Низкое серое небо пересекли две светящиеся змейки, сплетённые друг с другом косичкой, а потом клубы облаков сложились в девичье лицо, искажённое гримасой отчаянья. Казалось, вот сейчас эти пухленькие губки раздвинутся, и от крика, который последует за этим, болото выплеснется из невидимых берегов. Но в тот же миг поручик начал медленно таять в густеющей серой дымке, а воронка затянулась туманной пеленой. Четыре стороны света начали задираться вверх, как будто кто-то снаружи решил стянуть в узелок пространство, заполненное этим жутковатым миром. Вскоре к глазам подступила спасительная влажная темнота, в которой увязли все звуки. — Ну как — удалось тебе выполнить свой долг? — Юная жрица сидела рядом, сжимая тонкими длинными пальцами её запястье. В крохотной каморке, освещённой двумя сальными свечами, было тесно и душновато. Дина обнаружила, что лежит на каменной скамье, и любая попытка пошевелиться даётся ей с трудом. — Не спеши, сейчас всё пройдёт, — успокоила её жрица. — И можешь не отвечать — ты всё равно не знаешь ответа. Дина уже собралась спросить, как ей добраться до выхода, но жрицы уже не было рядом, а её тень на шершавой каменной стене превратилась в бесформенное тёмное пятно, которое впитывалось в косую ветвистую трещину. Оставалось только найти в себе силы подняться и уйти туда, где её дожидался подполковник Муар, пока ему не пришло время выполнить своё обещание. Кстати, сколько времени прошло с тех пор, как они расстались у входа в святилище? Час? Два? Четыре? Могло пройти мгновение, могла и вечность. А что, если, пока она бродила среди болезненных грёз бывшего поручика, кто-то, живущий за пределами мира, свернул в узелок и эту вселенную? 2 октября, 8 ч. 15 мин., восточное побережье о. Сето-Мегеро. — Онисьим! Онисьим… — Лида кричала сквозь всхлипы, и голос её, казалось, звучал отовсюду. — Онисьим, проснись! Казалось, на этот раз он почти достиг цели — уже были слышны выстрелы, крики, и проклятая сосна успела исчезнуть из виду. Госпожа полковник, Её Превосходительство, явилась некстати. Некстати и не вовремя. — Ты что такой дохлый?! — Фраза закончилась звонкой пощёчиной — девочка то ли пыталась излить таким образом нахлынувшую на неё злость, то ли честно пыталась привести его в чувство. — Да очнись ты, наконец! Очнуться — это запросто, это даже с радостью… Странно, что видение, которое уже начало забываться, вернулось именно сейчас, когда до цели осталось — совсем ничего. Неприкаянный дух пустил его на свой остров, а значит, надежда на достижение безумной цели достаточно жива, чтобы продолжать видеть в ней путеводную звезду, свет в конце туннеля, луч света в тёмном царстве и так далее. Тлаа-Тлаа-ла-ла-ла! — Что — кошмары мучают? — спросила Лида уже спокойнее после того, как Онисим открыл глаза и перестал стонать. — Это пройдёт. Всё проходит… А вот в то, что всё проходит, она, похоже, не очень-то верит и правильно делает. А за то, что пытается посочувствовать, — спасибочки, только лишнее это… — Так и будешь только дрыхнуть и молчать? — поставила она вопрос ребром, поднимаясь с колен, и набросила на плечи плед, стряхнув с него песок. — Ну и фиг с тобой. Одна пойду. Да, помнится, она приглашала его, как начнёт смеркаться, посетить логово духа, а наутро учинить какое-то развесёлое бесчинство, желательно с человеческими жертвами, и всё — во имя свободы милой Галлии. У самой, дескать, духу не хватает отомстить проклятым ромеям за какого-то Ромена и продолжить его священное дело… Мстить за кого-либо совершенно не хочется, но и пробраться в Пекло, похоже, здесь только через этого самого Тлаа и возможно. Что ж, не надо ничего искать, никого ни о чём спрашивать… Вдвоём и вправду как-то приятнее двигаться к заветной цели, несмотря на разницу во взглядах на то, что есть благо. — Подожди. Я тоже… — Он встал на четвереньки и посмотрел в сторону