Прозекторская находилась в самом конце лаборатории, со столом, расположенным отдельно: как будто от буквы Т с очень длинным стволом отделили крышку и поставили чуть поодаль. Проходя в сторону прозекторской, Абель машинально кивал некоторым из экспонатов коллекции Себаса. Сквозь опалесцирующую жидкость на него равнодушно смотрели разные глаза: с круглыми зрачками, с вертикальными, вообще без зрачков, полностью черные или затянутые белесыми бельмами. Даан, как и практически все во Втором децернате, этих взглядов откровенно боялся и много раз доверительно говорил Абелю, мол, ему кажется, что экспонаты в коллекции Себаса на самом деле до сих пор живые — если, конечно, понятие «живой» можно было применять в отношении хоть кого-нибудь из этих экспонатов. Абель понимающе хмыкал и ничего не говорил в ответ. Были экспонаты живыми или нет, его волновало мало. Главное, что они молчали и не создавали никаких проблем лично Абелю. Работа Себаса была в самом разгаре. Абель еще от двери услышал визг пилы, вскрывающей грудную клетку, и порадовался, что успел как раз вовремя. Подойдя, он проверил диктофон, стоящий на столике возле кюветы с инструментами, выпачканными красным и бурым. Иногда Себас увлекался настолько, что забывал вовремя заносить в протокол результаты вскрытия. Нет, потом-то он восстанавливал весь процесс с точностью до мелочей, но это все равно было нарушением. А нарушения могли иметь нехорошие последствия даже для такого гения, каким был старший криминалист Второго децерната. Впрочем, пока что последствий удавалось избегать. «Магия!» — говорил по этому поводу Даан и вроде бы даже был серьезен, хотя и знал, что магических (как и антимагических) способностей у Себастьяна ван Бека не было совершенно никаких. Сам Себас объяснял это привычкой к систематизации и точному тайм-менеджменту, которая позволяла ему восстановить последовательность своих действий за любое время и любой день. Объяснения эти слышал только Абель во время их чаепитий в лаборатории, с остальными двойками Себас разговаривал крайне редко и крайне неохотно. Точнее, практически вообще не разговаривал — не потому что не хотел, просто они скользили мимо его сознания, не производя достаточного впечатления для того, чтобы вступать с ними в дискуссию. И все-таки Себас был человеком. Особенным, не похожим ни на кого, обладающим целым набором странных и иногда пугающих качеств, но совершенно точно человеком. И это, в глазах Абеля, было его основным и главным достоинством. Визг пилы сменился хрустом открываемой грудной клетки. — Легкие чистые, без патологических изменений, — раздался монотонный голос Себаса. — Внутренние органы выглядят здоровыми, но находятся в такой же крайней степени истощения, что и все тело. Абель негромко вздохнул. Про истощение Маттиас не сказал ему ни слова, но то, что он с такой уверенностью приписал тело к жертвам маньяка, заставляло думать, что все типичные признаки наличествовали в полном объеме. Найденные тела походили на узников концлагерей времен Великой войны: высохшие, без капли жировой прослойки, с истонченными мышцами. Как будто они умирали от голода, хотя абсолютно всех жертв видели живыми, здоровыми и полными сил самое позднее за сутки до смерти. — Желудок и кишечник содержат незначительные количества пищи. Себас отвернулся от тела, увидел Абеля, кивнул ему и потянулся к столику с пробирками. Часть из них уже была занята образцами, которые он, видимо, успел взять до прихода Абеля. Потом все они будут подвергнуты тщательнейшим экспертизам, но уже сейчас можно было с уверенностью утверждать, что, как и во всех предыдущих случаях, никаких результатов эти экспертизы не дадут. Абель прошел вдоль стены прозекторской к дальнему столу, отгороженному от всего остального помещения ширмой. За этим столом они обычно и пили чай, когда Абель сбегал от многочисленных отчетов, бумаг, шумного напарника, раздражающих подчиненных и прочих вещей, составляющих рабочие будни комиссара Второго децерната. Абель занимал эту должность всего несколько месяцев, а ему казалось, что так он работал всю жизнь. Хотя он и до этого не упускал случая сбежать в прохладную тишину Себасова царства. Чайник оказался холодным. Абель разочарованно вздохнул и, стараясь быть как можно тише, высморкался. Себас продолжал потрошить тело, сопровождая каждое свое действие скрупулезным