— Лиама Бейли? Может быть такое? — Она показывает ей фотографию Лиама и Лекси в саду паба «Лебедь и утки». — Смотрите, — говорит она. — Они друзья. Я этого не знала. Так что, возможно, она находилась в его квартире, а не в своей, когда это увидела. Я просто думаю… — Она умолкает, потому что на самом деле не знает, что думать. — Я просто подумала: если бы вы поговорили с детективом, может, вы бы упомянули об этом? На тот случай, если они сами не додумались. Хотя я уверена, что додумались. Должны были додуматься. Ким снова кивает. — Почему кто-то так поступает со мной? — спрашивает она. Софи вздрагивает от ее резкого голоса. — Почему кто-то не говорит мне всего, что знает? Почему они такие жестокие? И эта девушка, эта Мими. Она явно разговаривала с кем-то в деревне. Это единственный способ узнать, что здесь происходит. Значит, это тот человек, что оставляет улики. И это полная бессмыслица. Как такое может быть, что половина людей, которые были там той ночью, растворились в воздухе, а вторая половина все еще здесь и по какой-то неизвестной причине ведет нас всех по гребаной садовой дорожке. Она почти срывается на крик, и женщина за стойкой бросает на них взгляд. — У тебя все нормально, Ким? — кричит она. Ким кивает и вздыхает. — Да, все нормально, — говорит она. — Все нормально. — Она берет телефон и кладет его в сумочку. — Я поговорю с Домом про видео. Посмотрю, что еще он может мне сказать. — Дом? — Детектив. — А-а-а, — улыбается Софи. — Настоящий детектив. Ким тоже улыбается. — Да. Настоящий детектив, — говорит она и добавляет: — Мне очень стыдно, но я не читаю книг. Если честно, я не прочла ни одной после девятнадцати лет. Еще до того, как родилась Таллула. В противном случае я бы спросила, как называются ваши книги. Но я бы все равно о них не слышала. Софи думает, а не рассказать ли Ким про отрывок из своей собственной книги, которую кто-то, похоже, копирует; книги, с которой Лиам Бейли вчера домой пришел к ней домой, постукивая корешком по ладони, — жест, который теперь ей кажется смутно зловещим, — но затем решает не делать этого. Это откровение лишит ее беспристрастности, а беспристрастность, как ей кажется, — это ключик к доверию Ким. — Нет, — отвечает Софи с обнадеживающей улыбкой. — Нет. Вероятно, нет. — 41 – Май 2017 года Скарлетт направляется навстречу Таллуле от корпуса факультета изящных искусств. Она прижимает к груди маленькое портфолио и выглядит так, будто ей поручена некая важная миссия. Таллула поворачивается и прыгает в тень, но, увы, слишком поздно, Скарлетт ее заметила. Она шагает к ней, хватает ее за руку и осторожно тянет на дорожку за корпусом факультета. — Ну? — спрашивает Скарлетт, и ее глаза широко раскрыты от отчаяния. — Ты это сделала? Тебе это удалось? Что случилось? С тобой все в порядке? Таллула смотрит на свои ноги. За корпусом прохладно и сыро, асфальтированная дорожка зеленая от плесени и мха. — Со мной все в порядке, — говорит она. — Я работаю над этим. Я знаю, что я делаю. Скарлетт недоверчиво смотрит на нее. — О боже, — говорит она. — Ты струсила? Черт возьми, Таллула. Что случилось? — Я просто… я не знаю. То есть я сказала ему, что хочу расстаться. Я сказала ему, что не хочу больше с ним жить, не хочу никуда переезжать, не хочу быть с ним, и я думала, что он наорет на меня. Но он этого не сделал. Он… — Она вздрагивает при воспоминании. — Он просто взял ребенка на руки и держал его вот так, прямо перед лицом, и сказал, что никуда не собирается уходить. И это было похоже на угрозу. Ну, ты понимаешь? Как