— А шаман в любом доме — большой гость. Славный Акай-Итур гостит в этом доме только сутки — ему ещё столько же осталось. — А может славный Акай-Итур дать мне такую же тати, а лучше две? — Сейчас спрошу. — Капитан исчез за пологом, но теперь ждать его пришлось не больше пары минут. — У него сейчас есть только три. Он говорит, что меньше не поможет, а больше нет. По пятьсот гривен за каждую. — А тати у него настоящие? — поинтересовалась Дина, отсчитывая наличные. — Нет на свете более простодушного народа, чем йоксы, — ответил капитан, принимая деньги, — За последние сорок лет — ни одного правонарушения. — А что было сорок лет назад? — Амулет на рельсы положили — хорошо, что поезд товарным оказался. 8 сентября, 23 ч. 15 мин., посёлок Сыч (становище Лай-Йокса). — Было два брата — Йокс и Урукх. Йокс собирал грибы, бруснику и терпкий корень жиа, а Урукх охотился на быстроногих лосей и куниц. Они всегда делились друг с другом своей добычей, и потому никто из них не испытывал нужды. Но однажды Хакк, чёрная душа, позавидовал братьям, что они живы, а он уже мёртв, и начал шептать Урукху, притворяясь шелестом листвы, что он сильнее и отважнее своего брата, что грибы, брусника и терпкий корень жиа не имеют ног, чтобы убегать, и тяжёлых рогов, чтобы нападать. Урукх не слышал коварных речей, но они лились ему прямо в сердце, заполняя его чёрной желчью обид. Однажды Йокс пришёл к юту Урукха и принёс ему много грибов, но Урукх сказал, что не надо ему грибов, потому что мясо вкуснее и лучше утоляет голод. Йокс огорчился, что не угодил своему брату, подумав, что грибы недостаточно хороши, и принёс ему терпкого корня жиа, который отгоняет любую хворь. Но Урукх сказал, что сам может добыть себе корня, если захочет. Тогда Йокс пошёл к своему юту в большой печали, но тут и его настиг шёпот Хакки, чёрной души, и слова его были о том, что Урукх не любит брата своего, если отказывается от его даров, а значит, надо его убить. Тогда Йокс заглянул в свою душу и ужаснулся от того, что пожелал он зла брату своему. Но Хакка был силён, и Йокс не мог противиться ему. Шли дни, и он всё сильнее ненавидел Урукха. Тогда он собрал богатые дары, разжёг жаркий костёр и обратился к Хой-Маллаю, чтобы тот помог ему избавиться от ненависти, и Хой-Маллай дал ему тати, отгоняющий Хакку. Но Урукх ни о чём не просил Хой-Маллая, и ему не было дано тати. Однажды, не догнав быстроногого лося, он начал искать брата, желая ему зла за то, что он голоден. Но Йокс, узнав об этом от ветра, ушёл далеко навстречу холодам. Прошло много зим, и дети Урукха так умножились числом, что на всех не хватало оленей и куниц, и они тоже двинулись… — Акай-Итур вдруг замолк на полуслове, и стало слышно, как посапывает задремавший старик Лайса, прижав к груди потухшую трубку. — Хозяин, Лайса-аяс, уснул, значит, и гостю пора, — сказал шаман, поднимаясь. Он стряхнул с колен хлебные крошки, многие из которых успели зачерстветь. — Айна, проводи меня. Айна, внучка хозяина, рослая девочка лет двенадцати, с готовностью подставила плечо под его ладонь. С трудом переставляя ноги, затёкшие от долгого сидения, шаман двинулся к выходу, зажав под мышкой свой бубен, и многочисленное семейство Лайсы с беспокойством смотрело ему вслед. Большой гость покидает раньше времени гостеприимный дом, а значит, в мире духов случилось что-то такое, о чём лучше не думать — может, и пронесёт. — Айна. — Что? — Беги в мой ют, Айна. Принеси ларец с тати. — Шаман подтолкнул девочку к выходу. — А вы все… Нужен большой костёр. Пусть все придут. Нужны все. Акай-Итур еще не знал, не мог знать, что случилось — чтобы увидеть, нужно было ударить в бубен, потом дождаться, пока сотни сердец не начнут биться в такт костяной колотушке, обмотанной войлоком. А потом сила всех соплеменников должна отдаться единой воле, его воле… Он перестанет ощущать своё тело, которое будет продолжать исправно колотить в бубен и носиться по кругу, внутри которого костёр, а снаружи — лица, освещённые горячими сполохами священного огня, искорки пламени в остекленевших глазах и нечто такое, что