В Парк Культуры и отдыха, где на скамеечке находятся мужчины, из которых сыплется песок? — В театр, в кино. — Туда все ходят со своими спутницами. — В ресторан? — С кем? Одной нельзя, примут за женщину легкого поведения. Они говорили более часа. — Пойдем погуляем на улицу? — предложила Алиса? — Развеемся немного. Присмотримся к другим. — Я не против. Идем. Они спустились по лестнице с третьего этажа. При выходе из подъезда они впритык повстречались с Алексеем и незнакомой девочкой. Здравствуйте, — поздоровался он с бывшей тещей. — Здравствуйте, — ответила Нонна Сергеевна, пожирая глазами девочку, которую держал за руку зять. — Здравствуйте, — прозвучал голосок ребенка и ручонка протянулась рядом находящейся с нею Нонне, потом Алисе. — Меня зовут Алена, — представилась девочка. Алексей поспешно уводил ее в лифт, а онемевшие старушки стояли и смотрели вслед видению. Девочка была очень похожа на Лялю. Вылитая маленькая Ляля. — Что это? — опомнилась Алиса. — Не знаю. — Дочь, прижитая на стороне, — продолжила Алиса. — Но тогда почему она похожа на Лялю, а не на него? Ты что-то скрываешь от меня? — Да, — ответила Нонна и заплакала. — Что ты, что ты? Вернемся домой и там все обсудим. Они пришли назад, сели на удобном диванчике с маленькими подушечками и немного помолчали. Нонна не знала, как ей поступить. Она думала и решила, что правду знать ее подруге вовсе не обязательно. — Ляля десять лет назад родила дочь, малышку украли в роддоме. — Как? — испуганно спросила Алиса. — Вы ее искали?