Я ничего не ответила. Это был человек, следовавший за мной по пятам в последние дни. Тот самый человек, который пять лет назад ушел из моей жизни, приняв то, что я полюбила другого: тогда он исчез в тумане вместе с печатной машинкой, одетый в такой же плащ, какой носил и сейчас. Игнасио Монтес, мой первый жених, вновь объявившийся в моей жизни. — Я смотрю, у тебя все великолепно, Сирита, — добавил он, поднимаясь и направляясь ко мне. — Что ты здесь делаешь, Игнасио? — в конце концов прошептала я. На мне все еще было пальто, и вода, стекая с него, образовала на полу лужицы, но я по-прежнему стояла не шелохнувшись. — Пришел, чтобы встретиться с тобой, — ответил он. — Иди высушись и переоденься, нам нужно поговорить. Он улыбался, и его улыбка не предвещала ничего хорошего. Внезапно я осознала, что от двери меня отделяет всего несколько метров: я могла броситься прочь, сбежать по лестнице, прыгая через три ступеньки, выскочить на улицу и попытаться скрыться. Однако тотчас отбросила эту мысль, понимая, что не следует действовать безрассудно, не узнав сначала, в чем дело, поэтому просто подошла к нему и посмотрела в лицо. — Чего ты хочешь, Игнасио? Как ты сюда попал, зачем пришел, почему ты за мной следишь? — Не все сразу, Сира, не все сразу. Задавай вопросы по одному, не нужно так нервничать. Но сначала, если не возражаешь, мне бы хотелось, устроиться поудобнее. Знаешь, я немного устал. Вчера ты заставила меня провести бессонную ночь. Не нальешь мне чего-нибудь выпить? — Ты раньше не пил, — заметила я, стараясь сохранять спокойствие. Смех Игнасио, холодный, как лезвия моих ножниц, прорезал зал из конца в конец. — Какая у тебя прекрасная память. После всех интересных событий, которые, не сомневаюсь, произошли с тобой за последние годы, ты до сих пор помнишь такие мелочи — просто невероятно! Да, возможно, это казалось невероятным, но я действительно помнила. Не только это, но и многое другое. Наши бесконечные вечерние прогулки, танцы во время ночных гуляний. Его оптимизм и нежность, наши планы в те времена, когда я была простой бедной портнихой, собиравшейся замуж за человека, чье присутствие наполняло сейчас мое сердце тревогой и страхом. — Что ты будешь пить? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал невозмутимо и не выдал моего волнения. — Виски. Коньяк. Что угодно — то, что ты предлагаешь обычно другим гостям. Я налила ему коньяк, остававшийся на дне бутылки, не допитой прошлым вечером Бейгбедером. Вновь повернувшись к Игнасио, я обратила внимание на его костюм — серый и неприметный, он был сшит из довольно дорогой ткани и неплохо скроен, но вышел явно не из тех ателье, где одевались люди, окружавшие меня в последнее время. Я поставила бокал на столик перед Игнасио и вдруг заметила лежавшую там коробку конфет из «Эмбасси», завернутую в серебристую бумагу и изящно перевязанную розовой лентой. — Какой-то поклонник прислал тебе презент, — сказал он, касаясь коробки кончиками пальцев. Я промолчала. Дыхание перехватило, и я не могла произнести ни звука. Я знала, что где-то в обертке этого неожиданного гостинца находится зашифрованное сообщение от Хиллгарта: сообщение, которое должна прочитать только я. Я села поодаль, в углу дивана, все еще скованная и в насквозь промокшей одежде. Сделав вид, будто конфеты нисколько меня не интересуют, я молча смотрела на Игнасио, убирая с лица мокрые пряди волос. Он был такой же худой, как прежде, но лицо его изменилось. На висках появились первые проблески седины, хотя ему было немногим за тридцать. Под глазами залегли темные круги, в углах рта образовались складки. У него было усталое лицо человека, не избалованного покоем. — Да, Сира, сколько времени прошло… — Пять лет, — бросила я. — А теперь скажи наконец, зачем ты пришел. — По нескольким причинам, — ответил Игнасио. — Но прежде чем начать разговор, думаю, тебе стоит переодеться. И принеси мне свои документы. Спрашивать их у тебя на выходе из кинотеатра показалось мне невежливым, учитывая твое теперешнее положение. — А почему я должна показывать тебе документы? — Потому что, насколько я слышал, ты теперь гражданка Марокко. — А тебе какое до этого дело? У тебя нет права вмешиваться в мою жизнь. — Кто тебе сказал, что нет? — Нас с тобой давно ничто не связывает. Я уже другой человек, Игнасио, у меня нет ничего общего ни с тобой, ни с кем бы то ни было из моего прошлого. За эти годы в моей жизни произошло много всего, и я совсем не та, какой была раньше. — Мы все уже не те, какими были, Сира. Никто не мог остаться прежним после войны, которую мы пережили. Между нами повисло молчание. В голове, как встревоженные чайки, закружили, сталкиваясь друг с другом, тысячи не подчинявшихся воле воспоминаний. Передо мной сидел мужчина, который мог стать отцом моих детей, добрый и честный человек, когда-то обожавший меня и получивший взамен кинжал в сердце. Этот человек способен превратиться в самый страшный кошмар: возможно, все эти годы в его душе жила обида и злость, и теперь он готов на что угодно, лишь бы заставить меня заплатить за предательство. Например, выдать полиции, обвинив, что я не та, за кого себя выдаю, и раскопать давние обвинения против меня, мои старые долги. — Где ты был во время войны? — спросила я, с трудом преодолевая страх. — В Саламанке. Поехал туда на несколько дней проведать маму, и