описанием, и стоило постараться, чтобы в записи не оказалось посторонних шумов. К тому, что именно Себас вещал, Абель особо не прислушивался — если Себас найдет что-то, что отличает этот труп от всех предыдущих и может стать зацепкой к личности убийцы, он непременно это обозначит и предоставит отчет в трех экземплярах. Самые важные места в котором будут выделены красным, чтобы начальство уж точно не упустило их из виду. Об умственных способностях всех окружающих его людей Себас был не самого лучшего мнения, и комиссары не составляли исключения. Грохнула входная дверь. Абель выскочил из-за шторки и поднял обе руки, пока Даан — кроме него, так бесцеремонно ворваться в отдел криминалистики не мог никто — не заговорил и не испортил с таким трудом соблюдаемую чистоту записи. Даан, как ни странно, говорить не стал. Молча подошел, косясь на коллекцию Себаса, встал рядом с Абелем и так же молча дождался, пока Себас закончит. На удивление, Даану хватило терпения даже на то, чтобы не сразу же после выключения диктофона срываться в расспросы, а подождать, пока Себас накроет тело простыней и отойдет к умывальнику в углу. — Есть что-нибудь, Себ? — спросил Даан. Себас стягивал перчатки и молчал. Абель вздохнул и повторил: — Что нашел? Себас не игнорировал Даана — то есть, не делал этого специально. Возможно, он даже слышал его и всех остальных, просто реагировал на них в такой манере, которая была похожа на игнор. С Абелем это почему-то не работало. — Женщина, возраст около двадцати пяти лет, — монотонно сказал Себас, включая воду и пробуя ее пальцами. — Картина смерти аналогична предыдущим убийствам. Травм, заболеваний, следов магического дара не выявлено. — А вот это очень странно, — сказал Даан и, забывшись, оперся рукой на стол. Пробирки угрожающе задребезжали. Даан продолжал, не обращая внимания: — Убита Джоанн Хиршем, медсестра из полицейского госпиталя. Про нее известно совершенно точно, что она была магессой. Слабенькой, конечно, но была. Абель аккуратно убрал его руку от стола и нахмурился. — Себас, ты уверен в том, что?.. — он не договорил. Себас пожал плечами, вычищая щеточкой из-под ногтей одному ему заметную грязь. — Магикограмма отрицательная. Тест Лофьера-Судзуки тоже не дал результатов. Не знаю, что было при жизни, но после смерти магии в ней осталось примерно столько же, сколько во мне. — Не было, блядь, печали, — пробормотал Даан, отлипая от стола. Абель был с ним совершенно согласен. — Отчет жду в обычное время, — рассеянно сказал Даан. — Спасибо, Себ. Себас ничего не ответил, ополаскивая руки под краном, но в этот раз Абель не стал повторять за напарником — реакции от Себаса не требовалось, а слова Даана по поводу отчета были не более чем формальностью. — Надо поднимать данные по остальным трупам, — Даан потер лоб и устремился к выходу. Абель кинул тоскливый взгляд на ширму, за которой скрывался недосягаемый теперь чайник, и поплелся за ним следом. С конца февраля таких трупов накопилось уже семь — Джоанн Хиршем стала как раз седьмой жертвой. И, как оказалось, все убитые при жизни обладали магическим даром: совсем слабеньким, практически не используемым в быту или на работе. Даже Джоанн, хотя и работала в полицейском госпитале, то есть том месте, куда без магических способностей попасть было практически невозможно, была магессой лишь постольку поскольку. Ее возможности ограничивались умением останавливать кровотечение и совсем немного ускорять регенерацию тканей — поэтому Джоанн ассистировала на операциях и заведовала реабилитацией. И все же даже такой слабенький дар можно было обнаружить и после смерти — можно было обнаружить, но обнаружен он не был. Дело начинало приобретать еще более неприятный оборот. Спустя три дня после того, как было найдено тело Джоанн Хиршем, Второй децернат, и так последние полтора месяца напоминавший разворошенный пчелиный улей, окончательно встал на уши. Выяснившееся наличие у жертв магического дара заставило полицейских снова поднять отброшенную было версию о том, что убитых связывало что-то общее. С одной стороны, это радовало, потому что давало шанс найти эту связь и через нее выйти на убийцу. С другой — означало, что полицейским придется буквально под лупой изучить биографию и жизнь всех семерых, начиная с рождения и заканчивая последними посещенными местами. Работы предстояло крайне много. И