– На что только не способны женщины. Она не играла, а передавала информацию. У властей не получается контролировать игровые форумы. Слишком уж много серверов в разных далеких странах, и вдобавок защищенных надежными брандмауэрами. Игроков сотни тысяч, за всеми в реальном времени не проследишь. Но мне кажется, что Дарья была еще хитрее, не удивлюсь, если она пользовалась какой-то платформой для выхода в даркнет. «Опель» прибыл на место назначения. Михаил вышел из машины и, обойдя ее, открыл дверь со стороны Дженис раньше, чем та успела это сделать сама. – Что не так с моей шапкой? – поинтересовался он, направляясь ко входу в дом. – Она страшная, – ответила Дженис. – Только не говорите, что вам ее подарила жена. – Нет, я сам ее купил. – Если она вам ничего не сказала, значит, она очень вас любила. Михаил закатил глаза. Дженис напоминала ему Дарью – не внешне, а своей прямотой, – и это грело ему душу. Через пару минут они прошли в комнату, в которой Дженис провела эту ночь – как раз рядом со старой приставкой, даже не подумав, что с помощью ее она сможет связаться с «Группой». Включив ее, она зашла на игровую платформу, зарегистрировалась и выбрала никнейм, который узнают ее друзья. Кодить с помощью джойстика оказалось не так просто, ей пришлось сделать несколько попыток, прежде чем у нее начало получаться. Освоившись, она вошла в даркнет и отправила сообщение. В ожидании ответа она попросила Михаила сварить ей кофе и заодно сделать бутерброд или что-то другое – не важно что, лишь бы было съедобно. Сгодится даже шоколадка. Она со вчерашнего дня ничего не ела и с трудом сдержалась, чтобы не сказать, что умирает с голоду. Прошло двадцать минут. Дженис не сводила глаз с экрана, с аппетитом пожирая сыр и салат, который Михаил заправил как настоящий повар. Домосед, да еще и галантный, Дарье определенно с ним повезло, подумала она. Но если бы такой мужчина попался ей, она бы не знала, что с ним делать. Наконец экран замигал. – Ты добралась? – спросила Екатерина. – Кто-нибудь из вас получил адрес стадиона? – ответила Дженис вопросом на вопрос. Екатерина догадалась, что она имеет в виду изолятор на Окрестина. – Нет. Матео и Витю это нервирует, да и не только их. Время идет, матч скоро начнется, – сообщила она. – Касса уже должна была нам его прислать. – Думаю, что поняла, почему они не отпечатали входные билеты, и это плохой знак. Доступ к интернету только у наблюдательной вышки, а гардероб и другие территории подключены к другой сети. – Интранет? – Похоже на то. – Фак! – воскликнула Екатерина. – Точно. И я не могу придумать, как добраться до концентратора. Что очень прискорбно, ведь, учитывая его возраст, с ним можно было бы расправиться за считаные минуты. – Я скажу остальным, нужно найти выход. Мы так близко к цели, мы не должны проиграть, – продолжила Екатерина. – Только не из-за такой глупости. – Да уж, глупость, а еще глупее то, что мы это обнаружили так поздно. Но кто мог подумать, что подобные штуки еще существуют? А теперь послушай меня внимательно. Характер проблемы такой, что вы ничего не можете сделать… в отличие от меня. – Почему? Что ты предлагаешь? – Действовать со стадиона. – Да, но для этого нужно выполнить два условия: первое – нужно связаться с игроком, который уже там, а второе – этот игрок должен быть компетентным. В такие сжатые сроки это было бы чудом. – Вот именно. – Что вот именно? – встревожилась Екатерина. – Я уже там… – Что ты несешь? – Я снова выйду на связь по этому каналу около восьми вечера, – сообщила Дженис и отключилась. Она выключила приставку и пошла в гостиную. – Вам удалось связаться с друзьями, все в порядке? – спросил Михаил. – Лучше не бывает, – решительно сказала она. – А теперь нам нужно кое-что сделать, чтобы революция состоялась. Для начала добыть защищенный телефон, о котором вы говорили. Надеюсь, он небольшой. – А что еще? – Как думаете, смогу я позвонить своему адвокату из бюро по правам человека? Глава 18 Минск «Опель» ехал в бюро по правам человека. По дороге Дженис хранила молчание. – До этого вы не были такой задумчивой, – сказал Михаил, отрывая ее от размышлений. – Вытащить Николая из