— Ещё дюжину, — потребовал Онисим, и буфетчица, милостиво решив, что перед ней серьёзный клиент, взялась за сервировку стола — батарея бутылок, горячие бутерброды, расчленённая селёдка, присыпанная лучком… Всё, теперь можно если не расслабиться, то хотя бы отвлечься. Благо есть чем заняться в ближайшие часа полтора. В конце концов, военные действия на том свете никуда не денутся, и, чтобы попасть туда же, куда угодили парни, надо, как и они, погибнуть в бою или хотя бы в драке — впрочем, и тут бабуля надвое сказала… Просторы Пекла безграничны, и прежде чем на что-то решиться, надо хоть что-нибудь знать наверняка. Ясно одно — дальше смерти их не отправят, и как бы там ни плевались огнём безликие призраки, в тех краях быть разорванным пополам не означает гибель, только больно, наверное… Вот и получается, что посмертные муки стали для них продолжением здешних привычек. А может быть, ничего этого нет? Как закопали их в прибрежном песке, так они и лежат там, никого не трогают… Нет, эти сомнения на самом деле ничего не стоят. Что бы там ни было — всё равно надо двигаться в сторону того острова, о котором наплёл возле дольмена брат Ипат — иначе и жить-то незачем. Значит, вперёд — сквозь безмолвие неосязаемых пространств… Когда опустела восьмая бутылка, Онисим обнаружил, что сидит за столиком не один. Что-то тёплое и округлое прижалось под столом к его колену. — Может, и мне стаканчик нальёшь? — Оказалось, что напротив сидит элегантная зеленоглазая девица в клетчатой рубахе с засученными рукавами. — Мне до поезда ещё час, а потом вещи подтащить поможешь, — заявила она, без спросу наполняя пластмассовый складной стаканчик, который был у неё с собой. — Лейла, — представилась девица, и Онисим вдруг почувствовал, что испытывает к ней полное доверие и искреннюю симпатию, чего с ним не случалось уже очень давно. Он тряхнул головой, чтобы сбросить с себя наваждение, и взялся за очередную бутылку. — А что, стаканов здесь не подают? — поинтересовалась Лейла, покосившись на буфетчицу, которая как ни чём не бывало продолжала читать. — На, выпей, а я потом. — Она подтолкнула к нему свой стаканчик, и Онисим выпил, не в силах объяснить себе самому такую сговорчивость. — За тебя, птенчик. — Он выпил, и «птенчик» немедленно превратился в зеленоглазого ангела, который нежно взял его за руку, и они вместе воспарили к тусклым небесам, по которым всё быстрее и быстрее начали пробегать отсветы от синей мигалки. Но погоня неизбежно останется далеко позади — никакой Дорожной Управе не догнать ангела, стремящегося к небесам. — Ты покажешь мне путь? — спросил Онисим, полагая, что ангелу должно быть известно, куда он желает попасть. — Укажу, — ответил ангел. — Иди прямо, только никуда не сворачивай. А пока идёшь, говори, куда тебе надо и зачем тебе надо туда. Твой язык приведёт тебя прямо к цели, только ты, главное, не умолкай. Не забывая даже самых мелких деталей, самых мимолётных мыслей — иначе путь может оказаться слишком долгим. Ангел исчез, зато сквозь серые небеса пролегла ковровая дорожка, и, встав на её край, можно было разглядеть, как далеко внизу вслед за синим воронком Внутренней Стражи бежит буфетчица и кричит, что ей на всё плевать, но если этот придурок, которого забирают, не расплатится, она ляжет поперёк дороги, и пусть давят, а она законы знает… 23 сентября, 5 ч. 45 мин., Славнинский уезд, г. Репище. Обратный путь до Репищ пришлось проделать пешком — светиться в автобусе с холодным оружием было как-то не с руки. Когда Ипат вошёл в гостиницу, небо на востоке уже посветлело. Обнаружив, что Онисима нет в номере, он сунул под матрац «Блистающего в сумерках», скатился вниз по лестнице, схватил за воротник администратора и задал единственный разумный в данной ситуации вопрос: — Где? — А-а… Ваш приятель расплатился за номер и ушёл. — Куда? — На станцию, сказал… Не прошло и пяти минут, как впереди показалось «Добро пожаловать…». Оставшийся путь пришлось проделать шагом, а потом и вовсе присесть на свободную скамейку в сквере. Посреди площади стояла патрульная машина Внутренней Стражи, и, судя по всему, брат Онисим был уже внутри. Ипат почувствовал, что им овладевает гнев, священный гнев рыцаря Ордена Святого Причастия Лаэра дю Грассо. 