Грин-Вуд — это четыреста акров, посвященных мертвым, с тщательно продуманными мемориалами, холмами, рощами деревьев и четырьмя озерами. Днем сюда приезжали семьями, чтобы прогуляться по тропинкам и насладиться средневековой красотой. Но ночной воздух нес в себе зловещий шепот. Сегодня ночью я знала, что моя жизнь изменится. Я просто еще не знала, как. Лирика держала меня за руку, пока мы ждали под павильоном у одного из озер. Единственным источником света для нас была луна, пробивающаяся сквозь деревья и освещающая воду. В приглашении говорилось, что никаких мобильных телефонов, никаких исключений. Кладбище сегодня было живым, если это можно сказать о кладбищах. Здесь билось сердце. Я чувствовала его, волшебное и таинственное. Среди готических мемориалов и высоких, нависающих деревьев было что-то большее… что-то мощное под поверхностью. Я уже собиралась забрать Лирику и вернуться к машине, когда мужчина в кроваво-красной мантии с капюшоном схватил меня за руку. — Какого хрена, чувак? — сказала Лирика, и он медленно повернул голову в ее сторону. Его личность была скрыта под белой маской в стиле Призрака оперы, которая закрывала только лоб, один глаз и одну сторону лица. У меня было такое чувство, что я видела его раньше, как будто должна его знать. Его рот искривился в злобной ухмылке, когда он перевел взгляд с нее на меня. — Мы ждали тебя… — Он отпустил мою руку и облизал губы. — Татум. Я взглянула на приглашение в своей руке: черный картон с изображением змеи в форме буквы О, выгравированной красными чернилами. Видела такую же эмблему раньше на столе отца, но понятия не имела, что она означает. На обратной стороне карточки было напечатано только мое имя, Татум Хантингтон, и правило, касающееся телефонов. — Сюда, — сказал он и повел нас по мощеной дорожке к памятнику, напоминавшему часовню из белого камня. Внешний вид не обманул меня. Здесь никогда не происходило ничего святого. Мы последовали за нашим проводником внутрь памятника и спустились по каменной лестнице, освещенной только горящими факелами, прикрепленными к стене. Я боролась с желанием развернуться и убежать. Мне здесь было не место. Моя фамилия позволила мне получить приглашение на это неуловимое собрание, но я не была одной из них. Никогда не была одной из них — независимо от того, как сильно мои родители пытались приучить к их образу жизни. Я не хотела прожить всю свою жизнь по какой-то нелепой схеме, созданной несколько поколений назад. Я не хотела навязывать улыбку, которая никогда не достигала моих глаз. Мне не нужна была придуманная жизнь. Мне нужна была настоящая. И все же я была здесь, загнанная в самую гущу событий либо безумием, либо любопытством, либо и тем, и другим. Чем ближе мы подходили к лестнице, тем сильнее вибрировало мое тело от предвкушения и нервное напряжение сжимало грудь. Что ждет меня по ту сторону двери? Стены гудели от грозной энергии. Опасение и волнение были двумя силами, тянущимися друг к другу. Мои нервы были настолько напряжены, что казалось, будто могу сорваться. Я даже начала считать свои вдохи, чтобы не сбиться с мысли. Снизу доносилось эхо музыки, вызывающая смесь григорианских песнопений, смешанная с ровным ритмом низких басов и электронных скрипок. Мы остановились у тяжелой деревянной двери, покрытой замысловатой резьбой, готической и небесной. Другой парень в таком же халате с капюшоном и маске указал на большую стальную чашу, наполненную красным стеклом и огнем. Пламя лизало стекло, отражаясь на потолке и стенах вокруг нас. Это напомнило о камине, который моя мать установила у нашего бассейна в прошлом году. Эта мысль должна была успокоить меня. Но это не так. Я бросила приглашение в чашу и смотрела, как оно распадается на сажу и пепел, уничтожая все свидетельства того, что оно когда-либо существовало. Второй парень открыл дверь, но поднял руку, не давая Лирик войти внутрь. — У нее нет приглашения. Я потянула ее за руку. — Она со мной. Лирика шагнула вперед, пока не оказалась лицом к лицу с парнем, открывшим дверь. — Ты знаешь, кто я, блядь, такая? Конечно, он знал. Все знали, кто она такая. Она была мятежной горячей дочерью рэп бога. Ее фамилия сделала ее печально известной, и провокационные истории в инстаграм поддерживали ее в таком состоянии. — Никто не войдет без приглашения. — Его голос был твердым. Никаких колебаний. Никаких эмоций. Никаких уступок. — Хорошо. — Я схватила Лирику за