А сейчас обстоятельства сложились так, что Саня вынужден был жить по навязанным ему жизнью обстоятельствам. В доме Железновых готовились спать. Аленка давно видела десятые сны, а Анна и Варя, которая пришла к ней недавно, запоздно разговаривали на кухне. — Что я ему скажу, ты мне нравишься? — Да так и скажешь, — убеждала ее Анна. А просто человека пригласить к себе нельзя? — подал голос дед. — Он этот парень, можно сказать, герой. Орден заслуживает. Ишь какую обузу себе на шею повесил и ни за что не хочет расставаться с совсем чужими ему людьми.. — Правда, дедушка, — обрадовалась Варя, но я не уверена, что смогу как он относиться к чужим людям как к своим. — Вольному воля. На такое не каждый человек способен. Он особенный и счастлив будет тот, кто находится рядом с ним, бескорыстным? — А что люди скажут? — Тебя только это интересует, — рассердился дед. — Да пусть они говорят, что хотят. Если он люб тебе, присмотрись, свято место пусто не бывает, найдется такая же как он, бессребреница. Господь его не оставит. Варя ушла. Она не сомкнула глаз в эту ночь, так ей было жаль этого парня. А он тоже лежал и думал о том, что ему нравится Варя, милая, скромная девушка, о которой нужно забыть. Она хороший человек и ей наверняка найдется такой же, без оравы беспомощных людей, которых он не променяет ни на какую, даже самую раскрасивую женщину. — Саня, а ты что же так и будешь куковать с нами неженатый? — спросил его Денис. — А к чему мне нужна жена, мне и с вами хорошо живется. — Странный ты, человек, Александр. — Никудышный, так меня все называют. НОЧНЫЕ КОШМАРЫ Часов около четырех по селу раздался истошный вопль. Нечеловеческий голос, полный боли взывал о помощи. В селе зажглись в окнах огни, захлопали двери. Саня тоже вскочил, прислушался. — Что это? — спросил его Денис. Саня босиком, в трусах и майке, продолжал прислушиваться к наступившей тишине сонного поселка. — Не знаю. Мне показалось, что кричит человек. — Мне тоже. Но кто и где? Кругом было тихо. Вскоре во всех окнах снова погас свет и сонная тишина более не нарушалась воплями. Утром Саня погнал коров на пастбище. Подошли к дому Федосьи Аникиной, ворота закрыты, корова не выгнана из хлева, а слышно было как она мычит, зная свое время. — Федосья Андреевна! — крикнул Саня в окно. Никто не отозвался. Он постучал черенком кнута довольно громко, ответа не последовало. Толкнул дверь и она открылась. Он тихонько прошел в дом, тишина. Заглянул в кухню — никого. Прошел в горницу и остолбенел. На полу лежала в крови старая Федосья, в ночной сорочке, с синим избитым лицом, руками, ногами. Остолбеневший Саня не зная что делать, выскочил во двор и крикнул: — На помощь! Те соседи, которые уже выгоняли своих буренок в стадо, прискочили ко двору Федосьи и вместе с ним, который не смог ничего объяснить от волнения, вошли в дом. — Батюшки, — послышался громкий бабий вой и на этот крик начали сбегаться один за одним вся деревня. — Да что же это такое деется! — Не слыханное в нашем селе до сих пор. Стояли, судачили, спорили. Кто-то сбегал за Анной. Директор позвонил в район, в милицию. Участковый жил на хуторе в пяти километрах отсюда. За ним поехал верховой, Васька Пермяков, шестнадцатилетний подросток. Сане ничего не оставалось, как гнать коровушек в поле. Бесхозную буренку тоже выпустили из хлева и не доенную угнали со стадом. Все село терялось в догадках: — За что могли убить самую безобидную старуху? Слова лишнего не скажет, плохо ни о ком не посудачит. — И на тебе, лежит, раскинув ноги на полу, полуголая. Целый день работали в деревне следователи из уголовного розыска. Многие слышали ночной крик, непродолжительный, да кто ж знал, где кричат. Допросили кого надо, а что там