Шесть месяцев назад Я удивлена тем, как сильно делает больно письмо, потому что это очень много. Не то чтобы я ожидала, что меня это обрадует. Это общепризнанный факт, что услышать, что вашему проекту отказано в финансировании, так же приятно, как плюхнуться в унитаз. Но отказы — это хлеб с маслом всех академических путешествий, и с момента начала моей докторской диссертации у меня их было примерно двенадцатьсот фантастических миллиардов. За последние пять лет мне отказывали в публикациях, выступлениях на конференциях, стипендиях, грантах, членстве. Мне даже не удалось попасть в программу неограниченного потребления напитков в Bruegger's — катастрофическая неудача, учитывая мою любовь к чаю со льдом. Хорошо то, что чем больше отказов вы получаете, тем легче их проглотить. То, что заставляло меня бить подушки и замышлять убийство в первый год моей докторской диссертации, почти не беспокоило меня в последний. Журнал 'Прогресс в аэрокосмических науках' сказал, что моя диссертация недостойна украшать их страницы? Отлично. Национальный научный фонд отказался спонсировать мои постдокторские исследования? Хорошо. Мара настаивает на том, что Rice Krispies Treats, которые я приготовила на ее день рождения, на вкус как туалетная бумага? Эх. Я выживу. Но этот конкретный отказ глубоко ранит. Потому что мне очень, очень нужны деньги на грант для того, что я планирую сделать. Большая часть финансирования НАСА привязана к конкретным проектам, но каждый год выделяются свободные средства, которые обычно достаются молодым ученым, предлагающим идеи исследований, которые кажутся достойными изучения. И моя, я думаю, вполне достойна. Я проработала в НАСА более шести месяцев. Почти все из них я провела в Норвегии, в лучшем на Земле аналоге Марса, по колено погрузившись в интенсивную полевую работу, тестирование оборудования, отбор проб. Последние пару недель, с момента возвращения в Хьюстон, я занимала свое место в команде A & PE, и это было очень, очень здорово. Йен был прав: лучшая команда на свете. Но. Каждый перерыв. Каждую свободную секунду. Каждые выходные. Каждый клочок времени, который я могла найти, я концентрировалась на доработке предложения для своего проекта, веря, что это чертовски отличная идея. И теперь это предложение было отклонено. Это похоже на удар ножом сантоку. — Что — то случилось? — спрашивает Карл, мой сосед по кабинету, сидя за столом. — У тебя такой вид, будто ты сейчас заплачешь. Или, может быть, выбросить что — то из окна, не могу сказать. Я не удосуживаюсь взглянуть на него. — Я еще не решила, но буду держать тебя в курсе. — Я смотрю на монитор своего компьютера, просматривая письма с отзывами от внутренних рецензентов. Как мы все знаем, в начале 2010 года марсоход Spirit застрял в песчаной ловушке, не смог переориентировать свои солнечные батареи на солнце и замерз насмерть из — за нехватки энергии. Нечто подобное произошло восемь лет спустя с Opportunity, который впал в спячку, когда водоворот заблокировал солнечный свет и не позволил ему зарядить свои батареи. Очевидно, что риск потери контроля над роверами из — за экстремальных погодных явлений высок. Чтобы решить эту проблему, доктор Арройо разработала перспективную внутреннюю систему, которая с меньшей вероятностью выйдет из строя в случае непредсказуемых метеорологических ситуаций. Она предлагает построить модель и проверить ее эффективность во время следующей экспедиции на Арктическом аналоге Марса на Шпицбергене (АМАСЕ). Проект доктора Арройо — блестящее дополнение к текущему реестру НАСА, и он должен быть одобрен для дальнейшего изучения. Биография доктора Арройо впечатляет, и она накопила достаточно опыта для выполнения предложенной