Я отошла от них, стараясь двигаться как можно грациознее. А скрывшись из поля зрения, взяла бокал вина с подноса официанта и, осушив его залпом, выбросила в розовые кусты. Я проклинала Маркуса Логана, втянувшего меня в эту глупую авантюру, и себя — за то, что согласилась. Пару минут я находилась невероятно близко к Серрано Суньеру, наши лица были совсем рядом, а пальцы соприкасались, и его голос звучал у самого моего уха. Мне пришлось разыгрывать перед ним легкомысленную дурочку, осчастливленную вниманием столь важной особы, хотя на самом деле я не питала к нему ни малейшего интереса. И ради чего? Чтобы выяснить, что они рассматривали пачку фотографий, на которых мне не удалось узнать ни одного человека. Раздосадованная и недовольная, я прошла через весь сад, пока не оказалась у двери главного здания Верховного комиссариата. Я хотела найти туалет, чтобы привести себя в порядок, помыть руки, забыть обо всем хотя бы на несколько минут и успокоиться, прежде чем снова встретиться с журналистом. Спросив дорогу, я миновала холл, украшенный метопами и портретами военных в форме, повернула направо и двинулась по широкому коридору. Третья дверь налево — сказали мне. Однако прежде чем я успела ее отыскать, до моего слуха донесся странный шум, и через несколько секунд я увидела все собственными глазами. Пол в туалетной комнате был залит водой, вытекавшей, вероятно, из лопнувшего резервуара. Две дамы гневно высказывали свое негодование из-за испорченных туфель, а трое солдат ползали по полу с тряпками и полотенцами, пытаясь остановить непрекращающийся поток воды, уже начавшей заливать коридор. Я застыла, глядя на эту сцену, и вскоре прибыло подкрепление с огромным ворохом тряпок, среди которых, как мне показалось, были даже простыни. Дамы удалились, продолжая возмущаться, и один из солдат предложил проводить меня до другого туалета. Мы направились в обратную сторону, снова пересекли главный холл и свернули в другой коридор, безмолвный и едва освещенный. По дороге мы несколько раз сворачивали — сначала налево, потом направо, затем снова налево. Что-то вроде того. — Вас подождать, сеньора? — спросил солдат, когда мы пришли. — Нет, спасибо, не стоит. Я сама найду дорогу обратно. На самом деле я была не слишком в этом уверена, но посчитала крайне неудобным заставлять человека ждать, поэтому предпочла его отпустить. Оставшись одна, я занялась своими делами, привела себя в порядок, поправила прическу. Однако не нашла сил снова вернуться к реальности и решила подарить себе еще несколько минут, несколько мгновений одиночества. Я открыла окно и вдохнула ночной африканский воздух, пахнувший жасмином. Усевшись на подоконник, я смотрела на пальмы, а до моего слуха едва долетали приглушенные звуки из сада. Я сидела неподвижно, наслаждаясь покоем и гоня тревоги. Между тем в дальнем уголке моего сознания зазвучал призыв: «Тук-тук, пора возвращаться». Я вздохнула, поднялась и закрыла окно. Действительно пора. К людям, с которыми у меня нет ничего общего, к иностранцу, затащившему меня на этот абсурдный праздник и попросившему об экстравагантной услуге. В последний раз взглянув на свое отражение в зеркале, я погасила свет и вышла. Я прошла по темному коридору, свернула один раз, потом другой, двигаясь, как мне казалось, в правильном направлении, и внезапно очутилась перед двустворчатой дверью, которую раньше не видела. Открыв ее, я заглянула внутрь и обнаружила темный пустой зал. Поняв, что ошиблась, я отправилась дальше, пытаясь сориентироваться. Свернула в другой коридор, налево, на сей раз, как мне казалось, правильно. Однако вскоре обнаружила, что вновь выбрала неверный путь: место было далеко не парадным, без фризов из полированного дерева и портретов генералов на стенах — вероятно, коридор, которым пользовалась прислуга. «Спокойно», — сказала я себе, правда, без особой уверенности, внезапно вспомнив ту ночь, когда, закутанная в покрывало, бродила по улочкам медины с привязанными к телу пистолетами. Отогнав воспоминание, я