Даан не придумал ничего лучше, кроме как переселиться в здание децерната окончательно. На раскладушку в углу кабинета комиссаров. Узнав об этом, Абель пришел в ярость. Он наорал на Даана — тот только глазами хлопал, словно был не тридцатипятилетним комиссаром, а мальчишкой, застуканным на месте шалости — и вылетел из кабинета, с грохотом захлопнув за собой дверь и едва не столкнувшись лбами с нарисовавшимся откуда-то Леджервудом. — Как у вас уютно, — радостно сказал оборотень, придержав Абеля за локоть. — Чувствую себя прям как в родном децернате. — Я тоже рад тебя видеть, — ответил Абель гораздо менее веселым голосом. — Чего надо? — И гостеприимные вы такие, — радости в голосе Леджервуда не уменьшилось ни на гран, и Абель невольно поморщился. — Я вам интуристов привел. Абель посмотрел ему за спину и увидел в конце коридора пятерых чужаков, с интересом прислушивающихся к их разговору. — Каких еще… — начал Абель и вспомнил. — А, ну да, Инспектор предупреждал, что нагрянут коллеги из Херцланда. У нас тут просто дурдом с этими трупами. — Ага, я знаю, — Марк сочувственно покивал. — Наши младшие маги уже третью неделю поодиночке не ходят. Боятся, что на вашего маньяка наткнутся. Абель рассеянно покивал, достал из кармана пустую пачку из-под салфеток, повертел в руках и сунул обратно. — Даан в кабинете, — шмыгнув носом, сказал он. — Веди, знакомь, пусть он кратко введет их в курс дела, а я присоединюсь минут через пятнадцать. Абель обменялся рукопожатиями со всеми чужаками — Леджервуд голосом хорошо вышколенного метрдотеля представил их по очереди, но Абель вычленил имя только главного: Штефан Реннинг. Ну, во всяком случае, этот высокий темноволосый человек в слишком легком даже для весеннего Маардама белом пальто именно главным и выглядел. Абель коротко извинился и быстрым шагом вышел на улицу. Возвращаться в кабинет вместе с ними и видеть обиженную рожу Даана у него не было сейчас ни сил, ни желания. Курить он не стал, просто побродил возле парковки, медленно, осторожно вдыхая и выдыхая через нос. В голове прояснилось, хотя это вряд ли за счет свежего весеннего воздуха — ни свежести, ни весенних запахов Абель не чувствовал давно и прочно. Хоть проси кого-нибудь из знакомых магов приложить каким-нибудь заклинанием, чтобы насморк прошел. Магов, к сожалению, рядом не было, поэтому, послонявшись туда и сюда, Абель вернулся в здание. Постоял у двери кабинета, раздраженно сминая в кармане все ту же пустую пачку, и вошел. Первым, что бросилось ему в глаза, были носки Даана, аккуратно развешанные по спинке стула. Стул был его, Абеля. И стоял спинкой к двери, выдвинутый со своего обычного места — что само по себе уже тянуло на причину для промывания мозгов. Носки делали эту причину настолько грандиозной, что Абель просто молча прошел к стулу, снял их и сунул в карман. — Только не сморкайся в них, — жалобно сказал Даан. — Я их только-только постирал. Абель мрачно посмотрел на него, обещая взглядом кары небесные и ему, и его носкам, и вообще всем вокруг, может быть, включая даже коллег из Херцланда, которые взирали на происходящее с хорошо скрываемым недоумением. Леджервуд, напротив, откровенно веселился. — Это, Штефан, старинная маардамская традиция, — широко улыбаясь, сказал он. — Вам не понять. Реннинг понимающе покивал. Абель посмотрел на его нашивки, вспоминая все, что знал о знаках различия в херцландской униформе. Маг. Как звучит само звание, Абель не смог бы вспомнить даже под угрозой расстрела, но в нижнеземельной классификации ему соответствовала бы первая, или даже высшая категория. Важную птицу занесло в их уютный городок. Как будто без этого проблем было мало. — Ладно, ладно, — быстро сказал Даан. — Абель, господа желали бы побеседовать с тобой как со свидетелем. Абель коротко кивнул, не спрашивая, свидетелем чего. О взрыве, который устроили ведьмы, как и вообще обо всем, что тогда происходило, вспоминать не хотелось, но причины такой необходимости он понимал прекрасно. — На самом деле для беседы будет достаточно троих: меня, Томаша и Петра, — сказал Реннинг. — У Эрика и Агаты здесь немного другие дела. И я был бы очень благодарен, мейстер Кристенсен, если бы отвезли их к мейстеру… — он запнулся, высоко вскинув брови. — Кристенсену, — закончил за него Абель. — Да, глава вампиров в нашем городе и комиссар Кристенсен — однофамильцы.