океана, где вдоль горизонта суетились бортовые огни эверийских кораблей. — Сейчас, только ополоснусь. — Взбодриться действительно стоило. — Не вздумай там задерживаться, — почти приказала Лида. — А то я подумаю, что тебя акулы сожрали. — Знаешь, девочка, я бы им не советовал со мной связываться, — заявил он, делая первый шаг навстречу прибою. — И тебе, кстати, тоже… — Бабе своей советы давай! — немедленно вспылила Лида, но Онисим уже нырнул в набежавшую волну. Навязчивая тишина, прилипшая к ушам, была как нельзя кстати. В ней был обманчивый покой, и надо было справиться с соблазном принять всерьёз ту самую явь, которая обступила его со всех сторон. Тёплый песок, прохладное море, развесистые пальмы, загорелая симпатяга со скверным характером — всё это на самом деле казалось менее реальным, чем видение, которое вновь преследовало его по пятам. Сосна на болоте, азимут 106. 2 октября, 10 ч. 09 мин., Сиар, святилище Мудрого Енота. — Славная Сквосархотитантха… — старческий голос прозвучал в полной темноте после долгого молчания, которое никто не решался нарушить. — Славная Сквосархотитантха, я хотел бы… — Те же хочешь ничего не хотеть, — заметила жрица, добывая огонь щелчком пальцев и запаливая высокую восковую свечу. — Всё-таки ты далёк от совершенства. — Я далёк не только от совершенства. Я далёк и от понимания того, что здесь случилось. — Чтобы это понять, нужно как минимум умереть. — Но ты жива и даже не стареешь, хотя тебе давно пора сморщиться, как высохшая фига. — Жрец деликатно кашлянул, и пламя свечи едва заметно качнулось. — Кто не живёт, тот и не старится, — заметила Сквосархотитантха и потянулась, разминая молодое упругое тело. — Не завидуй мне — я родилась взрослой, значит, и умру молодой. — А ты хотела бы умереть? — Жрец вытянул тощую шею, и его тень стала похожа на силуэт петуха, готового пропеть зарю. — Я не умею хотеть, старик… Иначе свершилось бы всё, чего я хочу, — едва она закончила фразу, как её тело, лежащее на каменной скамье, замерло, дыхание замедлилось, сухая кожа похолодела, и лишь медленное, едва заметное движение зрачков под сомкнутыми веками выдавало присутствие в ней жизни, которая веками протекала где-то за пределами этого мира… ПАПКА № 2 Документ 1 Легенда народа маси о Сквосархотитантхе является одной из самых малодоступных для изучения и трудных для понимания. За последние полтора столетия упоминания о вечно молодой и бессмертной жрице Мудрого Енота отмечались в отчётах сорока двух этнологических экспедиций, однако сколько-нибудь связного текста упомянутой легенды до сих пор составить не удалось. Дело даже не в том, что маси считают эту легенду неким тайным знанием, которое необходимо скрывать от белого человека, и не в том, что с ней знаком ограниченный круг хранителей эзотерических знаний. Для маси существование Сквосархотитантхи является настолько очевидным и обыденным, что они искренне полагают, будто бледнолицые пришельцы валяют дурака, выспрашивая их о том, чего человек в принципе не может не знать. То, что нам известно, позволяет утверждать, что легенда о Сквосархотитантхе совершенно с трудом вписывается в общую систему мифологии Людей Мудрого Енота, а временами и противоречит ей. Как известно, в отличие от Ватахутлеоцептантхи (Красного Беркута Стража Неизбежности), покровителя народа ватаху-урду, Масикатлеоцептаха (Мудрый Енот Хранитель Покоя), наиболее почитаемое божество народа маси-урду, вовсе не склонен к тому, чтобы менять мир и стараться подвигнуть своих подопечных на поиск чего-то нового в привычном мире. Согласно традиционным представлениям Людей Мудрого Енота, человек (мужчина) должен быть храбрым воином, но свою силу и доблесть он может использовать лишь для защиты родного очага, и то лишь в том случае, когда все прочие способы себя исчерпали. Мужчина хранит жилище снаружи, а женщина — изнутри, тщательно соблюдая обычаи, исполняя обряды, воспитывая детей. Те, кто нарушает эти правила, после смерти становятся добычей Красного Беркута, и это значит, что для них закрыт путь в иные миры, соединённые нитью Ожерелья Сквотантхагани (Женщины Властителя Судеб), и это считается у маси-урду самой страшной карой, самым нежелательным исходом жизни. Получается, что Сквосархотитантха, получив бессмертие и вечную молодость в одном из миров, лишилась возможности прожить множество жизней в иных жемчужинах Ожерелья Сквотантхагани. В легенде утверждается, что юная жрица удостоилась милости Мудрого Енота, хотя, согласно мифологии маси-урду, более тяжёлой кары, чем вечная жизнь, придумать невозможно. Симон Даугер, профессор кафедры палеоэтнологии Кембсфордского университета. Из лекции. Документ 2 Лицемерие испокон веков было главным принципом международной политики. Интересы власти всегда стояли гораздо выше принципов морали и нравственности, и чем дальше, тем более непреодолимым становится разрыв между ними. Ничем не прикрытое лицемерие заключено даже в названиях крупнейших и наиболее могущественных государств — например, совершенно унитарная сверхдержава Эвери именуется Конфедерацией, хотя границы между бывшими тринадцатью альбийскими колониями совершенно стёрты, административное деление носит абсолютно формальный характер, а губернаторы и конгрессы общин лишены каких-либо реальных прав; Гардарика гордо носит название, которое дали ей иноземцы — варяги, причём традиционно считается, что это название принято затем, чтобы многочисленные малые народы, населяющие эту огромную страну, не чувствовали себя порабощёнными потомками антов и вентов, однако и там полноправными гражданами считаются лишь те, кто принял веру завоевателей; Сенат Ромейского Союза триста лет назад провозгласил равноправие всех провинций, входивших в Ромейскую Империю, но случилось это лишь после того, как нравы, обычаи, особенности национальной культуры и языки покорённых народов были практически забыты, и в наше время политика культурного геноцида продолжается — лишь в Галлии и Ахайе домохозяйки ещё обращаются к зеленщикам на родном языке. Уже нет ни даков, ни иверов, ни фракеев, ни карфагенян, ни ливов, ни прочих народов, названия которых уже с трудом вспоминаются даже историками — их всех поглотило чудовище, именуемое Ромейским Союзом. Конде ле Бра, из статьи «Демон забвения» в журнале «Свободная Галлия», сентябрь 2975 г. от основания Ромы. Документ 3 Командующему Спецкорпусом Тайной Канцелярии генерал-аншефу Снопу, лично, секретно. На основании полученных мной данных психическое состояние нашего человека на Сето-Мегеро вызывает большие опасения. Судя по всему, мы недооценили тот эмоциональный стресс, который он получил после своей последней боевой операции, хотя по косвенным признакам можно предположить, что у него на данный момент не возникло желания реализовать свои вероятные претензии к командованию Спецкорпуса и пытаться нанести кому-либо непосредственный ущерб. Его вероятная цель, ради которой он и направился на остров, состоит в том, чтобы проникнуть в Пекло и присоединиться к своим погибшим товарищам. Следует обратить внимание на то, что руководство Ордена Святого Причастия, скорее всего, изначально подбросило ему именно этот мотив, утаив данную деталь операции от соответствующих органов Тайной Канцелярии, что противоречит ранее заключённому соглашению о сотрудничестве. Полагаю, что этот вопрос следует незамедлительно поставить перед Посланником Ордена и потребовать от него соответствующих разъяснений. Резидент Спецкорпуса по Юго-Западному региону полковник Кедрач. Документ 4 «Обычный путь не есть истинный Путь. Человек живёт не для того, чтобы противиться судьбе, но и не затем, чтобы безропотно следовать течению событий. Тот, кто достиг равновесия разума и воли, не минует