в это время началось восстание. Я присоединился к националистам — у меня не было другого выхода. А ты? — Я жила в Тетуане, — не задумываясь ответила я. Возможно, не стоило говорить так откровенно, но было уже поздно поворачивать назад. Как ни странно, мой ответ обрадовал Игнасио. Его губы тронула слабая улыбка. — Понятно, — тихо произнес он. — Понятно, теперь все сложилось. — Что сложилось? — То, что мне требовалось о тебе знать. — Тебе ничего не нужно обо мне знать, Игнасио. Единственное, что тебе нужно, — это забыть меня и оставить в покое. — Я не могу, — твердо произнес он. Я не стала спрашивать почему: побоялась, что он попросит объяснений, начнет упрекать за предательство и причиненные страдания. Или еще того хуже: он мог сказать, что все еще меня любит, и умолять вернуться. — Ты должен уйти, Игнасио, должен выкинуть меня из головы. — Не могу, дорогая, — повторил он, на этот раз несколько язвительно. — Я был бы рад никогда не вспоминать о женщине, разбившей мое сердце, но, увы, это невозможно. Я работаю в Главном управлении безопасности министерства внутренних дел. Моя обязанность — следить за иностранцами, приезжающими в нашу страну, в особенности за теми, кто намеревается жить в Мадриде постоянно. И ты — одна из этих людей. К тому же заслуживающая повышенного внимания. Я не знала, смеяться мне или плакать. — Чего ты хочешь? — спросила я, вновь обретя дар речи. — Документы, — потребовал Игнасио. — Паспорт и сопроводительные таможенные бумаги на вещи, привезенные из-за границы. Но сначала переоденься. Он говорил холодно и уверенно, по-деловому. И совсем не походил на того Игнасио, нежного и по-детски простодушного, чей образ хранила моя память. — Ты можешь показать мне удостоверение? — тихо спросила я. Я чувствовала, что он не лгал, но мне нужно было выиграть время, чтобы прийти в себя. Игнасио вытащил из внутреннего кармана пиджака бумажник, ловко раскрыл его одной рукой и привычным жестом продемонстрировал удостоверение. Там действительно была его фотография, имя, должность и название упомянутой им организации. — Подожди минуту, — пробормотала я. Войдя в свою комнату, я торопливо сняла с вешалки в шкафу белую блузку и синюю юбку, после чего выдвинула ящик с нижним бельем. Мои пальцы коснулись писем Бейгбедера, спрятанных под сложенными комбинациями. Я заколебалась, не зная, что делать: оставить их там, где они лежали, или срочно перепрятать в более надежное место. Глаза быстро скользнули по комнате: на шкаф, под матрас? Или за зеркало на туалетном столике? Или в коробку с туфлями? — Побыстрее, пожалуйста, — донесся из зала голос Игнасио. Я засунула письма подальше, хорошенько спрятала под бельем и решительно задвинула ящик. Не имело смысла перепрятывать: в любом месте их можно найти или не найти, это вопрос исключительно везения. Я переоделась, достала документы из прикроватной тумбочки и вернулась в зал. — Харис Агорик, — медленно прочитал Игнасио, когда я вручила ему паспорт. — Место рождения — Танжер, место проживания — Танжер. Дата рождения та же, что у Сиры Кироги, — надо же, какое совпадение. Я ничего не ответила. Почувствовала внезапно подступившую тошноту и с огромным трудом подавила ее. — Можно узнать, с чем связана эта перемена гражданства? Ситуация, в которой я оказалась, была совершенно неожиданной: такого поворота событий я не предусмотрела, и Хиллгарт, разумеется, тоже. Мне пришлось на ходу придумывать правдоподобную версию. — У меня украли паспорт, и я не могла восстановить его, поскольку в Испании шла война. Один хороший друг похлопотал, чтобы я получила марокканское гражданство и у меня не было проблем с документами. Это не фальшивый паспорт, можешь проверить. — Я уже это сделал. А имя? — Мне посоветовали сменить его, чтобы оно походило на восточное. — Харис Агорик — разве это арабское имя? — Это на тарифите, наречии рифов, — солгала я, проявив лингвистические познания, полученные благодаря Бейгбедеру. Игнасио несколько секунд хранил молчание, не сводя с меня глаз. Живот скрутило, но я изо всех сил старалась не выдать свою нервозность, бросившись в туалет. — Я хотел бы знать, какова цель твоего пребывания в Мадриде, — потребовал Игнасио. — Я здесь работаю. Шью, как и раньше, — ответила я. — Это мое ателье. — Покажи мне его. Мы прошли с Игнасио в соседний зал, и я молча продемонстрировала ему рулоны тканей, модели костюмов и модные журналы. Затем провела его по коридору, открывая двери в комнаты. Безупречно чистые примерочные. Туалет для клиенток. Мастерская, полная обрезков тканей, выкроек и манекенов с наполовину готовыми заказами. Гладильная с дожидавшимися своей очереди вещами. Кладовка. Мы с Игнасио шли рядом, как в прежние времена во время наших прогулок. Мне вспомнилось, что тогда он был выше почти на голову, а теперь разница между нами казалась меньше. И виной тому были не издержки памяти: когда я была обычной швеей в ателье, а он — безработным служащим, я почти не носила каблуки, а сейчас, пять лет спустя, туфли делали меня выше на полголовы. — А что там, в глубине? — спросил Игнасио. — Моя спальня, две ванные и четыре комнаты: две из них — для гостей, а две другие пустуют. Еще там есть столовая, кухня и комната для прислуги, — без запинки перечислила я. — Я хочу посмотреть все это. — Зачем? — Я не обязан давать тебе объяснения. — Хорошо, — пробормотала я.