руку. — Мы пойдем. Дверной парень схватил меня за руку, его кончики пальцев впились в мою плоть до самой куртки. — Ты остаешься. — Он кивнул в сторону Лирики. — Она уходит. Отдернула руку, не обращая внимания на пульсирующую боль в месте, где были его пальцы, и сузила на него глаза. — Она идет, я иду. Парень переглянулся с гидом, который привел нас сюда, и между ними завязался негласный разговор. Наконец, парень номер два выдохнул и поднес руку к моему лицу, поймав подбородок между двумя пальцами. Он заставил меня посмотреть на него. — Я знаю, что ты новичок во всем этом, поэтому дам тебе пропуск. — Он отпустил мой подбородок. — Один пропуск, Хантингтон. Это все, что ты получишь. Никого младше шестнадцати лет никогда не приглашали на Ночь беззакония. Я понятия не имела, почему их не приглашали, просто такие правила. Два месяца назад я отпраздновала свой шестнадцатый день рождения. Сколько себя помню, эта вечеринка была темой шепота в туалете и запретных фантазий — святой Грааль. Все знали о Ночи беззакония, хотя никто не знал, что это такое на самом деле. Каждый гость был выбран вручную кем-то, кто присутствовал на вечеринке годом ранее. Я была в эйфории, когда впервые получила приглашение, но теперь жалею, что не сожгла его, прежде чем бросить в чашу. Мы прошли через дверь и вошли в Палату. Это место было загадкой. До сих пор оно было настолько фантастическим, насколько позволяло воображение. Мое воображение не имело ничего общего с реальностью. Толпа людей — некоторые из них были полностью одеты, а некоторые нет — толпилась вокруг каждого из четырех угловых баров. В воздухе витал едкий дым. Черные железные фонари освещали серые булыжные стены янтарным светом. Большие каменные арки отделяли основную площадь от более темных, скрытых в тени мест. Темные уголки моего разума зудели от желания узнать, какие вещи нужно прятать в месте, где грехам позволено свободно разгуливать. В центре всего этого находился огромный бассейн, наполненный сапфирово-синей водой. Голубой цвет воды отражался от стен и потолка, создавая ощущение подводной пещеры или потайного грота. Я наполовину ожидала увидеть самого Аида, восседающего на троне с широкой улыбкой на лице. С платформы, подвешенной в воздухе, диджей продолжал смешивать клубный бит с древними латинскими песнопениями. Da pacerne domine… (лат. Дайте хлеб Господу) Thump thumpthump (лат. Тум-тум-тум) In diebus nostris… (лат. В наши дни) Thump thumpthump (лат. Тум-тум-тум) Это снова было там, биение сердца. Оно было в музыке, в таинственном гудении, вибрирующем от стен этого склепа, в силе, наполнявшей эту комнату. Это сердцебиение смешалось с моим и заставило почувствовать себя живее, чем когда-либо. Дрожь пробежала по моему позвоночнику, несмотря на то, что было середина июня. Мое внимание привлекло то, что светловолосая девушка сидела, раскинув руки, на вершине большого валуна, а парень с черными волосами зарылся лицом между ее бедер. Другая девушка, брюнетка, затянулась косяком, затем наклонилась и прижалась ртом к рту блондинки. Щеки блондинки порозовели, когда она вдохнула, затем брюнетка схватила ее за загривок и притянула к себе для поцелуя. Эти же девушки, вероятно, заработали миллионы, воздействуя на подростков своей работой на канале Disney. Поэтому об этом никто не говорил. По какой-то причине эта сцена завлекла меня. Она заманила более глубокие части, те части, которые были в спячке в темноте, но теперь пробудились к жизни. Никого не волновали рамки этикета. Здесь не было границ, которые можно было бы пересечь, потому что границ не существовало. Может быть, я действительно принадлежу этому месту. Я взглянула на Лирик, когда она достала мобильный телефон из своих черных кожаных леггинсов и сделала снимок. Брюки были настолько узкими, что мне даже не хотелось думать о том, где она прячет эту штуку. — Ты сейчас издеваешься надо мной? — Мой взгляд сузился на нее. — Эти люди — не твой отец. Ты не должна намеренно выводить их из себя. Она закатила глаза и засунула телефон обратно в пояс брюк, затем еще на дюйм ниже. Фу. — Остынь, Ти. Это было одно селфи. — Она перекинула свои длинные светлые волосы через одно плечо. — Я не собираюсь им делиться. Я подняла мизинец в воздух. Лирика вечно фотографировала вещи и места, которые ей не следовало фотографировать. Она сказала, что шантаж — мощное оружие. Я сказала, что ей не нужно оружие, если она никогда не