когда-то оказалось сильнее стрел урукхов, а теперь уже пять сотен зим побеждало соблазны иной жизни, принесённые большеглазыми, которых много. Айна поставила на землю ларец с тати, значит, пора коснуться бубна колотушкой — так, чтобы звук был едва различим, а потом прислушаться к тишине, нарушаемой лишь треском костра. Жёлтые искры впитывались в низкое чёрное небо, исчезая в нём без следа. Исчезли юты, не стало высокого крыльца, в бархатной тьме растворился весь мир, который остался за спинами людей, сомкнувшихся в кольцо. Удары бубна становились всё чаще и громче, и между ними протискивались слова песни, древней, как мир, а может быть, и древнее мира. Исчезли лица — остались только угольки глаз, которые раскачивались в такт стуку колотушки и биению сердец. Потом костёр оказался далеко внизу, и дух, выпущенный на волю, начал стелиться по небесам. Рядом промелькнули вершины вековых елей, и духовному зрению открылся пустой двор, где ещё недавно стоял ют большеглазого колдуна, который однажды ступил на тропу, ведущую к Тлаа, рождённому вновь. Сквозь влажное дно большой ямы виднелась сыпучая жёлтая земля, на которую набегала горькая синяя вода. За тонким слоем сырой глины был день, который вот-вот мог ворваться в ночь, и тогда лишь раскалённая земля утихомирит желания того, кто забрал отсюда свой ют. Несколько тати упали на дно большой ямы, сложившись в запирающее заклинание. По земле пробежала мелкая дрожь, большеглазый в железной шапке прижался спиной к забору и начал стрелять. Нет, пули не причинят зла Акай-Итуру, Серебряному Облаку, тем более что дело уже сделано. Завтра это место остынет, и тати уже не понадобятся. Только бы большеглазые в пятнистой одежде не полезли на дно большой ямы и не взяли тати. Нет, та женщина, что купила три тати, не позволит им — она умна и осторожна. Они ей послушны. Так сказал Сохатый-аяс, а он тоже умён и осторожен и зря не будет говорить. — Айна. — Шаман упал навзничь возле догорающего костра, не выпуская из правой руки бубен, а из левой колотушку. — Айна, набей мне трубку и принеси еды. Камлать пришлось уже вторую ночь подряд, и Акай-Итур не знал, хватит ли у него сил даже на то, чтобы поесть. Два молодых охотника подняли его за подмышки и посадили на небольшой ковёр, где был выткан славный Хой-Маллай, пронзающий Хакку рыбьей костью. Айна подала ему раскуренную трубку, а от ближайшего юта донёсся запах жареной оленины. Всё было как обычно. Новый Длала остался где-то далеко, и те, кто поддался соблазну и попытался воспользоваться его могуществом, едва ли снова найдут дорогу к становищам йоксов. ПАПКА № 5 Документ 1 Департамент Безопасности Конфедерации Эвери Аналитический Центр общественной психологии и социальных технологий Заместителю начальника Департамента Безопасности Конфедерации Эвери Грессу Вико, лично, секретно. Аналитическая записка № 934. Поскольку всякая информация о феномене на о. Сето-Мегеро строго засекречена и властями Конфедерации до сих пор не сделано официального заявления о причинах блокады о. Сето-Мегеро, в средствах массовой информации появились публикации, в которых выдвигаются различные версии происходящего, среди которых наибольшей (в порядке убывания) популярностью пользуются следующие: — обнаружено поселение адептов некоего религиозно-мистического течения, хранящих сакральные знания о возникновении вселенной и человечества; — в период военных действий коренное население применило против захватчиков некую древнюю магию, которую сами не смогли усмирить, и теперь человечеству грозит вялотекущая глобальная катастрофа; — на острове обнаружена заброшенная база инопланетян, делаются попытки овладеть инопланетной технологией; — на острове поселился некий мессия, но власти Конфедерации решили изолировать его с целью недопущения религиозной истерии и упадка традиционных конфессий; — на острове обнаружен и вскрыт склеп с останками знаменитого альбийского пирата Френса Дерни, в результате чего возникла эпидемия ранее неизвестной смертельной болезни; — обнаружены секретные лаборатории по разработке и производству