Неизбежности, но его Неизбежность создаётся им самим». Моу-Ло, трактат «Белые письмена», 12-й год династии Сяо (1802 г. от основания Ромы). Документ 5 «…и я вдруг почувствовал, что рядом кто-то есть. Я поднимался по склону, заросшему мелким кустарником и редкими деревьями, до тех пор, пока не начали сгущаться сумерки. Ночь в этих широтах наступает мгновенно, и я решил засветло приготовить себе место для ночлега и наломать веток для костра. Честно говоря, я был разочарован. Мне казалось, что тайное святилище тахха-урду окажется либо древним заброшенным храмом, либо иным грандиозным строением, памятником забытой культуры, и здесь, на довольно крутом склоне, он должен быть виден издалека. Надежда стать первооткрывателем чего-то невиданного, чего-то неповторимого гнала меня вперёд, и всю вторую половину этого долгого дня я останавливался только для того, чтобы слегка отдышаться. И вот — скоротечный вечер на исходе, а впереди только двугорбая вершина на фоне пронзительно синего неба — и больше ничего такого, за что можно зацепиться взгляду. Временами становилось нестерпимо стыдно от того, что я оставил тела своих побратимов не погребёнными, но мне было легко оправдать себя тем, что мне неизвестен местный погребальный обряд, и, прежде чем что-либо предпринимать, надо вернуться в становище и позвать на помощь. Итак, я выбрал место поровнее и начал с помощью охотничьего ножа расчищать место для костра. И в этот момент у меня возникло ощущение, будто я совсем немного не дошёл до цели, что стоит подняться ещё на пару сотен шагов, и то, к чему я так стремился, окажется рядом, вокруг, внутри меня. Шорох кустов на слабом ветру звучал как чей-то бессловесный шёпот, смысл которого был мне непостижимым образом совершенно ясен. Кто-то неведомый хотел, чтобы я слился с ним, стал частью его или чтобы он стал частью меня. Этот некто готов был и подчиняться моей воле, и властвовать надо мной, но совершенно не имел представления ни о том, ни о другом. Честно говоря, мне стало жутко, и я грешным делом подумал, что тахха-урду не ходят сюда именно потому, что кем-то из их предков овладел такой же ужас, который сейчас преследовал меня. В горле пересохло, но оцепенение не давало мне преодолеть два десятка метров, отделявших меня от бурного ручья, стекающего с далёкого ледника. Подсознание сыграло со мной злую шутку, и перед моим мысленным взором возникло совершенно нелепое в тот момент зрелище: на ресторанном столике стояла запотевшая бутылка минеральной воды «Камелотский источник», хрустальный бокал и гроздь чёрной смородины, лежащей на крохотном фарфоровом блюдце. Наверное, я зажмурился, поскольку сейчас не могу точно вспомнить того момента, когда видение превратилось в явь. Столик, прикрытый льняной скатертью, стоял передо мной, и к натюрморту прибавилась свеча, торчащая из бронзового подсвечника и горящая высоким голубоватым пламенем. Ветер совершенно стих, и пламя казалось неподвижным. Дальше моё тело действовало само, не оглядываясь ни на мои страхи, ни на мои мысли. Рука сама взяла бокал, и я начал пить мелкими глотками эту несравненную влагу. Это действительно был «Камелотский источник», вода, которую не спутаешь ни с чем, даже не понимая, как это всё возникло здесь, за тысячи миль от славного Альбийского Королевства». Дневник профессора Криса Боолди, запись от 24 июля 2946 г. от основания Ромы. Глава 3 Восход Медной Луны, Пекло Самаэля. — Эй, Матвей, дай и мне посмотреть, что ли. — Рядовой Громыхало пихнул в бок старшину Тушкана, который уже минут десять рассматривал в двадцатикратный бинокль странное сооружение, стоящее посреди цветущего парка. Изящные фонтаны, живые изгороди, дорожки, присыпанные мелким гравием, — всё это выглядело нелепо посреди бескрайнего пространства, заполненного смрадом мусорных куч, душным дымом пожарищ и бесформенными руинами. — Насмотришься