сосредоточилась на поисках выхода из лабиринта и в очередной раз куда-то свернула. И неожиданно вновь оказалась в исходном пункте — у туалетной комнаты. Значит, беспокоиться не о чем — я не заблудилась. Мне ясно представился путь, которым вел меня солдат, и, поняв, что найду дорогу обратно, я зашагала вперед. Все действительно было мне знакомо. Витрину со старинным оружием, фотографии в рамках, флаги я уже видела. И голоса, донесшиеся из-за угла, тоже оказались знакомыми: именно их я слышала в саду во время нелепейшей сцены с пудреницей. — Здесь никого нет, дорогой Серрано, и мы сможем спокойно поговорить. В этом зале нас обычно принимает полковник Бейгбедер, — произнес кто-то с сильным немецким акцентом. — Отлично, — коротко ответил его собеседник. Дыхание перехватило, и я застыла как вкопанная. Серрано Суньер и немец были всего в нескольких метрах от меня, приближаясь по боковому ответвлению коридора, в котором я находилась. Совсем скоро нам предстояло столкнуться лицом к лицу, и у меня затряслись колени при одной только мысли об этом. Разумеется, мне нечего было скрывать и нечего бояться. Однако не осталось сил снова изображать из себя пустоголовую девицу и бормотать что-то про лопнувший резервуар и потоп, объясняя свои ночные странствия по коридорам Верховного комиссариата. Я взвесила варианты меньше чем за секунду. У меня не было ни времени вернуться обратно и скрыться в конце коридора, ни желания новой встречи, так что я не могла идти ни назад, ни вперед. В такой ситуации оставалось только срочно где-нибудь спрятаться. Рядом со мной находилась дверь, и, не раздумывая больше ни секунды, я открыла ее и скользнула внутрь. Там было темно, но через окна проникал слабый ночной свет. Я прижалась спиной к двери и стала ждать, пока Серрано и его спутник пройдут мимо. Мне вдруг ужасно захотелось вновь оказаться в саду с зажженными фонарями, среди гула сотен голосов, рядом с невозмутимым Маркусом Логаном, но я понимала, что сделать это удастся еще не скоро. Я глубоко дышала, словно с каждым выдохом пыталась изгнать из себя хоть часть беспокойства. Окинув взглядом свое убежище, я различила в темноте стулья, кресла и книжный шкаф со стеклянными дверцами у стены. Там была еще какая-то мебель, но я не успела ее разглядеть, поскольку в этот момент раздававшиеся в коридоре шаги замерли совсем рядом. — Вот мы и пришли, — прозвучал голос с немецким акцентом, и ручка повернулась. Я отскочила к другой стене, когда дверь начала приоткрываться. — Где же тут выключатель? — услышала я, прячась за диваном, и прижалась к полу как раз в то мгновение, когда комнату залил свет. — Ну вот, здесь мы сможем поговорить. Давайте присядем. Я лежала на полу лицом вниз, прижав левую щеку к холодной плитке, изо всех сил сдерживая дыхание и широко раскрыв от страха глаза. Я не осмеливалась даже вдохнуть, сглотнуть слюну или моргнуть. Застыла как мраморная статуя, как расстрелянный, но все еще живой человек. Немец вел себя по-хозяйски, и собеседник у него был только один — я слышала лишь два голоса и из своего неожиданного укрытия за диваном видела две пары ног. — Верховный комиссар знает, что мы здесь? — спросил Серрано. — Он сейчас занят с гостями; мы поговорим с ним позже, если вы хотите, — уклончиво ответил немец. Они сели, и под их телами заскрипели пружины. Испанец устроился в кресле: я видела нижнюю часть его брюк с тщательно отглаженной стрелкой, черные носки, облегавшие худые щиколотки, и до блеска начищенные туфли. Немец устроился напротив него, с правой стороны дивана, за которым я пряталась. Ноги у него были более толстыми, а обувь не столь безупречной. Он находился так близко, что, протяни я руку, и могла бы дотронуться до него. Разговор длился довольно долго — не скажу с точностью, сколько именно, но, во всяком случае, достаточно, чтобы шея моя совершенно затекла, и я с трудом сдерживала желание почесаться, закричать, заплакать и броситься прочь. Послышались щелчки зажигалок, и комната наполнилась сигаретным дымом. Из-под дивана