будто если я заставлю его уйти, он сделает Ною больно. И поэтому я просто прекратила этот разговор, не хотела на него давить. А потом прошлой ночью… — Она шумно втягивает в себя воздух. — Я должна была пойти в паб, и он расплакался, сказал, что боялся, что Ной не его и как сильно он его любит, и поэтому я не пошла в паб, я осталась, и мы просто проговорили с ним всю ночь. Ну, ты знаешь? Мы выпили вина и просто говорили, как будто не разговаривали сто лет. И я сказала ему, что я чувствую и что я больше не хочу быть с ним в паре, но я хочу воспитать Ноя вместе с ним, и он, похоже, очень хорошо это воспринял. — Значит, он съезжает? Таллула неловко переминается с ноги на ногу. — Нет. Во всяком случае, пока нет. Он говорит, что собирается купить квартиру, даже если мы там не будем жить, чтобы ему было где жить самостоятельно и куда он сможет брать Ноя. Потому что он совершенно не хочет возвращаться к своей матери, и, честно говоря, я его не виню, потому что его мать противная тетка, а папаша полный подонок, поэтому я сказала, что пока у него нет своей крыши над головой, он может остаться. — Остаться… в твоей постели? — Ну да. Но это ерунда. Мы просто положим посередине подушку. Не вижу в этом ничего страшного. Ведь мы вместе с четырнадцати лет. Можно сказать, знали друг друга еще детьми. И это ненадолго. Он уже скопил денег. Это не продлится больше нескольких недель. — А как насчет ваших послеобеденных утех в среду? Ты сохранишь с ним отношения?.. — Нет, — с вызовом говорит Таллула. — Нет. Этого больше не будет. Лишь чисто платонические отношения. Чисто родительские. Еще несколько недель. А потом он уйдет. — А потом? Таллула вопросительно смотрит на нее. — Что потом? Когда он уйдет? Мы с тобой? Мы сможем?.. Таллула вздыхает. — Я не могу просто взять и во что-то прыгнуть. А ты по-прежнему натуралка, или кто ты там на самом деле. Все еще трахаешься с парнями. У меня есть ребенок, о котором нужно заботиться, и если я собираюсь связать себя с тобой отношениями, это должно быть серьезно. Но я не думаю, что ты на это способна. Честное слово, не думаю. Она видит, как Скарлетт вздрагивает при этих словах, но быстро берет себя в руки. — Ты права, — говорит она. — Права. Я идиотка. Я всегда была идиоткой. Но я могу измениться. — Она говорит это нарочито обиженным голосом, что вызывает у Таллулы улыбку, но тут же становится серьезной и кладет руку на плечо Таллулы. — Я дура набитая, Лула, но я могу попробовать измениться. Шутки в сторону. То есть мне почти двадцать. Я больше не ребенок. Я не ребенок. Ты дашь мне еще один шанс? Пожалуйста? При звуке голосов, приближающихся к началу тропы, Таллула отстраняется от ее прикосновения. Когда же голоса замолкают и люди уходят, она вновь поворачивается к Скарлетт. — Не знаю, — говорит она. — Я не могу ясно думать. Пока что мне нужно разобраться с Заком. Я должна убрать его из дома и вернуть себе мою жизнь. Тогда я смогу разобраться с собственной головой. Но сейчас я не могу этого сделать. Честное слово, не могу. Извини. Скарлетт кивает. — Конечно, — говорит она. — Я понимаю. Это справедливо. Но я буду ждать тебя. Клянусь. Я буду для тебя как монахиня. Я буду для тебя как десять монахинь. Серьезно, Лула, только не позволяй ему манипулировать тобой. Договорились? Не дай ему обманом вынудить тебя остаться с ним. Потому что он наверняка попробует. — Клянусь, он этого не сделает. Я могу сказать. Он это серьезно. Скарлетт с прищуром скептически смотрит на Таллулу. — Клянусь. Скарлетт кивает, всего один раз, кончиками