изолятора на Окрестина, помочь ему добраться до границы с Литвой, а его жене – вернуться в страну под контролем диктатора, сделать так, чтобы в нужный момент народ взбунтовался и собрался в Минске… Мне есть с чего быть задумчивой, вам так не кажется? – Думаете, у нас есть шанс на успех? Дженис ничего не ответила. Михаил встревоженно посмотрел на нее. – Смотрите на дорогу, пожалуйста. Думаете, я бы оказалась здесь, рядом с вами, если бы не верила в успех? – Просто я сомневаюсь. Зато Дарья была в нем уверена на сто процентов. – Может быть, ее предал кто-то из друзей? – Нет, – с несокрушимым спокойствием ответил Михаил. – Власти пытаются заставить нас сомневаться в каждом, даже в наших близких… Но я эту отраву пить не стану. Коллеги Дарьи, к которым мы едем, все до одного примкнули к оппозиции и расплачиваются за это каждый день. Их преследует милиция и налоговая, вызывают в отделение из-за мелких нарушений, чаще всего несуществующих. Антон – с ним вы сейчас познакомитесь – каждую неделю получал штраф за проезд на красный свет – на светофоре, которого нет. – Тогда как КГБ узнал, что она собирается опубликовать материал о Николае? – Она долго была у них на прицеле. Они ведут войну на истощение, убивают журналистов только ради того, чтобы запугать противников режима и подавить волю к сопротивлению. Задайте мне лучше другой вопрос, который вас беспокоит больше. Не могла ли Дарья проговориться и поставить под угрозу наши планы? Если бы такое произошло, милиция уже начала бы задерживать людей. Михаил заглушил двигатель перед зданием, в котором располагалось бюро по защите прав человека. – Ведите себя благоразумно, я на вас рассчитываю, – попросил Михаил, толкая входную дверь. На потолке моргала одна люминесцентная лампа, а другая уже отдала богу душу, и лифт в глубине холла наполовину был погружен во мрак. – Благоразумно? – переспросила Дженис, пока кабина, поскрипывая, ползла на четвертый этаж. – Все сейчас на взводе, обстановка напряженная, они пошли мне навстречу, разрешив вас сюда привезти, так что не спрашивайте ни о чем, вот и все. Когда они вошли, все в помещении замолчали. Мебель семидесятых как нельзя лучше сочеталась с сотрудниками бюро по правам человека, будто бы вышедшим из одного из шпионских фильмов о холодной войне. На мгновение оторвавшись от работы, они снова вернулись к записям или экранам. Мужчина лет пятидесяти – тот самый Антон – встал и двинулся к ним. На нем был твидовый пиджак, не заправленная в штаны мятая рубашка и поношенные ботинки. Его лицо – лицо скромного интеллигентного человека – показалось Дженис весьма привлекательным; спокойное выражение сразу располагало к себе. Роскошная борода, которую он часто приглаживал круговыми движениями – что-то вроде тика, – не скрывала полные губы. Он попросил Дженис и Михаила пройти за ним в другое помещение, закрыл двери, залез в металлический шкаф, достал из него картонную коробку и выудил из нее старую «нокию». Дженис спросила, не найдется ли среди его сокровищ телефона-раскладушки. Антон порылся в коробке и нашел один экземпляр, который вполне удовлетворил журналистку. – И с этим телефоном вы рассчитываете освободить Николая? – Среди прочего. – Она ответила ему долгим взглядом. – Ясно. – Антон опять потер бороду. – Вы не боитесь говорить такие вещи вслух? – обеспокоилась Дженис. – Мы не доверяем телефонной связи, но здесь жучков нет, если вы об этом. В офисе всегда кто-то дежурит, а после обысков милиции мы проводим все необходимые проверки. Дженис промолчала. Она смотрела на Антона так пристально, что тот невольно улыбнулся. Его улыбка оказалась приятной и успокаивающей, и странным образом напомнила ей о Коллинзе. Но, в отличие от адвоката, у Антона была впечатляющая фигура и изящные длинные руки. – Дарья ничего здесь не оставила? – промямлила она. – Нет, здесь никто ничего не оставляет. Я могу еще чем-то вам помочь? – спросил Антон. Она задумалась; заинтригованные мужчины ждали. – Нет, хотя… Нет, – ответила она. – Тогда я вернусь к работе. У вас, наверное, тоже много дел, – подытожил Антон. Он протянул ей руку, затем пожал руку Михаила, и тот увлек Дженис к выходу.