наспрашивали, никто не знал, хотя всем было интересно. У Федосьи детей не было, наследников тоже и сельский совет опечатал домишко. Скотинку по дешевке продали желающим. А убийц так пока и не нашли. Буквально через неделю случилось странное событие. У соседа Сани, Евсеича, ночью с веревок наматрасник украли. В доме побелку затеяли и оставили на улице во дворе подушки, одеяло, одежонку кой-какую. Утром как корова языком слизала, ничего не оказалось. Может в наматрасник краденое уложили? Вызывать милицию не стали, а заявление о краже участковому отдали. Участковый парень молодой, еще толком народ не знает, начал всех расспрашивать, заходить в каждый дом, знакомиться. И снова никто ничего не видел и не слышал. Вскоре еще краше чудеса объявились. У Арсентьевны из подвала все банки с соленьями и вареньями выгребли. Некоторым уже по три года было, стояли себе хлеба-соли не просили, а тут на тебе. Семья за стол села завтракать, хозяйка в подвал спустилась, а там шаром покати, словно Мамай прошел. Пусто. Никого в деревне новых не было. Все на виду, каждый другого знает на что он способен. И собаки деревенские как будто онемели, когда убийство да кражи происходили. Бабы на перекрестках гурьбой судачат, про детей забыли. Саня теперь одних своих домочадцев дома оставлять стал бояться. Стадо теперь гонял на пастбище паренек Сергей, по прозвищу Заика. Он с детства заикается и пока дослушаешь, что сказать хочет, терпения не хватит. Зато ноги резвые, за буренками смотрит, старается парень, матери копейку в помощь заработать желает. Саня его обучал делу и потому пока ходил с ним в поле. Вот уже самостоятельно парень должен был пойти, а тут на тебе. С перепугу парень в поле отказался идти, просит дать ему человека в помощь. А ну как там убивцы находятся. Составили список хозяев, чьи коровки как дети в детсад, в стадо ходят и по списку пришлось идти бывшему пастуху Евсеичу. Тот с собой старую берданку прихватил. А Серега все время кнутом обороняться учится. Вечером дома Саня сказал своим, чтобы пока его дома нет, двери на крючок закрывали и по улице Колюнька не шастал. — У страха, глаза велики, — произнес Денис. — Береженого — Бог бережет, — ответил Саня. — Хорошо, если тебе будет так спокойнее. Саня все как всегда к обеду приготовленное, на стуле возле Дениса поставил. Вчера он сварил целую кастрюлю борща и горшок каши. Поставил в подвал, чтобы на несколько дней хватило. А к обеду напек им лепешек с медом, да со сметаной. Молока кринку поставил.. Денис задремал, а непоседа Колюнька сбежал потихоньку. И дверь прикрыл на замок, так без ключа, обманку сделал. Соседи их сегодня в лесу были, дома ихние, стоящие в маленьком переулке, были пустыми. Вернулся Саня к вечеру домой, смотрит, подвал открыт, на порожке сидит Колюнька, на коленях горшок пустой из под каши держит, и подскребает со дна остатки. У Сани глаза на лоб полезли. Кашу варил на три дня на всех троих. — Колюнь, ты что же кашу продал кому? — Сам съел, видишь доедаю, мало, не наелся. Саня у него лоб пощупал, может температура повысилась, не помнит что делает. В угол на пол глянул, а там и чугунок с борщом пустой. Только половник торчит в нем. Да у Колюньки на рожице остатки томата краснеют. — Ты что же и борщ съел? — Да, — серьезно ответил «чемпион» по обжорству. Саня прикинул: пять литров борща, три каши. Итого восемь, не многовато ли для ребенка? Пошел в дом, Денис уже проснулся. — Поесть бы не мешало, — сказал он Сане. — Саня глядь, а на стуле у Дениса тоже пусто, а он есть просит. — Чудно, — подумал он. — Денис, как ты думаешь, может человек Колюнькиного возраста за один раз чугун борща съесть, горшок каши и все, что я тебе оставлял на стуле. Денисов глаз прищурился, соображая.