я видела, как Серрано то закидывал ногу на ногу, то возвращал на пол, немец же, напротив, почти не шевелился. Я старалась справиться со своим страхом и принять наиболее удобное положение, чтобы неосторожным движением не выдать себя. Из своего укрытия мне почти ничего не было видно. Единственное, что оставалось в такой ситуации, — слушать их разговор. Раз уж мне ничего не удалось выяснить, проделав глупый трюк с пудреницей, то, возможно, хоть таким образом узнаю что-нибудь интересное для журналиста. В любом случае так мне было легче вынести мучительное ожидание. Они говорили об установках и трансляциях, о кораблях и самолетах, о золоте, немецких марках, песетах и банковских счетах. О подписании документов, сроках, поставках и выполнении обязательств, о каких-то фирмах и портах, о союзничестве и противовесе. В разговоре с немцем, которого, как выяснилось, звали Йоханнес Бернхардт, Серрано то и дело ссылался на Франко, когда хотел настоять на чем-либо или отклонить какие-то условия. И хотя мне не хватало знаний для понимания подоплеки, я чувствовала, что собеседники одинаково заинтересованы в успешном завершении переговоров. И в конце концов соглашение было достигнуто. Обо всем договорившись, они поднялись и скрепили свою сделку рукопожатием. Я увидела ноги, направившиеся к выходу: немец, играя роль хозяина, шел чуть позади, пропуская Серрано вперед. Уже почти у самой двери Бернхардт осведомился: — Вы поговорите об этом с Бейгбедером или предпочитаете, чтобы это сделал я? Серрано ответил не сразу, я слышала, как сначала он зажег сигарету — трудно сказать, какую по счету. — Вы считаете, в этом есть необходимость? — спросил он, выдохнув дым после первой затяжки. — Установки будут размещены в испанском протекторате, так что, полагаю, верховный комиссар должен об этом знать. — В таком случае предоставьте это мне. Каудильо сам поставит его в известность. А что касается условий нашего договора, лучше не разглашать подробностей. Пусть это останется между нами, — добавил он, выключая свет. Через несколько минут, решив, что прошло достаточно времени, чтобы они успели выйти из здания, я осторожно поднялась с пола. От их присутствия в комнате остался лишь сильный запах табака и полная окурков пепельница. Однако мне по-прежнему приходилось быть настороже. Поправив юбку и жакет, я на цыпочках подошла к двери, все еще боясь выйти в коридор. Но не успела я дотронуться до ручки, как вдруг заметила, что кто-то поворачивает ее с противоположной стороны. Я стремительно отскочила и изо всех сил прижалась к стене, словно пытаясь с ней слиться. Дверь резко распахнулась, едва не ударив меня по лицу, и в следующую же секунду зажегся свет. Я не могла видеть вошедшего, но слышала его голос. — И где же растяпа оставил свой чертов портсигар? — сквозь зубы процедил этот человек. И я поняла, что это всего лишь солдат, посланный за вещью, оставленной Серрано или Бернхардтом. Через несколько секунд в комнате вновь стало темно и тихо, но я уже не могла собрать достаточно смелости, чтобы заставить себя выйти в коридор. И предпочла выбраться через окно, как мне однажды уже приходилось делать. Вернувшись в сад, я, к своему удивлению, застала Маркуса Логана за оживленной беседой с Бейгбедером и хотела ретироваться, но было уже поздно: верховный комиссар заметил меня и знаком попросил подойти. Я приблизилась, стараясь справиться с волнением, все еще не покидавшим меня после всего пережитого. — Так, значит, вы и есть та прекрасная модистка, с которой дружит моя Розалинда, — произнес Бейгбедер, встретив меня улыбкой. В одной руке он держал сигару, а другой приобнял меня за плечи, словно я была его старой приятельницей. — Я рад, что наконец познакомился с вами, дорогая. К сожалению, наша Розалинда сегодня не очень хорошо себя чувствует и не смогла к нам присоединиться. — Что с ней случилось? Бейгбедер взмахнул в воздухе рукой с сигарой. — Проблемы с кишечником. С ней бывает такое, когда она перенервничает, а в последнее время мы слишком много