работы. В случае успеха, это предложение сделает нечто критически важное для программы НАСА по исследованию космоса: уменьшит вероятность возникновения неисправностей, связанных с низким энергопотреблением, неисправностей часов миссии и неисправностей таймера потери энергии в будущих миссиях по исследованию Марса. Вот в чем проблема: отзывы… положительные. В подавляющем большинстве положительные. Даже от толпы ученых, которые, как я хорошо знаю, питаются быть злыми и язвительными. Наука не кажется проблемой, отношение к миссии НАСА есть, мое резюме достаточно хорошее, и… все не сходится. Вот почему я не собираюсь сидеть здесь и терпеть это дерьмо. Я захлопываю ноутбук, агрессивно встаю из — за стола и выхожу из кабинета. — Ханна? Куда ты… Я игнорирую Карла и иду по коридорам, пока не нахожу нужный мне кабинет. — Войдите, — говорит голос после моего стука. Я познакомилась с доктором Мерелом, потому что он был моим непосредственным начальником в АМАСЕ, и он… странный, честно говоря. Очень жесткий. В НАСА полно амбициозных людей, но он, кажется, почти одержим результатами, публикациями, той наукой, которая вызывает большой резонанс. Поначалу я не была его поклонником, но должна признать, что как руководитель он меня только поддерживал. Именно он отобрал меня для участия в экспедиции, и именно он побудил меня подать заявку на финансирование, когда я обратилась к нему с идеей проекта. — Ханна. Как приятно тебя видеть. — У вас есть минутка для разговора? — Ему, наверное, около сорока, но в нем есть что — то от старой школы. Может быть, свитер — жилет или тот факт, что он буквально единственный человек, которого я встретила в НАСА и который не называет его по имени. Он снимает очки в металлической оправе, кладет их на свой стол, затем сгибает пальцы, чтобы окинуть меня долгим взглядом. — Это по поводу твоего предложения, не так ли? Он не предлагает мне сесть, и я не сажусь. Но я закрываю за собой дверь. Я прислоняюсь плечом к дверной раме и скрещиваю руки на груди, надеясь, что мои слова не звучат так, как я себя чувствую, то есть убийственно. — Я только что получила письмо с отказом, и мне интересно, есть ли у вас какие — нибудь… соображения. В рецензии не было отмечено областей, требующих улучшения, так что… — Я бы не стал об этом беспокоиться, — пренебрежительно говорит он. Я хмурюсь. — Что вы имеете в виду? — Это несущественно. — Я… Правда? — Да. Конечно, было бы удобно, если бы эти средства были в твоем распоряжении, но я уже обсудил это с двумя моими коллегами, которые согласны с тем, что твоя работа заслуживает внимания. Они распоряжаются другими средствами, на которые Флойд не сможет наложить вето, так что… — Флойд? — Я подняла палец. Должно быть, я ослышалась. — Подождите, вы сказали Флойд? Йен Флойд? — Я пытаюсь вспомнить, слышала ли я о других Флойдах, работающих здесь. Это распространенная фамилия, но… Лицо Мерела мало что скрывает. Очевидно, что он имел в виду Йена, и очевидно, что он не должен был говорить о нем, все равно облажался, сделав это, и теперь у него нет выбора, кроме как объяснить мне, на что он намекал. У меня нет ни малейшего желания спускать его с крючка. — Это, конечно, конфиденциально, — говорит он после недолгого колебания. — Хорошо, — поспешно соглашаюсь я. — Процесс рассмотрения должен оставаться анонимным. Флойд не должен знать. — Он не узнает, — лгу я. У меня нет никакого плана на данный момент, но часть меня уже знает, что я лгу. Я не из тех, кто не вступает в конфронтацию. — Очень хорошо. — Мерел кивает. — Флойд был частью комитета, который рассматривал заявление, и именно он решил наложить вето на проект. Он… что? Он что? Не может быть. — Это звучит неправильно. Йен даже не здесь, в