вступает в драку. Она вздохнула, когда я расширила глаза и ткнула мизинцем ей в лицо. Нехотя, откинув волосы на плечо, как дерзкая сучка, которой она и была, и обхватила мизинец, заставив меня ухмыльнуться. Затем она выдернула мою руку и потащила меня сквозь толпу. — Нам нужна выпивка. Да. Напитки. Во множественном числе. Никогда не была пьяна раньше, но я полностью согласилась. В конце концов, это была Ночь беззакония. Кто-то схватил меня сзади за волосы, заставив остановиться. — Боже мой, они такие мягкие, — ворковал мне на ухо ее голос. Я обернулась и увидела девушку, которую никогда раньше не видела, которая гладила мои волосы по лицу. Ее черты освещало разноцветное ожерелье из светящихся палочек, которое она носила. Лирика потянула меня за руку, больно дернув меня и волосы от моей новой поклонницы. — Ей нравятся мои волосы, — крикнула я ей, потирая кожу головы. Она оглянулась через плечо. — Она катится. Ей все нравится. Роллинг. Любовный наркотик. Я слышала, как Линкольн говорил о том, каково это. Неудивительно, что девушка отрывалась на моих волосах. Лирика пихалась и толкалась, прокладывая путь по бетонному полу к другой стороне комнаты. А была ли это комната? Я слышала истории о парне, который был похоронен здесь. Легенда гласила, что он устраивал самые изощренные и развратные вечеринки, которые когда-либо видел Нью-Йорк. Список гостей составлялся исключительно для элиты и держался в строжайшем секрете. В те времена, когда разврат был эквивалентом греха, посещение этих вечеринок было настоящим скандалом. До того, как гробница была полностью построена, когда она представляла собой лишь бетонную плиту на грунтовой расчистке, он устраивал здесь такие же вечеринки как праздник жизни перед смертью. Где-то по пути, кто-то решил принять его наследие и продолжить вечеринку. Я свернула в сторону, чтобы не столкнуться с высоким парнем со светлыми волосами, который сгорбился над грудью девушки. — Подождите, это… Лирика посмотрела на меня через плечо. — Джейк Райан сдувает снег с сисек Женевы? Да. Так вот как он справляется с этими ночными игровыми сессиями. У Джейка была рекордная аудитория на YouTube благодаря его онлайн-видеопотокам. Чем больше я смотрела, тем больше завидовала их свободе. Мой мир всегда был связан обязательствами, но теперь мне было любопытно, чертовски любопытно. Теперь я хотела чувствовать. Я была так увлечена сценой позади, что не заметила, что Лирика перестала ходить и отпустила мою руку. — Полегче, Хелен Келлер. Смотри, куда идешь, — сказала она, когда столкнулась с ней. — Из-за тебя я чуть не пролила наши напитки. — Она протянула мне прозрачный пластиковый стаканчик, наполненный ярко-синим… чем-то. Барная стойка перед ней была заставлена такими же стаканчиками, как этот, без ограничений, на любой вкус. Парень за стойкой наполнял стаканчики так же быстро, как они исчезали. Я взяла напиток, но не отрывала взгляда от своей груди. Моя грудь переливалась через черный корсет без рукавов, который я носила под своей любимой кожаной курткой того же цвета. У меня было декольте, конечно. Не была чашечкой А, но и не была благословенной, не то, что Женева. Мои сиськи никогда бы не сочли пригодными для снега. Я также никогда не выиграю Грэмми благодаря золотым голосовым связкам, как она, но меня больше расстраивала моя грудь. Я обхватила свободной рукой одну из своих грудей и вздохнула. Лирика положила одну руку поверх моей и сжала мою грудь. — Ты идеальна. Твои сиськи идеальны. Тебе не нужен какой-то чувак с дурной привычкой и жадными ноздрями, чтобы сказать тебе это. Вот почему она была моей лучшей подругой. Она знала, о чем я думаю, и мне не нужно было говорить ни слова. Через две секунды она схватила лимонную дольку из миски на барной стойке и засунула ее мне в декольте. Прежде чем я успела остановить, она наклонилась и положила его в рот, не спеша всасывая кисловатый сок. Кайл Бланкеншип подошел в тот момент, когда Лирика вытащила лимон из моего декольте. Он был без мантии и маски, но мой разум сразу же уловил связь. Кайл был тем парнем в капюшоне, который привел нас из павильона ко входу в Палату. Его глаза выдавали его. — Ни хрена себе. Это было чертовски горячо. Черт, Татум. Я не знал, что тебе нравятся девчонки, — сказал он. — Нет. Его взгляд перескочил на Лирику, которая обхватила лимон полными губами, а в ее глазах появился мятежный блеск. — Значит, Лирик нравятся девчонки?