хлопотали в связи с приемом высокого гостя, так что у бедняжки не было ни минуты покоя. Он жестом попросил нас с Маркусом приблизиться и доверительно произнес: — Слава Богу, куньядисимо завтра уезжает — боюсь, дольше мы бы не выдержали. После этого признания Бейгбедер звонко расхохотался, и мы последовали его примеру. — Что ж, дорогие мои, мне нужно идти, — сказал он, посмотрев на часы. — Очень приятно с вами общаться, но, увы, долг зовет: сейчас начнутся гимны, речи и прочие протокольные формальности — в общем, самое скучное. Сира, когда сможете, навестите Розалинду: она будет вам рада. И вы, Логан, заходите к ней в гости, ее развлечет общение с соотечественником. Может, нам удастся поужинать вчетвером, когда все наконец успокоится. God save the king![61] — воскликнул Бейгбедер на прощание, театрально подняв руку, и, не сказав больше ни слова, зашагал прочь. Мы несколько секунд молчали, глядя на его удалявшуюся спину и не переставая удивляться странностям этого человека. — Я искал вас почти час — где вы пропадали? — спросил наконец журналист, все еще не отрывая взгляда от верховного комиссара. — Занималась тем, о чем вы меня попросили. — Значит, вам удалось выяснить, что немцы разглядывали вместе с Серрано Суньером? — Ничего важного. Какие-то семейные фотографии. — Что ж, не повезло. Мы говорили, не глядя друг на друга, а продолжая наблюдать за уходящим Бейгбедером. — Но мне удалось узнать кое-какую информацию, которая, возможно, вас заинтересует, — объявила я. — Что вы имеете в виду? — Некоторые соглашения. — Насчет чего? — Насчет антенн, — объяснила я. — Трех больших антенн. Высотой сто метров, системы «Электра-зонне». Немцы хотят разместить их в протекторате для обнаружения самолетов и кораблей в зоне Гибралтарского пролива, чтобы противостоять англичанам. Они договорились о строительстве станций у руин Тамуда, в нескольких километрах отсюда. В обмен на согласие Франко националисты получат крупный кредит от немецкого правительства. Все это планируют осуществить через компанию «Хисма», возглавляемую Йоханнесом Бернхардтом, который и договаривался с Серрано. Бейгбедера, однако, предпочитают держать в неведении и не посвящать в это дело. — Му goodness[62], — пробормотал Логан. — Как вам удалось это выяснить? Мы по-прежнему не смотрели друг на друга, следя взглядом за верховным комиссаром, который, отвечая на приветствия, направлялся к украшенной трибуне, где в тот момент устанавливали микрофон. — Я случайно оказалась в комнате, где состоялись эти переговоры. — Они говорили в вашем присутствии?! — изумленно воскликнул журналист. — Они меня не видели. Это довольно длинная история, я расскажу ее как-нибудь в другой раз. — Хорошо. И еще один вопрос: они называли какие-то даты? Микрофон издал громкий и неприятный треск, и послышался голос: «Проверка, проверка». — Все детали уже готовы и находятся в порту Гамбурга. Как только будет получено согласие Каудильо, их доставят в Сеуту и приступят к строительству. В этот момент мы увидели, как полковник легко взобрался на подмостки и жестом пригласил Серрано присоединиться. Он держался уверенно и с улыбкой приветствовал гостей. Я, в свою очередь, тоже решила задать Логану пару вопросов: — Как вы считаете, Бейгбедеру следует знать, что затевается за его спиной? Мне стоит рассказать обо всем Розалинде? Журналист задумался, по-прежнему не отрывая взгляда от двух людей, которым бурно аплодировали собравшиеся. — Думаю, да, ему следовало бы это узнать. Только, мне кажется, будет лучше, если он получит информацию не через вас и сеньору Фокс — это может вас скомпрометировать. Положитесь на меня и ничего не говорите своей подруге, я найду способ сообщить обо всем верховному комиссару. Логан замолчал на несколько секунд, словно еще раз обдумывая все услышанное. — Знаете что, Сира? — наконец повернулся он ко мне. — Не представляю, как вам это удалось, но вы раздобыли потрясающую информацию, я и не рассчитывал узнать нечто подобное на этом приеме. Даже не ведаю, как вас благодарить…