Хьюстоне. — Я знаю это, потому что через пару дней после возвращения из Норвегии я отправилась на его поиски. Нашла его в справочнике НАСА, купила чашку кофе и чай в кафетерии, потом пошла к нему в офис, имея лишь смутные представления о том, что я скажу, почти не нервничая, и… Я нашла его запертым. — Он в JPL, — сказал мне кто — то с южноафриканским акцентом, когда заметил, что я бездельничаю в коридоре. — О. Хорошо. — Я повернулась. Сделала два шага в сторону. Затем повернулась обратно, чтобы спросить: — Когда он вернется? — Трудно сказать. Он был там месяц или около того, чтобы поработать над инструментом выборки для Serendipity. — Понятно. — Я поблагодарила женщину и на этот раз ушел по — настоящему. С тех пор прошло чуть больше недели, и я побывала в его офисе… в нескольких случаях. Я даже не знаю, зачем. Да это и не важно, потому что дверь каждый раз была закрыта. Вот откуда я это знаю: — Йен в JPL. Его здесь нет. — Ты ошибаешься, — говорит Мерел. — Он вернулся. Я напрягаюсь. — С какого момента? — Этого я не могу сказать, но он присутствовал, когда комитет собрался, чтобы обсудить твое предложение. И, как я уже сказал, именно он наложил на него вето. Это невозможно. Нонсенс. — Вы уверены, что это был он? Мерел бросает на меня раздраженный взгляд, и я сглатываю, чувствуя себя странно… незащищенной, стоя в этом кабинете, когда мне говорят, что Йен — Йен? Неужели? Это причина, по которой я не получила финансирование. Это похоже на ложь. Но стал бы Мерел лгать? Он слишком прямолинеен для этого. Я сомневаюсь, что у него хватит воображения. — Он может это сделать? Наложить вето на проект, который в остальном хорошо принят? — Учитывая его положение и стаж, да. — Но почему? Он вздыхает. — Это может быть что угодно. Возможно, он ревнует к блестящему предложению, или он предпочел бы, чтобы финансирование получил кто — то другой. Я слышал, некоторые из его близких коллег подали заявки. — Пауза. — Что — то, что он сказал, заставило меня заподозрить, что… — Что? — Что он не верит, что ты способна выполнить эту работу. Я напряглась. — Простите? — Кажется, он не нашел недостатков в предложении. Но он говорил о твоей роли в нем в менее лестных тонах. Конечно, я попыталась оттолкнуть его. Я закрываю глаза, меня внезапно тошнит. Я не могу поверить, что Йен мог так поступить. Я не могу поверить, что он может быть таким предательским, жалким мудаком. Может быть, мы не близкие друзья, но после нашей последней встречи я думала, что он… Я не знаю. Я понятия не имею. Я думаю, может быть, у меня были какие — то надежды, но это быстро положило им конец. — Я собираюсь подать апелляцию. — Для этого нет причин, Ханна. — Есть много причин. Если Йен считает, что я недостаточно хороша, несмотря на мое резюме, я… — Ты его знаешь? — Мерел прерывает меня. — Что? — Я хотел спросить, знаете ли вы друг друга? — Нет. Нет, я… — Как — то раз я набросилась на его ногу. Это было фантастично. — Едва ли. Просто мимоходом. — Понятно. Мне было просто любопытно. Это объясняет, почему он был так решительно настроен отклонить проект. Я никогда не видел его таким… непреклонным, чтобы предложение не было принято. — Он машет рукой, как будто это не важно. — Но тебе не стоит беспокоиться об этом, потому что я уже обеспечил альтернативное финансирование для проекта. Ох. Вот этого я не ожидала. — Альтернативное финансирование? — Я связался с несколькими руководителями команд, которые были мне обязаны. Я спросил их, есть ли у них излишки бюджета, которые они могли бы направить на проект, и мне удалось собрать достаточно средств, чтобы отправить тебя обратно в Норвегию. Я наполовину задыхаюсь, наполовину смеюсь. — Правда? — Правда. — На следующем АМАСЕ?