некоего (скорее всего, бактериологического) оружия массового поражения, которое намеревался применить один из диктаторских режимов Южной Лемуриды для шантажа мирового сообщества; — обнаружена некая древняя раса, обладающая высокими технологиями и имеющая агрессивные намерения; — остров Сето-Мегеро — легендарный пуп земли, и страна, контролирующая его, — наиболее вероятный претендент на мировое господство. Исходя из данных, полученных путём выборочных косвенных опросов населения, можно сделать вывод, что рейтинг популярности предлагаемых версий совершенно не совпадает с рейтингом доверия, который в данном случае в большей мере зависит не от самой версии, а от того, каким печатным изданием она выдвигается. АЦОПиСТ рекомендует избрать в качестве официальной версию об эпидемии (разумеется, безо всяких склепов), поскольку она выглядит наиболее правдоподобной и наверняка отчасти охладит пыл тех, кто делает попытки проникнуть на остров, а также послужит адекватным обоснованием для ужесточения мер, связанных с блокадой Сето-Мегеро. Гелл Серазю, начальник лаборатории социометрии Аналитического Центра общественной психологии и социальных технологий Департамента Безопасности КЭ, государственный эксперт 1-го ранга. Документ 2 Когда речь идёт о метафизических категориях, какие-либо дискуссии, споры, поиски истины совершенно бессмысленны. Любые представления в этой области следует принимать как данность, потому что самая изысканная диалектика не в состоянии доказать или опровергнуть то или иное умозрительное построение картины мироздания. Недоказуемость чего-либо является оборотной стороной неопровержимости. Даже если разум стремится охватить бесконечность, Бог и Истина остаются ему недоступны, но именно этот единственный во вселенной несомненный, объективно неоспоримый факт придаёт жизни то, что может быть признано смыслом. Реальность, в которой мы пребываем, может быть просто сном богов, но и любая вера вполне может оказаться грёзами чьего-то сознания. Можно одновременно быть агностиком и принадлежать к какой-либо религиозной конфессии. Просто надо осознать простую вещь: сфера разума и постулаты веры могут существовать параллельно, они не пересекаются и объективно не могут друг другу противоречить. В результате развития научного знания сфера разума постоянно расширяется, но она не достигла и не может достигнуть сферы божественного. Но сфера божественного порой сама вторгается в сферу разума и оставляет в ней нетленные следы. Наверняка среди наших знаний, представлений, иллюзий есть нечто, имеющее сакральные корни. Но едва ли возможно, по крайней мере, в этом мире и в этой жизни, выделить в громадной массе информации крупицы Истины. Впрочем, если бы такая возможность существовала, это настолько облегчило бы человеческую жизнь, что она стала бы невозможной. Гай Претто, статья «Философия, данная нам в ощущении», альманах «Любомудрие», Равенни — 2966 г. Документ 3 Обьеснительная записка Я, рядовой втарой роты трицать седьмой атдельной бригады Внутринней Стражи Арсен Верба шестого синтября сиго года нахадился на посту. Караулил то что за забором хоть там ничиго и не было. В два часа ночи обнаружил что над серединой охроняимого объекта висит какое-то облако. Оно было чёрным, но блестело. Я не скамандовал стой кто идёт потому что никто ни шол, а оно само поевилось. Я начал стрилять потому что хател дать сигнал. А потом в яму упали какие-то штуки а ето пропало. Я тогда прикратил огонь а потом прибижал господин унтер-офицер и стал ругаца. Но потом сказал что я действавал правильно. Рядовой Верба. Документ 4 В 1876 г. от основания Ромы конунгаты Копенхальм, Стогхальм, Гельсигхомм, Мальмеборг и Тройнхайм заключили между собой военный союз с целью отражения предполагаемой агрессии со стороны Ромейской Империи. Но поскольку своих сил для эффективного сопротивления девяти ромейским легионам, выдвинувшимся к их границам, явно не хватало, конунги обратились за военной помощью в Новаград. Посадник Никола Хорь потребовал в обмен прекращения захватов торговых судов, в том числе и