25 сентября, 19 ч. 30 мин., Спецучреждение ГУ Внутренней Стражи, 38 вёрст от г. Славного. — …да, я согласен, что эти деятели из Посольского Приказа часто превышают свои полномочия! Думают, что если они делом занимаются, то оно больше никого касаться не должно. Несомненно, следовало их проучить. Несомненно, следовало. — Тайный Советник Бортник долго жал руку сначала капитану Барсуку, а потом специальному агенту Лейле Барсук. — Как, говорите, вы его вычислили? — Имел неосторожность расплатиться идентификационной карточкой! — с готовностью доложил капитан. — А одна из наших опергрупп находилась в Славном, согласно ориентировке. — Хорошо, хорошо… — Тайный Советник широко улыбнулся. — Однако из его бредовой болтовни пока едва ли можно выловить полезную информацию. Он всё ещё бредит? — Он не очнётся, пока не попадёт куда хочет, — сообщила Лейла. — А надо ему, по его же словам, в ту точку Пекла, где вверенное ему подразделение, погибшее при проведении секретной операции, якобы пытается прорваться в лучший мир. И это не совсем бред. Ему дана установка — сообщать обо всех своих воображаемых перемещениях. — Любопытно, любопытно… — Тайный Советник стряхнул с лацкана мундира невидимую пылинку. — И что нам всё это даст? — Есть мнение, что он закодирован на выполнение некоего задания Тайной Канцелярии, связанного с возможным использованием паранормального явления на острове Сето-Мегеро в своих ведомственных интересах, — доложила Лейла. — Вероятно, это также связано с заметанием следов несанкционированных тайных операций Тайной Канцелярии за рубежом. — Вы представляете, когда мы брали жулика Маркела Сороку, они даже видеозапись операции конфисковали, забрали себе задержанного и настоятельно требовали, чтобы я, в нарушение должностных инструкций, изъял из своего отчёта описание обнаруженного явления, — добавил капитан Барсук. — Как будто только они делом занимаются, а мы так — сбоку припёка. — Прискорбно, прискорбно… — Тайный Советник одарил своих собеседников одобрительным взглядом. — И что же показал анализ его высказываний? — Всё есть в моём докладе, — коротко сообщила Лейла, посмотрев с некоторым удивлением на высокое начальство. — А за последние полтора часа? — Ничего принципиально нового — видит ангелов и каких-то призраков, с ангелами общается, призраков пытается преследовать, надеясь по их следам добраться до цели. Иногда в него стреляют, и на теле образуются небольшие ожоги, но это явная психосоматика. Если бы он ещё цитировал, что ему там отвечают… — Там — это где? — Тайный Советник слегка скривился, заподозрив, что его подчинённые могут верить в какие-то мистические бредни. — В пространстве, которое он себе воображает, — осторожно ответила Лейла. Ей вдруг подумалось, что, возможно, неспроста этого Тайного Советника прислали с инспекцией именно в тот момент, когда всё начальство, которое было в курсе операции, вызвано на «ковёр» в Новаград. — Интересно, интересно… — скучающим голосом сказал Тайный Советник. — Позвольте же и мне посмотреть на вашего подопечного. — Прошу, — капитан жестом предложил ему следовать за собой и направился вдоль по низкому длинному коридору, ведущему в глубины Центра Исследования Психологических