ещё, — отозвался старшина, даже не думая отдавать бинокль. — Ползи назад — доложи унтеру. — Сам ползи! — рявкнул Громыхало, передёргивая затвор автомата, но тут же выронил оружие и, сдавленно охнув, схватился за живот — старшина едва заметным движением заехал ему локтем под рёбра. — Выполнять. — Тон приказа не оставлял ни малейшей возможности для его дальнейшего обсуждения. — И чтоб через час был здесь. Громыхало сплюнул сквозь зубы, выловил из зловонной лужи автомат, стряхнул с него налипшую слизь и, пригнувшись, двинулся назад, ориентируясь на покосившуюся стальную мачту, торчащую из склона дымящейся сопки. Там, в неглубокой ложбинке под случайно сохранившимся калиновым кустом, пристроился на отдых всё тот же полувзвод 6-й роты 12-й отдельной десантной бригады Спецкорпуса Тайной Канцелярии. Вчера убили почти всех. Сначала на разбитую дорогу из жёлтого кирпича прямо с неба, которого не было, свалилась ржавая скорлупа тяжёлого танка, и отвалившейся башней раздавило рядового Торбу, а потом из кюветов полезли рогатые черномордые красноглазые бестии в медных касках и стальных панцирях с четверозубыми рогатинами наперевес. Кончилось тем, что унтер Мельник, когда на него навалилось полсотни тварей, явно желая заполучить его невредимым, выдернул кольцо противотанковой гранаты, а рядовой Конь, единственный уцелевший, расстрелял из подствольника здоровенную черепаху на паучьих лапах, из пасти которой атакующим поступало подкрепление. Потом они собрались в той самой ложбине под калиновым кустом, где обнаружился ящик тушёнки, которой, судя по маркировке на банках, недавно исполнилось сорок лет, пластиковая упаковка ржаных галет и канистра холодного чая — вполне достаточно, чтобы устроиться на отдых и дождаться, пока из-за щербатого горизонта выползет очередная луна. Но откуда-то потянуло прохладным ветерком, сдобренным запахом стриженой травы и белых хризантем… Мельник приказал Тушкану и Громыхале отправляться в разведку, нашёл, называется, крайних… Половину обратного пути рядовой Громыхало преодолел почти без проблем, если не считать того, что смрадные лужи под ногами то и дело закипали, обжигая ноги сквозь сапоги и портянки, но на это не стоило обращать особого внимания — боль была скоротечной, а раны, потёртости, мозоли и ожоги заживали здесь почти мгновенно. Но когда до цели оставалось не более полутора вёрст, порыв горячего ветра заставил его затаиться между двумя обломками бетонных плит. Под ребристой пеленой тёмно-серых облаков, по которым то и дело прокатывались алые сполохи, медленно проплывала повозка без колёс, запряжённая толпой голых девиц. Мелкий зелёный чёртик, сидящий на облучке, временами охаживал их плетью, с которой при каждом ударе сыпались синие искры, а за его спиной неподвижно, как памятник, стоял бледнолицый юноша в чёрном балахоне. Было похоже, что противник подтягивал к театру военных действий главные силы, и в одиночку вступить в бой с этим подразделением Громыхало не решился, хотя и полагал, что дальше очередной смерти его всё равно не отправят. Колесница двигалась со скоростью пешехода, и, как только она проплыла над головой, боец мелкими перебежками последовал за ней, решив, что единица живой силы в тылу врага очень даже пригодится, когда дело дойдёт до заварухи. Прошло минут двадцать, прежде чем показался знакомый калиновый куст, послышались отрывистые команды и грохот гранатомётного выстрела. Граната из подствольника прошила днище колесницы, не оставив входного отверстия, и разорвалась где-то под облаками, не причинив противнику ни малейшего вреда. Колесница опустилась на асфальтовую плешь, покрытую густой сетью трещин, и девицы, посбрасывав с себя сбруи, расступились в стороны, с осторожным любопытством поглядывая на солдат, которые один за другим поднимались из ложбины в полный рост, держа оружие наготове.