Он наклонился и поцеловал меня в лоб. — Вернусь через тридцать минут. Максимум через час. Я улыбнулась и постучала по воображаемым часам на своем запястье. — Лучше поторопиться. Ты работаешь круглосуточно. Как только он ушел и в комнате воцарилась тишина, все эмоции, которые я хранила в бутылке прошлой ночью, снова выплеснулись на поверхность. Чем больше я думала о том, что мой отец планировал с Халидом, тем больше мой гнев пересиливал боль. Он тикал и тикал, как бомба в моей груди, готовая взорваться. Гора образуется только тогда, когда земля вокруг нее сотрясается. Меня уже достаточно потрясло. Теперь я была готов подняться. Я надела одну из футболок Каспиана, затем спустилась вниз и поискала свой телефон. Мне нужно было позвонить отцу и сообщить, что я скоро съеду из дома Хэмптонов, и я не могла ждать, пока он спросит меня, почему. Я понятия не имела, куда мне идти. Может быть, я могла бы остаться с Линкольном, пока не разберусь во всем. Может быть, я останусь здесь. Просто знала, что не хочу быть там. Нигде не было видно моего телефона, мысленно проследила за своими шагами, пока меня не осенило, что я оставила его в бальном зале. Я была так сосредоточена на том, чтобы сбежать от Каспиана, что не подумала о том, чтобы взять его. Черт. Двери лифта открылись как раз в тот момент, когда я направлялась к лестнице. Я обернулась и зажала нижнюю губу между зубами. — Это было быстро. Ты, должно быть, очень скучал по мне. Страх пронзил мою шею до самого позвоночника, когда он вошел в комнату. Его улыбка была широкой и злобной, а бездушные глаза держали меня на месте. Я сглотнула. — Мистер Донахью. Каспиан не сказал мне, что вы приедете. Отец Каспиана подошел ко мне, и сердце бешено заколотилось в груди. — Конечно, не сказал. Я здесь не для него. ГЛАВА 24 Каспиан Я отправил смс одному из парней Чендлера, чтобы он заехал за мной. Моей машине нельзя было доверять, не сейчас, не после звонка отца прошлой ночью. Может быть, это была уловка, чтобы вытащить меня из дома, чтобы он мог пошарить вокруг или установить жучок, или, что еще хуже, чтобы я в итоге обгорел, как наш мертвый адвокат. Я бы даже не оставил Татум там одну, если бы не заплатил охраннику внизу пятьсот долларов за то, чтобы никто, кроме меня, не переступал порог моей квартиры до моего возвращения. Пропавшие документы. Что-то в моем нутре подсказывало, что это не случайность. Отец издевался надо мной. Я просто еще не знал, как именно, но был полон решимости поймать его в его игре. Парень, которого встречал всего один раз — я был уверен, что его зовут Алек, — въехал в гараж на машине, идентичной моей. На улице на тротуарах уже толпились туристы, делающие селфи, мужчины в костюмах, разговаривающие по мобильным телефонам, и женщины в юбках-карандашах и на шпильках. Небо было голубым и чистым, движение было оживленным. Я смотрел в окно, думая о прошлой ночи и гадая о будущем, захочет ли Татум участвовать в том, что я запланировал. После того, что она узнала о своем отце, я надеялся, что она захочет. Я знал, что Татум не сломить, знал это с того момента, когда она назвала меня тупоголовым, когда я тащил ее по коридору, когда ей было шесть лет. В ней всегда была искра. Ей нужно было лишь немного трения, чтобы превратить ее в полноценное пламя. Дело не в том, что я думал, что она не сможет вынести правду, я боялся, что не смогу. Я провел большую часть своей жизни, защищая ее от тьмы и не хотел быть тем, кто разрушит ее. Я не мог смириться с мыслью, что оттолкну ее. Татум не была наивной. Просто она была одной из тех редких драгоценностей, которые предпочитали видеть в мире свет, а не тьму. Она позволила хорошему перевесить плохое. Она предпочла мир хаосу. Оптимизм вместо цинизма. Присущая ей вера в то, что мир — это хорошее место, в котором живут хорошие люди, не сделала ее слабой. Это сделало ее сильной. В конце концов, герои — настоящие герои — были не теми, кто побеждал в первом раунде. Они были теми, кто проигрывал и продолжал бороться. Моя девочка была бойцом. Она доказала это прошлой ночью. Когда рассказал ей правду о Халиде и ее отце, боль в ее глазах чуть не раздавила меня. Я знал эту боль — боль от предательства человека, который должен был любить тебя больше