Аномалий и Социальных Технологий Главного Управления Внутренней Стражи при Верховном Посаднике Соборной Гардарики. Часовой у входа в палату стал навытяжку и отдал честь высокопоставленному посетителю, а капитан Барсук услужливо открыл перед ним дверь. Отставной поручик Онисим Соболь лежал на просторной кровати, окружённый многочисленными датчиками, записывающей аппаратурой, двумя санитарами и дежурным офицером. — Не отвлекайтесь, не отвлекайтесь… — добродушно сказал Тайный Советник, когда они попытались поприветствовать его вставанием. — Молчит, значит… — Ну нет! Это мне ни к чему, — заявил вдруг задержанный и попытался встать, но запястья, схваченные ремнями, не позволили ему оторваться от кровати. — Мне бы подошёл ПП-16 с подствольником. Восход Белой Луны, Приёмный покой Пекла Самаэля. Главное — не позволять себе ничему удивляться. А ещё лучше — постараться хотя бы на время представить себе, что всё это игра подлого воображения и на самом деле не существует ни вон той зловещего вида скалы, торчащей из густых тёмно-серых облаков, внутри которых вспыхивают бесшумные молнии, ни фиолетового неба, в котором мерцают разнокалиберные звёзды, некоторые — размером с помидор, ни ковровой дорожки под ногами, которая, находя опору в пустоте, тянется куда-то в бесконечность… Нет, дорожка пусть лучше будет, а то недолго загреметь вниз, и тогда точно костей не соберёшь. Или соберёшь? Если уж добрался до Того Света, то дальше, пожалуй, и некуда… Зеленоглазый ангел исчез, и спросить, что делать дальше, было не у кого. Язык, значит, доведёт… Его ещё поймать надо, языка-то. Хотя насчёт того, куда двигаться дальше, выбор небогатый: либо так и идти по непрочному ковровому мосту, который предательски прогибается под ступнями, либо просто спрыгнуть вниз, и будь что будет. — А вот этого я вам категорически не советую, — заявил голос, писклявый и одновременно слегка хрипловатый. — Уверяю, вам там совсем не понравится. На него изучающе смотрела чёрная крыса размером с годовалого поросёнка. Только глаза у неё были абсолютно человеческие, и шею стягивал белый накрахмаленный воротничок. — Ты кто? — Онисим слегка опешил и на всякий случай сделал шаг назад. — Я? Я, извините, мелкая сошка, но это вовсе не повод, чтобы мне грубить. — Крыса была явно обижена, но за угрожающими интонациями, которые она старательно демонстрировала, скорее всего, стоял её собственный испуг. — К тому же я ещё вполне могу сделать карьеру и тогда однажды припомню всё своим недоброжелателям — каждый косой взгляд, каждую усмешку, каждое грубое или хотя бы нелестное слово, сказанное в мой адрес. — Извините, я не хотел вас обидеть, — Онисим сразу же сменил тон, понимая, что добиться какой-либо полезной информации от крысы, которая лезет в бутылку, будет почти невозможно. — Я хотел спросить — с кем имею честь… — А вот имеете ли вы честь — это ещё вопрос! — крыса и не думала успокаиваться. — Вы проникли сюда в живом виде, а это, извините, абсолютно бесчестно! — Я жив? — искренне удивился Онисим. — Виноват, но мне об этом не сообщили. Я полагал, что меня отравили. — Сейчас проверим. — Крыса выхватила из пустоты пергаментный свиток и начала его стремительно раскручивать, стреляя глазками по строкам. — Вот! Соболь Онисим… Странно. Очень странно. В любом случае я вам совершенно не завидую. — Почему? — Потому что здесь нет даты вашей смерти! Это прискорбно, поскольку формально вы уже сейчас вне сферы нашей юрисдикции. Прощайте. — Куда? Но крыса уже исчезла вместе со свитком и воротничком, оставив одинокого странника наедине с самим собой и неизвестностью. Онисим сразу же пожалел о том, что пытался с ней любезничать — надо было просто накрутить этой твари хвост, и тогда, глядишь, ситуация обрела бы хоть какую-то ясность. Впрочем, крыса и так сообщила два важных факта: первое — он жив, второе — здесь как бы считается, что он бессмертен. Впрочем, и то и другое вполне может оказаться не соответствующим действительности, поскольку и действительности-то кругом никакой нет — нечему соответствовать. С другой стороны, если смерть ему не угрожает, значит, можно-таки без опаски сигануть вниз. Правда, крыса утверждала, что ему там не понравится, но ведь не на экскурсию же он сюда припёрся. Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять… Сделав шаг в бездну, он не ощутил летящих навстречу упругих воздушных струй, которые, стоит только раскрыть парашют, ударят в купол, и падение прекратится. Может, тут и воздуха нет? Тогда что же он вдыхает? Оказалось, что нет вовсе не воздуха — нет падения. Облака, дышащие холодным пламенем, не только не стали ближе, но, напротив, начали отдаляться, и попытка выгрести руками обратно к ковровой дорожке ничего не дала. — Куда изволите? — Оказалось, что рядом висит повозка без колёс, запряжённая существами, похожими на морских коньков, а на козлах сидит давешняя буфетчица, продолжающая читать книжку с трупом. — Язык, что ли, проглотил? — Мне в зону боевых действий, — поспешно сказал Онисим, пытаясь оттолкнуться ногами от пустоты, чтобы преодолеть пол-аршина, отделяющие его от повозки. — Две тысячи триста двадцать две гривны двадцать четыре деньги — оплата вперёд. — Она наконец-то посмотрела в его сторону. — И семнадцать гривен за вчерашний заказ. — У меня нет наличных. — Можно снять со счёта. — Она щёлкнула пальцами, и идентификационная карточка отставного поручика сама потянулась к кассовому аппарату, увлекая за шейный шнурок своего хозяина. Раздался звон, возвещающий о том, что оплата произведена, и Онисим плюхнулся на дно повозки. Мимо промелькнула скала, торчащая из облаков, а потом повозка погрузилась в дурно пахнущую взвесь, которая то и дело озарялась то алыми, то голубыми вспышками. Внизу промелькнуло бескрайнее, от горизонта до горизонта, поле, на котором под грохот какого-то забойного шлягера эверийской поп-дивы Лизы Денди дёргалась в конвульсиях плотно сбитая толпа. — А теперь кто не спрятался — я не виноват! — прокатился над безбрежной дискотекой громогласный шёпот, и на толпу посыпались раскалённые угли. Прятаться никто и не собирался — те, кого охватило пламя, продолжали корчиться согласно заданному ритму, даже когда от них оставался лишь обугленный скелет. Когда повозка опустилась слишком низко, кто-то в прыжке ухватился за борт и попытался подтянуться, но буфетчица наотмашь хлестнула по рукам кнутом, и под ноги Онисиму упали отрубленные пальцы, которые тут же обратились в синеватую слизь, а через мгновение испарились. Повозка пронеслась над огненной рекой, миновала овраг, доверху заполненный чьими-то костями, обогнула белокаменный замок, окружённый цветущим садом… — Проскочили, — со вздохом облегчения сообщила буфетчица. — Уже скоро… — А что проскочили? — А видишь вон тот замок? Красивый, да? Это, между прочим, самое жуткое место во всём Пекле. Его даже нормальные бесы стороной обходят. — Заметив, что в замке зажглись окна, она хлестнула коньков. — Но-о-о, проклятые! — И место средоточения Зла стремительно скрылось в лиловом тумане. — Всё. Дальше пешком потопаешь. — Буфетчица потянула на себя поводья, и повозка плюхнулась на землю, смяв ядовито-зелёные кусты, за которыми начиналось булькающее болото, покрытое грязно-жёлтой ряской. — Ну, чего расселся. Вали! — А дальше куда? — Прямо! — Она махнула рукой в сторону развороченных бетонных дотов, торчащих прямо из топи. — Надо? — Она вытащила из-под сиденья ржавую саблю с обломанным наполовину клинком.