пальцев правой руки касается щеки Таллулы, затем поворачивается и уходит, оставляя ее стоять одну. Ее прикосновение оставляет после себя на коже Таллулы румянец безымянного страха. — 42 – Сентябрь 2018 года — Привет, Дом. Это я, — говорит Ким. — Хочу спросить, вы успели посмотреть ссылку, которую я вам отправила, на эту девушку на ютубе? — Нет, — отвечает он. — Еще нет. Извините. Я сейчас посмотрю на нее и перезвоню вам. Но у нас есть неплохие подвижки. Наконец-то мы разыскали Мартина Жака, отца Скарлетт. Или, по крайней мере, у нас есть его личный помощник, который постоянно говорит, что он свяжется с нами, но дела держат его в Абу-Даби. Мы все еще пытаемся найти остальных членов семьи. Они были на Гернси, но, похоже, пару недель их никто не видел. Но, Ким, я прошу, поверьте мне. Мы делаем все, что в наших силах. Что-то происходит. Дело движется. Да, в некоторых случаях чересчур медленно, я согласен. Но в наши дни, когда правительство урезало все, что только можно, чтобы что-то сделать, требуется уйма времени, а в случае «холодных дел» и того больше… Когда кости уже ледяные, думает Ким. Когда кровь засохла накрепко. Когда уже поздно кого-то спасать. — Я изо всех сил пытаюсь сдвинуть расследование с мертвой точки, Ким. Я только этим и занимаюсь. Это все, о чем я думаю. Клянусь. Она слышит в его голосе досаду и разочарование и чувствует, как они отражаются в ее собственной душе. Она проглатывает их и говорит: — Да. Конечно, Дом. Я знаю. Можете не объяснять. Просто я так… — Да, — говорит Дом. — Да. Я знаю. В этих словах она чувствует некий жар, рожденный энергией отчаяния, утраты, разочарования и ложной надежды, но и близостью, что возникла между ними двумя, когда все остальное отпало от них, и тем, что их объединяет. Она вздыхает. — Спасибо, Дом. Спасибо за все, что вы делаете. — Рад вам помочь, Ким. Всегда. Он заканчивает разговор, и Ким пару секунд стоит, глядя в окно кухни на деревья в конце сада. Она думает о тощей грустной девушке, работающей на камеру в какой-то комнате, девушке, которая что-то знает о том, что сейчас происходит в «Мейпол-Хаусе». А затем ясно, как будто наяву, вспоминает тот жаркий июньский полдень, когда она шла в «Темное место», струйку пота по своей спине, Райана, качающего Ноя в его коляске, капли воды из бассейна на плече Скарлетт, как они сливаются и падают, красивого сына хозяйки с упаковкой пива в руке, хрупкую мать в белом сарафане, то, как Скарлетт отказывалась посмотреть ей в глаза, и, наконец, то, как она произнесла имя ее дочери. Лула. Во всех остальных отношениях она была холодной и отстраненной, но когда она произнесла имя Таллулы, ее голос прозвучал хрипло и тяжело, как будто это имя что-то для нее значило. Она думает о той ночи, которую Таллула, по ее словам, якобы провела у Хлои, потому что Хлоя якобы склонялась к самоубийству, и вновь задается вопросом, где она была. Ким вспоминает все те воскресные утра, когда Зак играл в футбол, а Таллула брала свой велосипед и отправлялась кататься по окружающей местности. Она думает о том, как всякий раз дочь возвращалась, сияя улыбкой и румянцем, и выглядела полной загадок и тайн. Она даже помнит, как однажды спросила Таллулу: «Куда ты на самом деле ездишь на велосипеде? Когда ты возвращаешься, у тебя такой вид, будто ты только что побывала в неком волшебном месте». И Таллула улыбнулась и сказала: — Просто каталась по сельским дорогам, где нет пробок. Это великолепно. — А ты делаешь остановки? — спросила она. — Чтобы посмотреть и исследовать местность?