всех. Я чувствовал ее с тех пор, как мне было тринадцать лет. Но она не сломалась. Татум раскрылась, как цветок после дождя, и передала мне свою боль. Прямо там, на фоне тонированных окон, через которые никто не мог видеть. Я предпринимал шаги, чтобы заслужить ее доверие, целиком и полностью, с тех пор как вернулся из Европы. Давал ей правду маленькими дозами, готовясь к высшей точке. Той, ради которой она должна была быть самой сильной. Правде, которая положит конец всем правдам. Скоро. Я скоро скажу ей. — Остановись сзади и жди меня. Я ненадолго, — сказал я Алеку, когда мы добрались до офиса титульного поверенного. Администратор на ресепшене широко улыбнулась, когда я вошел в дверь. Я осмотрел офис, уже заскучав и готовый покончить с этим. В моей постели лежала обнаженная богиня и ждала, когда ее трахнут. — Каспиан Донахью. У вас должны быть кое-какие документы для меня. Она пролистала стопку папок, затем подняла один палец. — Одну секунду, мистер Донахью. — Ее улыбка не сходила с лица, когда она отодвинула стул и встала, чтобы найти то, ради чего меня сюда вызвали. Девушка вернулась меньше, чем через минуту. — Хорошие новости. Ее глаза блестели. — Ваши документы были поданы вчера. — Она перегнулась через стойку и показала мне свои сиськи. — Вам еще что-нибудь нужно? Бля? — Миссис Тэлбот. — Я оглядел комнату, читая золотые таблички на каждой двери. — Какой из них ее кабинет? Ее нарисованные брови сошлись вместе. — Миссис Тэлбот? Сердце упало на ботинки, и я хлопнул кулаком по деревянному столу. — Черт! — Я так и знал. Я выскочил за дверь и вернулся к машине. — Вернись, блядь, в мою квартиру. Сейчас же! — Я провел пальцами по волосам и откинул голову на подголовник, зажмурив глаза, молясь гребаному Богу, чтобы он еще не добрался до моей квартиры и не нашел ее. Если он тронет хоть один волос на ее гребаной голове, ему конец. Я бы убил этого ублюдка и даже не дрогнул. *** Алек высадил меня на парковке, потом я послал его за Чендлером и быть наготове. — Все в порядке? — спросил я охранника, стоявшего у лифта, который поднимался прямо в мою квартиру. Он кивнул. — Да, сэр. Никаких проблем, кроме того, что какой-то бомж пытался пробраться в фитнес — зал, чтобы принять душ. Я перестал дышать. — Какого хрена ты только что сказал? Охранник покачал головой. — О, он не пытался войти в лифт. Просто крался по фитнес-залу. Сплошные мускулы. Никаких мозгов. — Но вы вышли из лифта, чтобы вышвырнуть его? Он сглотнул, когда осознание расширило его глаза. Двери лифта открылись, и я бросился внутрь, одарив его испепеляющим взглядом, прежде чем они снова закрылись и ткнул пальцем в его сторону. — Не смей, блядь, двигаться. Потому что, если с ней что-нибудь случится, клянусь Богом, я сам тебя убью. Как только переступил порог своей квартиры, я спокойно осмотрел открытое пространство в поисках чего-нибудь необычного. Ужас прокрался внутрь и застыл в моих венах, леденя кровь и пробирая меня до костей с каждым шагом. Как я мог быть таким глупым? Я должен был взять машину и оставить Алека здесь. Я должен был заставить Татум поехать со мной, но подумал, что это ловушка. И так оно и было — только не для меня. Знал, что папа играет со мной в игры, когда мне позвонили. Моя ошибка заключалась в том, что я думал, что его игры в голове — это мелкие шарики, решил, что это еще одна бумажная волокита, которую он хотел, чтобы я преследовал, как и ту, что он начал с моим доверием. Он хотел, чтобы мое будущее болталось передо мной достаточно далеко, чтобы я мог его увидеть, но не дотянуться до него. Мне даже пришла в голову мысль, что, возможно, это была замануха. Может быть, он устроит ограбление или еще какую-нибудь хреновую уловку, чтобы попытаться напугать меня. Я был готов к этому. Я ошибался. У него были большие планы, и они касались не только меня. Внизу было пусто. Никаких следов борьбы. Ничего необычного. Не успел я подняться на верхнюю ступеньку, как зазвонил телефон. Я вытащил его из кармана и чуть не расплакался, когда на экране высветилось имя Татум. — Думал, что сказал тебе не уходить, маленькая проказница. — Да, но мы оба знаем, что я ни хрена не умею следовать указаниям. Линкольн. Не Татум. Это был голос Линкольна на другой линии.