ромейских, в Варяжском море, идущих с товарами в Гардарику и обратно. После того как в крепости Кронхель был подписан соответствующий договор, ромеи отказались от вторжения, поскольку изначально преследовали цель прекращения морского пиратства. Впрочем, до сих пор в некоторых исторических монографиях продолжает упоминаться версия о том, что вторжение предотвратили галльские маги, наславшие на ромейские войска морок. Живучесть этой легенды объясняется тем, что в её пользу свидетельствуют некоторые ромейские источники. Например, военный трибун Бронзового легиона Секст Конус пишет в своих мемуарах: «Перед рассветом первая когорта выдвинулась вперёд, чтобы занять господствующую высоту и произвести разведку боем. Но когда взошло солнце, легионы, готовые ступить на территорию врага, обнаружили, что прямо за пограничными камнями плещется море, а передовая когорта теснится на острове, и на неё прямо из воды наступают ватаги варваров». Различные источники приводят несколько примеров подобных явлений, произошедших в период присоединения провинции Галлия к Ромейской Империи, но при более детальном изучении любому историческому факту, связанному с подобного рода легендами, находится вполне естественное объяснение, не связанное ни с какой мистикой. Что касается ромейских свидетельств, то вполне понятно, что полководцам и прочим должностным лицам Империи было гораздо удобнее объяснить провалы тех или иных своих действий магией и колдовством противной стороны». Май Катулл, статья «Факторы исторического забвения» в ж-ле «Архивный вестник» № 7 за 2971 г., Рома-Равенни. Документ 5 Ты всю свою недолгую, но стремительную жизнь жаждал личной свободы. Теперь твоя мечта сбылась — ты свободен! Ты всегда хотел свободы для своей многострадальной родины, Прекрасной Галлии. Может быть, там, где сейчас пребывает твоя бессмертная душа, Галлия свободна, и наши люди не сидят в Ромейском Союзном Сенате. Ты всегда придерживался принципа — свобода или смерть, и теперь ты наконец понял: свобода и смерть — одно и то же. Спи спокойно, дорогой товарищ. Ты получил то, чего так хотел. Когда-нибудь все мы, кто нехотя, а кто и с радостью, обязательно последуем за тобой. Речь народного поэта Галлии Конде ле Бра на немноголюдном траурном митинге, посвящённом погребению Ромена Кариса, одного из руководителей военного крыла общественного движения «Свободная Галлия». Глава 6 8 сентября, 11 ч.20 мин., 93 версты северо-восточнее Пантики. — Ну и где же погоня? — поинтересовался Онисим, оглядываясь назад, на ленту щербатой, с выбоинами в асфальте, дороги, по которой неторопливо двигались два размалёванных фургона для семейного дикого отдыха. — Брат Ипат, ты погоню обещал. Где?! — Это была шутка, брат Онисим, — как ни в чём не бывало отозвался Ипат, прибавляя газу на повороте. — Меня с тех пор, как мы со стенки слезли, пробило на хи-хи — до сих пор никак не отпустит. А к машине этой я давно присмотрелся. Этот катафалк уже полгода на обочине стоял. Наверное, хозяин бросил, чтобы за свалку не платить. Ипат с явным наслаждением крутил баранку здоровой рукой и гнал облезлую развалюху с лысой резиной со скоростью, явно неприемлемой ни для этой машины, ни для этой дороги. Встречный ветер, врываясь в салон сквозь пробоину в лобовом стекле, забавлялся его нечёсаной длинной шевелюрой, и теперь невозможно было поверить, что этот лихой рыжий парень в ядовито-жёлтой футболке и драных парусиновых штанах ещё вчера носил чёрное монашеское рубище. — Сковырнуться не боишься? — участливо поинтересовался Онисим, придержав не запирающуюся дверцу, чтобы не так сильно гремела на колдобинах. — Слонов бояться — в цирк не ходить! — Бывший монах хищно оскалился, вписывая транспортное средство в очередной поворот. — А вот тебе разве не любопытно, как нас там встретят? — Там — это где? — В Караганде! На том свете, дружище. Не интересно? — Знаешь… Наверное, я там уже был. — Онисиму вдруг показалось, что в чудом сохранившемся зеркале заднего обзора промелькнул всё тот же островок на болоте, увенчанный сосной. — Может быть, я там даже родился.